Костер на берегу
Шрифт:
Милая моя, самая близкая и родная девочка. Солнышко. Меня захлестывает волна нежности. Хочется обнять Дашу, разбудить поцелуем. Нет. Пусть пока спит.
Одеваться не хочу. Как есть, в неглиже иду в душ. Щелкаю выключателем. Мать твою!!! Этого вчера не было! Усмиряю порыв выскочить на улицу и посмотреть номер на стене. Наш домик номер «двадцать первый». Точно помню цифры на пластиковой табличке. Беру себя в руки. Если кто увидит меня на улице голой, позору не оберёшься. Ославлюсь на весь лагерь. Проще будет уехать, чем терпеть подколки и шепот за спиной до конца смены.
И как нас угораздило
Ещё раз оглядываю критическим взглядом убожище санузла. Такое даже в бараках для иностранных рабочих давно не ставят. Жестяная раковина. Медный кран с одним вентилем, а где горячая вода? Вместо душевой кабины «Эдем» нечто из тюремного антуража. Угол помещения отгорожен бортиком в полметра высотой. Все облицовано дряной плиткой. Сверху присобачено нечто вроде шторы из полиэтилена. Мамочки! Я такое только по телевизору и в интерсете видела. Нет, вполне нормально для Греции или Боливии. В России же даже в самой архаичной глубинке, даже в диком Туркестане и индейских стойбищах Аляски такого не встретишь.
Наша одежда раскидана по комнате. Натянуть трусы, левисы, набросить и застегнуть рубашку, на всё меньше минуты. А где мой шейный платок? Ни моего, ни Дашиного нигде не видно. Зато нахожу два треугольника синтетического красного шелка. Механически беру с стула Дашину юбку….
Стоп! Этим утром я соображаю, как чухонка, медленно со скрипом. На меня так атмосфера полной свободы действует? Раньше не замечала. Нет Дашиной одежды. Зато у меня в руках темная юбка. На столе белая женская рубашка странного фасона. Вот бюстгальтер на тумбочке и трусики на крючке кажется точно Даши. Да, трусы у нее вчера были белые, два аккуратных треугольничка с лямочками.
Быстро провожу ревизию. Мои вещи разложены в шкафу. Всё, что привезла с собой. Как вчера и оставила. Баул под кроватью, в боковом кармане дамские штучки, пружинный нож. Часы как бросила на тумбочку, так и лежат. Дамские «Буре» на браслете. Зато исчезли телефон и кошелёк. Пакет с формой пропал. Но на моей полке появились чужая юбка, две белые рубашки, и гольфы. Последних штук пять. Все одинаковые, как из дешёвого магазина для домашней прислуги, соответствующего качества.
Может быть я и не трусиха, но дверь открываю с ножом в руке. Тяжесть металла в ладони успокаивает. Стоит нажать на кнопку и выскочит приличное лезвие уральской стали. Папин подарок на четырнадцатилетие. Рукоять с упорами и фиксатором, можно бить в полную силу, не боясь поранить руку.
Пейзаж за ночь изменился. Почти всё на том же месте, только другое. Крыльцо вросло в землю, дорожка из плит выглядит старше, между швами густая трава. Зато кусты и деревья ниже и гуще. Табличка на стене с номером «21» стала жестяной. Приплыли, называется.
— Лена, ты мне одно скажи, что вчера было и где моя пижама?
— Ты не помнишь?
Реакция Даши мне не нравится. Изменение обстановки
— Даша, мы гуляли допоздна, пришли домой, в домик — быстро поправляюсь.
— А дальше? — она сидит на кровати, закрывшись простыней.
— Дальше мы уснули.
— Ты не помнишь, пижаму я одевала?
— Милая — сажусь перед ней на корточки, заглядываю в глаза, беру ее ладони в руки.
— Лена, дай мне одеться.
— Конечно — улыбаюсь и киваю ресницами.
— Отвернись. Это неприлично. — подруга хмурит брови.
Отхожу к окну. Даша за моей спиной быстро одевается и идет в санузел. Вопля изумления не слышно. Акустика здесь замечательная. Поскрипывает крепление унитаза, звонко журчит струя. Слышу, как Дарья спускает воду, как умывается. Наконец она выходит, посвежевшая и довольная жизнью. Естественные потребности дают о себе знать, я ведь так и не воспользовалась этим изуверством.
Холодный душ бодрит. Потом становится тепло. Кожа приятно горит. Не так уж всё и плохо. Жить можно. Человек вообще тварь живучая. Только на душе кошки скребут. Мою подругу подменили.
— Пошли на линейку? Или сначала зарядка должна быть? Я вчера прослушала.
— Сама не помню — бросаю в ответ. Непонятное слово в устах подруги звучит естественно.
Даша за ночь изменилась. Или это я такая? Судя по тому, что для нее обстановка естественна, дело не в ней. А вот холодок в отношениях я чувствую. От этого становится больно. Сердце ноет и обливается кровью. Не так всё было. Не так.
— Галстук не оденешь?
— Давай.
Сама Даша уже повязала этот треугольник. Так же как скаутский платок, два конца спереди с плоским узлом. Отворачиваюсь, чтоб подруга не видела мои глаза. Грустно мне. Сама не знаю почему, с чего, но грустно. Страха нет, мне он с детства неведом, а вот ощущение чего-то нехорошего, противного, липкого, омерзительного есть. Как будто в гусиное дерьмо вляпалась, или мы вчера этим самым занимались. О чем приличные люди не говорят.
Глава 18 Дмитрий
Наверное, я неправильный человек и реакции у меня неправильные. Уснув вчера взрослым мужчиной, а проснувшись подростком, обнаружив, что деньги и документы пропали, база отдыха превратилась в пионерский лагерь, ты отрезан от привычного мира и быта, любой адекватный человек почувствовал бы себя не в своей тарелке. Гм, мягко говоря. Паника, злость, недоумение, желание немедленно разобраться, или наоборот с головой окунуться в омут неожиданного приключения — вот нормальный спектр реакций.
Я же воспринял трансформацию с облегчением. Мне на вид лет семнадцать, вокруг подростковый лагерь, красные галстуки и форма, денег нет, автобусы не ходят? — Так это же хорошо! Именно это мне и нужно. Беззаботное детство, которого мне так не хватает. Не нужно думать о работе, о будущем, не нужно выкраивать из скромного бюджета деньги про запас, не нужно ходить на работу и видеть эти опротивевшие рожи. Одна только возможность не толкаться каждое утро на станции «Девяткино» со всем местным понаехом и «типа-ново-петербуржцами» дорого стоит.