Кости мертвецов
Шрифт:
Скоро подъем стал еще круче, дорога сузилась. Деревья редели, впереди показались три дома, последний из которых стоял на самой вершине холма. Дом был новый, из свежеспиленного дерева и казался грудой розовых костяшек домино. Стелла остановилась у лестничного пролета и посмотрела вверх.
Окна в доме, о котором говорила Сильвия, были закрыты жалюзи — солнце било прямо в окна веранды, — и казалось, он не замечает или не желает замечать ее присутствия.
Она пошла вверх по лестнице. От быстрого подъема и от сознания того, что она сделала первый шаг, сердце колотилось, захватывало дух.
У Стеллы еще не
Ей подумалось, что эта земля вышла за все рамки красоты и буйства красок, превратилась в какой-то ад. Стелла была из тех людей, у которых тропики сразу вызывают сильное ответное чувство. В сложившихся обстоятельствах восхищение казалось неуместным: оно означало бы, что ее горе не так уж велико. Но все же эта страна нашла отклик в ее сердце, и, как многие, кто боится собственных неукротимых страстей, Стелла решила, что в ней таится зло. И эти цветы вокруг нее взросли на крови, не иначе.
На полпути к дому она увидела спускающегося навстречу ей человека. Наверное, это был слуга, потому что на нем не было украшений и повязки на руке, только чистая, белая, от талии до лодыжек, рами с вышитой впереди буквой «Н». Его стриженые волосы торчали, словно чертополох…
Она заговорила с ним, не ожидая, что ее поймут.
— Мистер Найал дома?
Он отступил в сторону, но ничего не сказал. Его глаза, черные, бархатные, казавшиеся сгустками темной жижи, спокойно изучали ее. Потом лицо его озарила улыбка. Он сделал свободный, изящный жест рукой и махнул в сторону дома.
— Мистер Найал — да, синабада.
Стелла пошла к дому. Ад остался позади, она вступила в привычный мир домов, комнат и террас и забеспокоилась. Правильно ли она поступает? Может быть, нужно было сначала написать или позвонить? Прилично ли сваливаться как снег на голову? Она остановилась у лестницы веранды и прислушалась.
Из дома не доносилось никаких звуков — по крайней мере, там не было гостей. Она поднялась по ступеням и заглянула в открытую дверь. Ее взгляду предстала просторная светлая комната. На самом деле это вряд ли можно было назвать комнатой: верхняя часть внешней стены была откинута наружу и держалась на подпорке, и внутрь протискивались зеленые ветви кустов. Закрывающие дверной проем длинные сетчатые занавески колыхались от ветра. Желтоватый пол укрывали ковры, а мебель была из толстого золотистого бамбука. Стелла поймала себя на мысли, что никогда не видела более красивой комнаты.
На полу в дальнем углу стоял на коленях человек и чинил вилку настольной лампы. Стелла остановилась в дверях и с любопытством разглядывала его. Он был худой, чего она никак не ожидала. При таком освещении руки его казались очень смуглыми, словно у юноши, которого она встретила по дороге сюда. У нега были длинные черные взлохмаченные волосы.
Он зажег свет, встал и, должно быть, почувствовав ее присутствие, обернулся, все еще сжимая в руке отвертку.
— Мистер Найал! — сказала она.
— Вас плохо видно. Войдите. Вы стоите спиной к свету.
— Извините. — Она была разочарована, потому что думала, что он сразу узнает ее. Она шагнула вперед, и он пристально посмотрел на нее. Он был в очках, за которыми его глаза, и без того большие, казались огромными. У него были темно-коричневые, почти черные, веки.
— Я вас не знаю, — сказал он. — Но ваше лицо мне знакомо.
— Наверное, вы видели меня на фотографии. — Наступило одно из решающих мгновений путешествия, и она чувствовала, что эта встреча будет так же важна и для него.
Он смотрел мимо нее, словно смущаясь, и качал головой.
— Не припомню.
— Мы не знакомы, — проговорила она. — Я Стелла Уорвик. — Она ждала. Настало одно из тех мгновений, которые, как она думала, сулят счастье. Она все еще принадлежала Дэвиду Уорвику, и в этом было какое-то горькое наслаждение. В конце концов, он выбрал ее, и на ней тоже лежала печать его личности.
Человек отнесся к ее словам недоверчиво.
— Вы не можете быть его женой! — сказал он.
— Я его жена, — рассеяла его сомнения Стелла.
Он смотрел на нее, но едва на лице его начало появляться какое-то выражение, оно снова застыло. Он резко повернулся спиной. Стелла так удивилась, что не знала, как вести себя дальше.
Через минуту он опять повернулся к ней.
— Что вы здесь делаете?
— Я приехала увидеться с вами.
Он отмел ее слова, взмахнув рукой, державшей отвертку.
— Сюда, в эту страну?
Стелла чувствовала: что-то не так.
— А куда еще мне податься? — сказала она. — Здесь мой дом.
— Вы никогда здесь не были.
— У меня нет другого дома, — проговорила она. — Мой отец умер, и дом продали. Куда же мне было ехать? Все его друзья были здесь. Здесь он жил и работал.
— Да, — пробормотал он, — это так. — Но он не смотрел на нее, раздраженно окидывая взглядом комнату. — Вы австралийка, да? — спросил он. — Ведь должны же быть у вас в Австралии друзья?
Стеллу обидел его вопрос, и она едко ответила:
— У меня нет друзей.
Он снова посмотрел в сторону. С его губ сорвались тихие слова. Ей показалось, что он сказал: «О боже!»
Теперь ее голос звучал жестко, ей не хотелось раскрывать ему действительные причины своего приезда.
— Мне было не к кому и некуда идти, мне ничего не оставалось, как приехать сюда. И вы говорите, что мне здесь не место. И как же мне быть?
— Но уж здесь, — хрипло ответил он, — вам точно нельзя оставаться.
Вдруг его поведение начало представать перед ней в ином свете. Невольно она придвинулась ближе к нему, но потом одернула себя.
— Почему?
— Это неподходящее место, — неопределенно проговорил он.