Космическая чума
Шрифт:
Ладно. Надеюсь, она ее подхватит, если по-настоящему этого захочет. И голову могу дать на отсечение, что она пошла на это ради своего суженого, а не во имя элитарного общества, которое он создает.
Я покончил с завтраком и отправился посмотреть, как парочка телепатов играет в шахматы. Но после ленча все это мне наскучило. Шахматы телепатов ничем не лучше покера ясновидцев.
Потом настал черед обеда, заполненного лабораторными анализами, экспериментами, обследованиями, процедурами и тому подобным. Они были ничем не лучше предпринятых в Хоумстиде, и я удивил их и несказанно обрадовал, выдав на-гора прошлые данные
Они не удостоили меня новой подружкой, и после обеда я бродил вокруг, скрываясь от Торндайка или Фелпса. Мне не хотелось вступать в какую-нибудь новую дискуссию с ними, и не нужно было быть большим ясновидцем, чтобы предсказать, в какую беспросветную тьму повергнут меня семантические упражнения.
Я снова пораньше завалился спать. И снова в восемь утра меня разбудил стук в дверь. На этот раз это был уже не робкий испуганный стук. Теперь он звучал куда веселее и громче. Моя реакция осталась прежней. Поскольку это был их спектакль и декорации, я просто недоумевал, с чего им так раскланиваться.
Опять лакированная. Она вошла с грустной улыбкой и поставила поднос.
– Взгляните, – воскликнула она и вытянула руку. Кровь перестала течь, и ранка покрылась тонкой корочкой. Я прощупал ее и кивнул. Без сомнения, чувствовались первые признаки Мекстромовой.
– Вышло детка, – сказал я.
– Знаю, – проворковала она в ответ. – Боже, дай я тебя расцелую!
И не успел я подумать, что она хотела этим сказать, как она упала в мои объятия, в несдерживаемом порыве, да таком, какого я уже давно не видывал. С тех пор, как я обнимал Катарину у нее в квартире, незадолго до катастрофы, а потом провел некоторое время в обществе сестры Фарроу, которая оказалась ко мне весьма равнодушной, на мою долю выпадали только приятельницы-мекстромки, а с их хваткой можно было от волнения свернуть шею. Через некоторое время, когда я с энергией и энтузиазмом начал отвечать ей, она выскользнула из моих объятий, и ушла из зоны досягаемости к подножию кровати.
– Гарри благодарит вас за это, – сказала она холодновато.
Это значило, что инфекция в пальце.
«Чтоб твой Гарри сдох!» – подумал я, когда она ушла. Затем я ухмыльнулся себе, как Чеширский кот, так как вдруг осознал, что стал теперь настолько значим, что они просто не позволят мне умереть. Неважно, как я буду жить, но я буду жить. И после долгой сумятицы и треволнений мысли быстро вернулись в привычное русло.
Я вспомнил случай с ребенком. Даже если ребенок окажется еще одним переносчиком, пройдет слишком много времени, пока он вырастет и его смогут использовать.
Я пошел дальше. Ведь не колесил же я по округе, кусая наивных граждан. Видно, вполне достаточно меньшего контакта. Укус просто ускоряет процесс.
Так что я здесь в полной безопасности и в соответствии со своими желаниями. Могу остаться с Фелпсом и кусать только фелпсовых аристократов, а могу отправиться к людям хайвэя и кусать там кого заблагорассудится.
Я усмехнулся, глядя в зеркало. Пусть, я добрый парень, но уж кусаю лучше, чем другие. Я показал зубы своему отражению, получилась отличная реклама зубной пасты с голливудской улыбкой.
Мое отражение посуровело.
«Стив! – подумало оно. – Старый чертяка! Уж если собрался кого-нибудь укусить, ступай подальше от Медицинского центра».
19
Часом
Торндайк зашел посмотреть развитие инфекции и признал, что через несколько дней я буду готов к основному лечению.
– Мы бы хотели отсрочить основные процедуры как можно дольше, – сообщил он. – Потому что это слишком надолго лишает пациента способности передвигаться.
Он нажал кнопку звонка, выждал, и скоро дверь открылась, пропуская санитара, толкающего передвижной столик, нагруженный медицинским хламом. Я все еще не понимал, что лежит на столике, потому что был слишком поражен, чтобы это заметить.
Я уделил все внимание Катарине, выряженной в униформу Серой Леди и ставшей чрезвычайно услужливой, посвежевшей, веселой и довольной. Язык мой застыл, дернулся и остался неподвижен.
Управлялась Катарина вполне профессионально. Она взяла подкожный инъектор и вложила в протянутую руку Торндайка. Ее глаза глянули на меня и ободряюще улыбнулись. Она твердой рукой взяла мою руку, крепко сжала ладонь и держала ее, в то время как Торндайк выстрелил мне во второй сустав. Ее хватка стала еще крепче, когда она выдохнула:
– Стив, я так рада!
И затем продолжила свою работу.
Меня поразила ирония происходящего, но я вспомнил чудовищную радость тех, кто подхватил инфекцию.
Затем меня захватила волна агонии, и я запомнил только то, как Катарина сложила полотенце, вытирая капельки пота с моего лица. Она обняла мою голову руками и тихо напевала, пока не прошла пучина боли. Потом она вновь взялась за дело и отодвинула Торндайка в сторону, чтобы самой закрепить ремешки манипулятора. Она сделала это нежно и осторожно. Затем наградила меня стаканом ледяной воды, поставив его так, чтобы я мог дотянуться до него здоровой рукой. Она вышла, посмотрев мне в глаза долгим изучающим взглядом, и я понял, что она вернется позже, чтобы поговорить со мной наедине. Такой искушенный телепат, как Торндайк, мог запросто подслушать смысл нашей интимной беседы и обернуть ее в свою пользу.
Как только Катарина вышла, Торндайк обернулся ко мне и с циничной самоуверенностью сказал:
– Вот и нашли на вас управу, Стив! Наркотик сломил все, но притупленные волны боли устояли.
– Так вы предложили ей уплатить по счету, Торндайк? – умудрился я улыбнуться.
– Да за вашу шкуру она не даст и монеты, – отозвался он презрительно и, хмыкнув, вышел, оставив меня наедине с мыслями и болью.
Крошечный манипулятор обрабатывал второй сустав моего пальца, ритмично перемещаясь вверх и вниз, и с каждым мгновением боль возвращалась. К тому же, он упражнял и первый сустав, который так закостенел, что мускулы отказывались им двигать уже несколько часов. Это тоже подливало масла в огонь.
Наркотик помогал, но он также мешал моей способности сосредоточиться. Начиная с этой точки, все становилось ясно, логично и понятно. Катарина была здесь, потому что они связались с ней по каким-то каналам и сказали: «Попробуйте отказаться, и увидите, что ваш любимый умрет в муках». Вроде бы разумно, но дальше все обретало какой-то сумбурный и загадочный смысл. При обычных обстоятельствах Катарина должна была бы прийти ко мне при первой же возможности, как, впрочем, и я к ней, если бы знал, как. И, мало того, я, возможно, поклялся бы им в вечной преданности, даже если бы не разделял их воззрений.