Косово поле. Балканы
Шрифт:
Рокотов посмотрел направо.
За перекрестком двух проселочных дорог возвышался выкрашенный в веселенькую зелено леденцовую краску забор, над которым реял красно-бело-синий флаг.
Вестибюль-оглы придирчиво, с головы до ног, осмотрел принаряженного в почти новые шмотки «торчка».
Сине-желтая курточка, коричневые брюки, голубая бейсболка, белые в разводах кроссовки и жуткого качества турецкая самопальная футболка с крупными красными буквами. Надпись на груди должна была обозначать рекламу известнейшей косметической фирмы, но по причине неграмотности
Однако Азада Ибрагимова сия двусмысленность не смущала. Иностранными языками, помимо русского и армянского, он не владел и овладевать не собирался. Ему вполне хватало трех, включая родной азербайджанский.
— Все понял? — строго спросил Вестибюль-оглы, вглядываясь в мутные серые глаза старого наркомана. Старого не по возрасту, a по стажу употребления расслабляющих препаратов.
— Ага, — весело ответил «торчок» и пожевал засунутый за щеку грибочек. — Вхожу, кидаю, убегаю…
— Кабинет номер три, — напутствовал Азад. — Смотри, чтобы там посторонних не было. И кидай не в него, а в угол.
— Бу сделано! — наркоман задорно вытянулся во фрунт и отдал честь. — Не изволь беспокоиться!
Вестибюль-оглы с подозрением уставился на визави.
— Ты дозу не перебрал?
— Обижаешь, Азадик! Все по теме…
— А что жуешь, а?
— Допинг.
— Допинг, — грустно повторил маленький наркоторговец. — Смотри, не свались там от своего допинга. Ладно, иди… Я тебя тут подожду.
«Торчок» немного шатающейся походочкой отправился к входу в двухэтажное здание.
Ибрагимов присел на скамейку и автоматически провел руками по карманам, проверяя, не завалялся ли где пакетик с анашой. И сам же себя одернул. Он был не на работе, а контролировал исполнение нанятым «народным мстителем» миссии наказания Николая Ефимовича Ковалевского, заграбаставшего квартиру его соседа. Сосед пребывал в неведении о тех событиях, что разворачивались в его городе, занятый прорывом через территорию Македонии к известной ему улице в столице этого небольшого балканского государства.
Азад закурил и бросил взгляд на освещенные окна.
Окно кабинета Ковалевского — третье от двери.
Сегодня — четверг. По четвергам председатель «Очередников» проводит прием посетителей. Очередь к нему обычно небольшая, человека четыре. В Питере мало находится идиотов, готовых поверить обещаниям вороватого барыги, вступить в организацию и годами платить взносы, не получая ничего взамен.
Вестибюль-оглы хотел бы пойти сам, но не мог.
Ковалевский знал Ибрагимова в лицо, как соседа Рокотова, поэтому светиться раньше времени было опасно. Пусть лучше незнакомый «торчок» метнет в середину комнаты бутылку с бензином и тем самым напугает барыгу до смерти. А завтра-послезавтра Ковалевского еще раз встретят на улице и потребуют деньги.
Минута проходила за минутой.
Наркоман пока не подавал признаков жизни. Видимо, очередь у кабинета все же была.
Азад зевнул.
Вот уже третью неделю он больше времени посвящал Ковалевскому, чем торговле своим специфическим товаром. С того самого дня, как посетил смазливую паспортистку и выведал у нее все подробности перехода квартиры Влада в руки совершенно посторонних людей.
Смена собственника
Рокотов не был каким-то там алкашом или придурком, кого Вестибюлю-оглы было бы не жалко. Нормальный честный парень, всегда придет на помощь, не даст местным ментам подбросить «травку», отвадит от дома назойливого участкового, вежливый по-соседски… Влада Азад уважал. Мужчина.
Наркоторговец не успел додумать очередную свою мысль.
В здании что-то грохнуло, сверкнуло, раздался истошный женский визг, и с крыльца спрыгнул всклокоченный «торчок». Он заметался по двору, забыв, что на скамейке его ждал Ибрагимов.
— Сюда! — заорал Вестибюль-оглы. Операция находилась под угрозой срыва. «Торчок» вскинулся, закрутил головой и наконец заметил Азада.
Наркоторговец схватил бедолагу за рукав и выволок через боковые ворота на улицу, к стоявшей у поребрика «пятерке» без номеров.
«Торчка» втянули внутрь, Вестибюль-оглы прыгнул на пассажирское сиденье.
— Гони!
— Ну ваще! — выпалил «торчок» спустя минуту, когда «Жигули» свернули в проходной двор.
Головы трех пассажиров повернулись к герою вечера. Один водитель продолжал смотреть вперед, объезжая ухабы и кучи песка.
— Ну?!
— Полный отпад! Народу — тьма! Еле прорвался… Пришлось сказать, что я тут раньше занимал…
«К этому ограшу — толпа? — удивился Вестибюль-оглы. — Вот уж никогда бы не подумал…»
— Ну, короче, захожу. Как ты говорил, Азад, бросил прямо на середину… чтоб людей не задеть. Бухнуло, дымина, Ковалевская кричит, сиськами трясет…
— Какими сиськами? — Азад от неожиданности подпрыгнул на сиденье.
— Здоровенными, по полпуда, клянусь! Кстати, а чо ты мне говорил, что Ковалевская — мужик? Бабища в три обхвата, волосы рыжие, жопа на два стула…
Вестибюль-оглы закрыл лицо ладонью и тихо зашипел.
Переевший грибочков «торчок» перепутал цифры «три» и «восемь» и вместо кабинета Ковалевского метнул свой снаряд в комнату, где находился архив местной жилконторы. Неудивительно, что ему пришлось пробиваться сквозь толпу посетителей — за справками всегда огромная очередь.
Литр бензина сделал свое дело.
Архив выгорел дотла.
Французы обустроили свой лагерь на совесть.
На площади в двадцать четыре гектара, окруженной трехметровым забором со спиральной колючей проволокой поверху, было расположено с десяток казарм и столько же складских помещений. Ангары с бронетехникой и легкими артиллерийскими установками от основных площадей отделяла контрольно-следовая полоса и два ряда проволоки под током.
На территории даже сохранились обсаженные кустами дикой розы аллеи.
Раньше тут находился санаторий, потом, после развала Югославии на четыре независимых государства, он пришел в запустение и в начале тысяча девятьсот девяносто восьмого года был передан под юрисдикцию НАТО для размещения одной из баз.
В январе девяносто девятого расквартированному здесь контингенту бельгийских мотострелков пришел на смену полк под командованием полковника Бернара Симони. Бельгийцы вернулись на родину, ибо их парламент не дал разрешения на участие армии в сухопутной операции против режима Милошевича.