Костер для инквизитора
Шрифт:
Сергей прошелся по дому, огляделся. Понравилось. Хорошее место. Доброе и правильное. Мудрое и светлое. Не знал бы, что здесь не так давно кровь лилась, никогда бы не поверил. Нет, не снятся покойники здешним обитателям. И любят они друг друга. Чувствуется.
Ребята без Прохова вели себя скромно, по Правде. Чужих вещей не трогали, ничего не трогали без надобности. А как же иначе? Поздоровались и разошлись: Антон – к окну, Олег – в прихожую, к двери, слушать. Прохову пока дела не нашлось. Если кто устанет – скажет. Сергей сел на кровать, причувствовался… и позавидовал Ласковину. Из-за девушки. Но, подумав, зависть
Приглушенный раскат грома прокатился по пещере. Дрогнуло пламя факелов. Девушка привстала, посмотрела на кого-то вопросительно – Ласковин видел ее блестящие, словно смазанные маслом плечи, острые грудки, приоткрытый рот. Поймав взгляд Андрея, девушка улыбнулась и снова склонилась над ним. Волосы упали на живот Ласковина. Теперь он мог видеть только ее макушку и чью-то мускулистую спину за заднем плане. Слышал и чувствовал Андрей намного больше, чем видел.
Факелы снова горели ровно. «Еще, еще, еще…» – страстно бормотали рядом. «Ах-хар-ххар…» – хрипел женский голос. И вдруг, как по команде, все голоса стихли. А еще через мгновение громоподобный бас Адаманта разорвал тишину:
– Убейте его!
Ласковин содрогнулся – голос «патриарха» был страшен.
Тут же топот множества ног, отрывистые возгласы. «Подруга» Ласковина вскочила на ноги, привстала на цыпочки, чтобы лучше разглядеть. Ласковин же видел только ее ноги: напряженные икры, бедра, округлившиеся светлые ягодицы… И красный локоть идола.
Вошь глядел на представление целую минуту. В другие времена он сам принимал участие в похожих играх. Но не в этой. Эта была неправильной.
Вошь шагнул вперед. Он смотрел на своего противника, и ему было весело. Что тот может противопоставить Вошу? Только дерево. Мертвое дерево.
Адамант (лет двадцать назад его звали Виктором) увидел первым. И узнал сразу. Он всех узнавал сразу. Своих и чужих. Но этот – хуже, чем чужой. Этот – Враг. Адамант взглянул на образ того, в ком черпал силу. «Неужели ты допустишь?» Его дети в служении, сыновья и дочери Истины, поднимались, чтобы уничтожать. Молодые, сильные, красивые, плоть от плоти своей земли…
– Убейте его! – крикнул Адамант.
И голос его был услышан. И воины устремились на врага. И враг…
Вошь презрительно усмехнулся. Когда между ним и голыми дураками, размахивающими палками, осталось шагов двадцать, он выдернул из-за спины автомат и нажал на спуск.
Адамант не успел их остановить. Он вообще ничего не успел за эти несколько наполненных грохотом и смертью мгновений. И в паузе, потребовавшейся убийце, чтобы сменить магазин, Адамант тоже ничего не успел. А потом пули настигли и его.
Ласковин услышал выстрелы и визг пуль. Одна угодила в колено идола, и отскочившая щепка упала Андрею на живот. Девушка подпрыгнула и истошно завизжала. Не она одна. Грохот выстрелов внезапно смолк. И тут же возобновился. Ласковин изогнулся и попытался связанными ногами подсечь вопящую дурочку. Не успел. Пуля опрокинула ее раньше. Девушка упала на Андрея, забилась беспомощно и через пару секунд затихла. Шкура под Ласковиным стала теплой и липкой.
Автомат зарявкал короткими очередями, а потом и вовсе одиночными выстрелами. Через бесконечно длинный промежуток времени Ласковин увидел ноги стрелка. Тот
– Вошь!
– Ну!
Вошь ухмыляется. Исполосованное черным лицо, белые ровные зубы. Вошь доволен. Пинок каблуком, и голая кукла, все, что остается даже от самой красивой женщины после смерти,– скатывается на шкуры. Вошь перерезает веревки, но способность двигаться не сразу возвращается к Ласковину. Вошь, впрочем, не теряет времени даром. Гремит еще несколько выстрелов. Когда Андрей наконец поднимается на ноги, Вошь возвращается.
– Ты убил всех? – спрашивает Андрей, и голос его дрожит.
Вошь качает головой.
– Двое в углу, в отрубе, связанные – не из этих. Твои?
Ласковин, с трудом передвигая ноги, обходя трупы, идет в указанный угол.
– Да,– говорит он.– Мои.
Наташа и Зимородинский.
– Я так и понял,– кивает Вошь и показывает стволом автомата: – Там душ. Иди, смой с себя.
Ласковин смывал с себя чужую кровь и пытался осмыслить происшедшее.
Он свободен. Он и Наташа. И Зимородинский. Зато несколько десятков человек, из которых почти половина – женщины, мертвы.
«В Чечне убивают больше,– попытался он успокоить сам себя.– А это тоже война».
Не полегчало.
Спросить себя: «Поменял бы свою смерть на их жизни?»
Только честно, парень!
«Да,– сказал себе Ласковин.– Поменял бы».
Ему очень хотелось верить: так оно и есть.
«Да, поменял бы. Но только свою. Если бы они не тронули Наташу».
Но кто говорит о жизни? Жизнь – это бурая от крови вода, стекающая по бурому кафелю. Не строил бы он из себя целку, сыграл в их блядские игры, и девушка с ласковыми руками снова заплела бы косу и уехала домой. Живая.
Ласковин выключил воду. Всё, проехали. Мертвые мертвы. Пора позаботиться о живых. Подобрав чью-то рубаху, Андрей вытерся и отправился искать собственную одежду. Все-таки одну мысль он упорно не желал замечать. Потому что иначе ему придется убить самому. Того, кого убивать совсем не хочется.
Вошь возился около идола. Но веревки на Зимородинском и Наташе он уже перерезал. Андрей присел рядом: дышат ровно. Спят. Наверняка та дрянь, которую Наташе вкололи вчера. На подбородке девушки – характерный кровоподтек. Ударила какая-то сволочь. Гнев возник и растаял. Обидчик уже получил свое. И даже сверх того. «Сражалась моя девочка,– с нежностью подумал он.– За меня сражалась. Теперь спит. И Слава спит. Он тоже сражался за меня… и проиграл. А выиграл… Кто?»
Подошедший Вошь крепко взял его за плечо:
– Не шевелись.
Короткий болезненный укол, жжение под кожей.
– Взбодрит,– сказал Вошь.– Понесешь девушку.
– Мы что, так и уйдем? – спросил Андрей.
– Хочешь пошарить у них в закромах?
Ласковин покачал головой. Он имел в виду другое.
– Похороны будут пышными,– свирепо произнес Вошь.
И вдруг, сорвав с плеча автомат, выпустил очередь в голову идола. Ласковин услышал, как, взвизгнув в воздухе, врезались в дерево пули. Красный гневный лик искромсали белые неровные оспины.