Кошмары станции «Мартышкино»

Роньшин Валерий Михайлович

Ля повторила, но Тимыч снова не понял.

— Перезвони! — крикнул он. — Тебя плохо слышно!

…шай трубку, — донесся до Тимыча обрывок фразы.

Чего?!

Не вешай трубку, — расслышал он. — Я не смогу тебе перезвонить.

А откуда ты звонишь?!

Из послезавтра!

На сей раз Тимыч хоть и ясно услышал, но не въехал.

— Откуда?! — переспросил он.

— Из послезавтра, — четко донеслось до него, потому что треск прекратился.

Из какого еще послезавтра? Слушай, я… — начал Тимыч.

Нет, это ты послушай, — перебила его Ля. — Связь может оборваться

в любую секунду.

Но…

Подожди! Дай мне сказать… — Голос Ля звучал отчетливо. — Мой велик попал в завихрение времени, и меня вместе с ним перебросило в послезавтра.

— Какое еще завихрение времени?!

Ты…

Ля вновь перебила:

— Тима, сейчас не обо мне речь, а о тебе. Тебе угрожает опасность.

Опасность?

Да, смертельная! Тебя здесь нет, понимаешь?! Нет!

Где — здесь?

В двенадцатом мая.

В каком двенадцатом мая?

Ну у тебя сейчас — что?

В смысле?

Число какое?!

Число?!

Ох, ну ты и тормоз! — посетовала Ля. — На календаре у тебя какое число?!

Десятое.

А у меня двенадцатое. Я для тебя — в послезавтра. А ты для меня — в позавчера.

Фигня какая-то…

Нет, не фигня. Твое завтра — для меня вчера. Поэтому я и знаю, что тебя нет. — А где же я?

Дррррррр… задребезжало в трубке.

… адбище, — донеслось сквозь дребезжание.

Что-что?!

… на кладбище.

Что — «на кладбище»?

Ты лежишь на кладбище. Я там была.

Где — там?

Да на кладбище, блин! Когда ты, наконец, врубишься!

На каком еще кладбище?!

На Мартышкином! [3] Справа от входа твоя… дрррррррррррр дребезжало все сильнее и сильнее.

— Что — моя? — закричал Тимыч.

— Мо-ги-ла, — по слогам прокричала Ля.

ТЫРРР… ФЫРРР… БЫРРР… — уже прямо-таки грохотало в трубке.

Если ты не изменишь свою судьбу, — прорывался сквозь грохот голос Ля, — …то тебя … бьют… Ты понял?!

3

Мартышкино кладбище в Санкт-Петербурге названо в честь Савелия Мартышкина, художника-передвижника, похороненного на этом кладбище.

Не понял! Повтори!

…бьют…

Бьют?..

Дане — бьют, а… ют…

— Что-что?

ТЫРРР… ФЫРРР… БЫРРР…

…убьют, — вдруг прозвучало четко.

Кого убьют?! бя!.. бя!.. бя!.. — эхом донеслось до Тимыча.

«Что за „бя“?»— в недоумении подумал Тимыч и тут же сообразил: «Тебя! Тебя! Тебя!» — вот что кричала ему Ля.

ПИ-ПИ-ПИ… пошли короткие гудки.

Тимыч изложил трубку. Постоял у телефона, надеясь, что Ля еще позвонит.

Но телефон молчал.

А Тимыч думал.

Подумать ему было о чем. В последнее время с ним явно творилось что-то странное, чего он ни понять не мог, ни, тем более, объяснить. Вначале он превращается в таракана и бабушка спускает его в унитаз, затем вся эта фигня с Ля и ее взбесившимся велосипедом, после этого дурак Разгильдяев со своей дурацкой пословицей: «Утром молодец, а к вечеру мертвец». А теперь еще и звонок Ля из послезавтра…

«А из

послезавтра ли»? — засомневался Тимыч. Может, Ля как-нибудь загипнотизировала Тимыча, а ему показалось, что она упала на велике с крыши?.. Но зачем ей это надо? Да мало ли зачем. В сущности, ведь он совсем ее не знает. Видел всего один раз в жизни… Ну а с превращением в таракана как же? Это не гипноз, потому что воспоминания об этом были у Тимыча ДО ТОГО, как к нему пришла Ля.

Короче, все было очень-очень странно.

«Ну хорошо, — продолжал размышлять Тимыч, — допустим, Ля вместе с велосипедом и вправду попала в какое-то завихрение времени и перенеслась в послезавтра». Здесь тоже полным-полно нестыковок. Почему мать Ля сказала, что у нее нет никакой дочери? И почему Тимыч не помнит, что с ним было после падения Ля с крыши? Не мог же он, в самом деле, преспокойненько лечь спать. Выходит, Ля не падала с крыши, а все-таки его загипнотизировала. А с превращением в таракана как же?.. Уф! Заколдованный круг какой-то.

Словом, Тимычу было понятно только то, что ему ничего не понятно.

Стряхнув с себя задумчивость, Тимыч бросил взгляд на часы. И обнаружил новую странность. Он-то считал, что еще и восьми нет, а между тем было уже полтретьего. А может, часы врут?.. Тимыч позвонил в справку точного времени.

— Четырнадцать часов тридцать минут, — ответил автоответчик.

Та-а-к, замечательно, ко всему прочему он еще и школу проспал. А сегодня, как назло, математика с этой дурой Аннапалной. Уж она-то точно стуканет классной, что Тимыча не было на уроке. Впрочем, возможно, и не стуканет, сегодня ж был разбор контрольных — а у Тимыча за контрошу наверняка пятак, потому что он все до последнего примера списал у Алки Митрофановой — круглой отличницы… «Нет, все равно стуканет классной», — вздохнул Тимыч и вдруг вспомнил, что классная велела всему классу принести завтра в школу свидетельства о рождении. А у Тимыча свидетельство — на квартире родителей. Так что придется ехать.

И Тимыч поехал.

По дороге он старался вообще ни о чем не думать. «Надо отдохнуть от мыслей, — сказал себе Тимыч. — Может, тогда и все странности сами собой исчезнут».

Но странности не только не исчезли, напротив — их стало еще больше.

Когда Тимыч пришел домой, он не нашел там ни матери, ни отца, ни бабушки, ни тройни. Причем коляска была на месте. «Куда ж они подевались? — недоумевал Тимыч. — Пошли гулять? А почему без коляски?»

Тимыч решил и об этом не думать.

Открыв нижний ящик письменного стола, он принялся искать свое свидетельство о рождении, перебирая всевозможные документы: свидетельство о браке родителей, университетский диплом отца, паспорт матери… ага, вот и его свидетельство.

И тут Тимыч чуть в осадок не выпал. Потому что это было свидетельство не о рождении, а… о смерти.

Тимыч глазам своим не верил, читая и перечитывая бумажку. Получалось, что он уже три года как мертвый, «о чем в книге регистрации актов о смерти», — читал обалдевший Тимыч, — «произведена запись за № 3241». Местом Тимычевой смерти был город Санкт-Петербург, похоронен был Тимыч на Мартышкином кладбище на 21 участке, в могиле под инвентарным номером — 16.