Космический хищник (Путевые записки эстет-энтомолога)
Шрифт:
Не люблю крепкое спиртное, но иногда оно крайне необходимо. Выпив в баре две рюмки водки, я почувствовал, как тошнота отступила. Не ожидал от себя подобной реакции — в экспедициях приходилось потреблять столь экзотические местные блюда, что нормальный человек лишь от их вида надолго бы потерял аппетит.
Просидел я в баре до позднего вечера, по трансляции наблюдая за действом, разворачивавшимся в залах i-Эрмитажа. Бойкие экскурсоводы со знанием дела расписывали многовековую историю земных реликвий, толпа единоутробно ахала, колыхалась в такт, и при одной только мысли, что я могу снова оказаться среди раймондцев, в податливой протоплазме их тел начинало мутить. Почти в аналогичной ситуации
Бар пустовал. Изредка в него заглядывал кто-нибудь из землян, на скорую руку проглатывал пару бутербродов и вновь убегал в залы дворца. В отличие от меня, остальным землянам ажиотаж вокруг их экспонатов чрезвычайно нравился. Я же продолжал сидеть и ждать. Ждать, поскольку знал, кто и зачем будет меня разыскивать. И дождался.
Поздним вечером, когда в темном небе над i-Эрмитажем с грохотом и треском расцвел праздничный фейерверк, а на площади монотонным воем восхищения завыла толпа, в баре появился Броуди.
— О! Вы здесь! — воскликнул он, подходя. — На полчасика вырвался пока будет продолжаться салют, могу передохнуть от своих обязанностей. Кстати, а вы почему не на площади? Это ведь не простой фейерверк, а китайский, по древнейшим рецептам!
— Не люблю шумных мероприятий, — кисло поморщился я. — Утомляют.
— Да-а? — с сомнением в голосе протянул рай-мондец. — Тяжелый случай… Два шампанского! — заказал он бармену.
— Спасибо, но шампанское не буду, — отказался я.
— Почему?
— Водку недавно пил, — соврал я. На самом деле пил водку как минимум часов пять назад.
— Тогда — две водки!
— И водку больше не буду. Тоник. Броуди внимательно посмотрел на меня.
— Трудно с вами, — вздохнул он. — Ничем не угодишь… Шампанское и тоник! — снова изменил он заказ.
Мы сдвинули бокалы и выпили за открытие выставки древнего земного искусства.
— Мне ведь поручено ублажать всех землян, показывая достопримечательности Раймонды, — признался Броуди. — Наше правительство чрезвычайно заинтересовано в дружеских и добрососедских отношениях с Землей. Я покивал головой.
— Практически любое ваше желание мы готовы исполнить. Где вы хотите побывать, что посмотреть?
«Как же, так я тебе сразу и сказал! — подумал я. — Держи карман шире!» Однако про себя порадовался. Это я должен был изыскивать возможные пути, как попасть на озеро Чако, но при нынешнем положении вещей все могло получиться значительно проще. Разработанный заранее многоходовой план терял актуальность, следовало лишь дождаться нужного предложения от самих раймондцев.
— Даже так? — сделал я удивленное лицо. — Право, не знаю… Это столь неожиданное предложение… Я подумаю.
— Думайте, — согласился Броуди, и мы выпили за «добрососедские» отношения Земли и Раймонды, находящихся в разных спиральных рукавах Галактики.
— Не желаете ли посетить наш оперный театр? — предложил Броуди. i-Лa Скала один к одному. Завтра там дают «ТоскУ», как всегда в изначальном варианте на языке подлинника. У нас иначе не ставят, все только в первозданном виде.
— Не «ТоскУ», а «ТОску», — машинально поправил я, сделав правильное ударение на первом слоге.
— Это еще почему? — возразил Броуди. — Там все так заунывно поют, такая скорбь на лицах… Мы все плачем, когда слушаем…
Я ошарашенно посмотрел на него. Раймондец не шутил, не ерничал, говорил абсолютно искренне.
— Да,
— Так как, придете? Вам забронировать место в ложе? — с надеждой в голосе спросил Броуди.
— Нет. Я не знаю староитальянского.
— При чем здесь староитальянский? — возмутился Броуди, будто я произнес нечто кощунственное. — Речь идет об искусстве, а оно — вне языков!
Я тяжело вздохнул.
— У нас несколько разные подходы к искусству, — осторожно сказал и сделал весьма прозрачный намек: — Вам нравится земное, я же им пресыщен. Мне бы чего-нибудь местного, экзотического, сугубо раймондского…
— Да? — Броуди растерялся. С минуту он сверлил меня непонимающим взглядом, затем надолго задумался. — Конечно, вы же эстет-энтомолог… пробормотал он. — Хорошо, попытаемся что-нибудь придумать…
Мы снова выпили, теперь уже просто так, и Броуди заторопился.
— Через десять минут фейерверк заканчивается, и мне пора приступать к своим обязанностям, — сообщил он. — Значит, что-нибудь экзотическое? Организуем. Непременно организуем! — заверил Броуди на прощанье и ушел.
Я повернулся к экрану вещания. На нем разноцветными кометами расцветал фейерверк, а за окном не стихал восторженный разноголосый вой, не имеющий ничего общего с человеческим. Будто тысячи тысяч мартовских котов собрались вместе и Драли глотки каждый на свой лад.
Поднявшись с табурета у стойки, я подошел к окну, выглянул. И отшатнулся. Снизу, тускло высвечиваемое сполохами фейерверка, на меня тысячами распахнутых глоток зарилось несусветное чудовище. «Чудище обло, озорно, огромно, стозевно и лаяй…» — кажется, так описывал некое хтоническое чудовище один из славян. И сейчас это чудище ожило, но было оно не стозевно, а многоглоточно. И глоток сих было не счесть. Пожалуй, только один эпитет — «озорно» как в нынешнем прочтении, так и в первоначальном, когда озоровать означало разбойничать, не подходил к характеристике слившейся воедино толпы раймондцев. Хотя, возможно, мне не все известно о раймондцах — не случайно же звучали предостерегающие щелчки в моей голове…
«Не схожу ли я с ума?» — подумал я, отворачиваясь. Любой яд, а формальдегид не исключение, действует на психику, обостряя восприятие и трансформируя увиденное в апокалиптические картины. Но все же почему-то думалось, что в увиденном за окном есть крупица истины. Grano veritas.
Глава 7
Со следующего дня потянулась череда единообразных будней. Рано поутру, до открытия выставочных залов, я, согласно регламенту, посещал зал со скульптурой Нэфр'ди-эт, проверяя, все ли в порядке. То же самое проделывал поздним вечером, когда выставку закрывали на ночь. Весь день, пока залы были до отказа заполнены аморфной массой глазеющих раймондцев, я проводил либо в баре, выбирая время, когда там почти не было посетителей, либо в своем номере, изучая регулярно поставляемые Броуди проспекты очередных местных достопримечательностей. Поневоле приходилось разыгрывать роль чванливого, привередливого сноба, которого не устраивают ни Великие пещеры, ни Заповедные луга, ни резервация кудахтающих квохчей, ни наблюдение за жизнью драконспшов на воле, ни океаническая рыбалка, ни охота на большого проглота, ни дендрарий скачущих папоротников… Вечером я встречался в баре с Броуди, вежливо возвращал ему проспекты и получал другие. С каждым отказом Броуди мрачнел все больше, да и я чем дальше, тем сильнее чувствовал себя не в своей тарелке. Время шло, а нужного предложения я так и не получал.