Костры Тосканы
Шрифт:
— Перестаньте! — вскрикнул монах. Несмотря на молодость, он понял, что означают огоньки, загоревшиеся в глазах Симоне.
— Мы не должны миндальничать с сатаной, — пробормотал Симоне, неохотно разжав руку.
— Но мы не можем карать невиновных. Сначала следует убедиться, что она одержима нечистым. Тот, кто считает, что знает все наперед, повинен в гордыне. — Юноша принял решение и указал Симоне на дверь — Оставьте нас на какое-то время.
Однако тот не хотел уходить.
— Но… она настоящая фурия и может наделать хлопот. Что, если с ней снова случится приступ?
— Она крепко связана, синьор Филипепи, — мягко ответил инок. — Если что-то случится, я вас позову. Вы ведь будете рядом? — Он облегченно вздохнул, когда дверь за рассерженным Симоне плотно закрылась.
— Итак, дорогая сестра, —
Эстасия провела языком по губам.
— О да! И вы можете помочь мне, фра Энцо.
Он кивнул и сложил руки.
— Сейчас мы вместе прочтем пару псалмов, уверен, что это окажет на вас благостное воздействие.
Донна словно бы невзначай придвинулась ближе.
— Фра Энцо, — прошептала она, — одно ваше присутствие уже благотворно действует на меня. Я чувствую — в вас есть сила.
Юный фра Энцо был явно польщен, но ответил с большим достоинством:
— Смиренная молитва вселит в вашу душу покой! — Он закрыл глаза и завел первый псалом.
— Я знаю способ получше, — пробормотала Эстасия.
Закончив пение, фра Энцо открыл глаза и улыбнулся.
— Слова Святого Писания не ввергли вас в исступление, значит, дьявол, к вам подступающий, слаб. Скажите мне, что мучает вас, освободитесь от наваждений.
Улыбка Эстасии казалась смущенной.
— Хорошо, фра Энцо. Но обещайте, что простите меня…
— Это не в моей воле, сестра, — мягко заметил юноша. — Прощение нам дарует только Господь.
— Но его служители вполне способны утешить заблудших овечек. — Женщина часто и горячо задышала. — Рассказать вам, что делали со мною в аду? Эти демоны были очень изобретательны. — Она засмеялась. — Они насиловали меня! Вот так! — Эстасия бесстыдно дернула телом. — И еще так! — Полные бедра раздвинулись. — Не хотите попробовать, чтобы получше понять, что со мной происходит?
Щеки фра Энцо побагровели.
— Сестра, ваше поведение достаточно красноречиво. И прежде всего оно говорит, что вовсе не дьявол его вам внушает. Дьявол бежит от Святого Писания, вы же льнете ко мне. Вам просто взбрело в голову соблазнить молоденького монаха! — Негодование фра Энцо росло. — Мне уже приходилось сталкиваться с подобным! Многим, очень многим кажется, что зов плоти неодолим. Но я принял монашеский сан по собственной воле! Мне дороги моя бедность, мое целомудрие, я чту обеты, которые дал! Вам не дано совратить меня, донна! Стыдитесь!
Юноша встал, стараясь не смотреть на Эстасию, потом повернулся и бросился прочь. Эстасия расхохоталась.
Симоне, подпиравший дверной косяк, удивленно выпрямился.
— Что случилось, брат?
— Эта женщина не более одержима, чем я. Она просто считает, что людей, подобных вам, можно дурачить.
Когда Симоне, заперев за иноком дверь, возвратился к спальне Эстасии, там его поджидал Сандро.
— Ну, что же дальше? — спросил он.
— Мы должны сводить ее к исповеди. Этот монах слишком молод, чтобы понять, какая опасность ей угрожает. Но он дал хороший совет. Нам следует обратиться к доминиканцам.
Сандро скривился.
— Ты в своем уме, Симоне? Зачем раздувать историю из домашнего дела?
— Дьявол — отец лжи! — торжественно и громко провозгласил Симоне. — Проявляя терпимость, ты рискуешь впустить его в свою душу.
— Защити нас святая Клара! — вздохнул художник — Делай как знаешь. Если утром Эстасия пожелает пойти к исповеди, веди ее куда хочешь, лишь бы в доме сделалось тихо. — Сандро немного поколебался, прежде чем продолжить свой монолог: — Это, кстати, касается и тебя, дорогой братец. Умерь свой пыл и перестань наставлять ее на каждом шагу. У меня много заказов, я выбиваюсь из сил и не в состоянии выносить вашу немолчную ругань. — Он устыдился резкости своего тона и положил на плечо Симоне руку. — Что делать, живописцы капризны и неуживчивы. Я вовсе не исключение. Не сердись на меня.
Костлявое лицо Симоне демонстративно замкнулось.
— Ты — хозяин этого дома. Разумеется, я подчинюсь.
— Симоне, ну зачем ты…
Сандро махнул рукой. Говорить что-то еще было теперь бесполезно. Надо выждать, когда Симоне отойдет, и тогда… Он открыл дверь спальни и крикнул:
— Кузина?
Эстасия
— Ты можешь развязать меня, Сандро. Кошмар кончился. Я буду благоразумна. Кто знает? Возможно, я даже пойду к исповеди, если это вернет дому покой.
Сандро не знал, верить ей или не верить. Он подошел к кровати. Эстасия лежала, поджав коленки, ее глаза смотрели спокойно.
— Перекатись поближе.
Она молчаливо повиновалась. Сандро ослабил узлы и помог ей распеленаться.
— Завтра я пришлю двух рабов, они все тут уберут и поправят.
— Благодарю. — Голос ее был по-прежнему ровен.
Уже прикрывая дверь, он обернулся.
— Ты хорошо себя чувствуешь?
— Да, вполне. Не беспокойся, это не повторится.
Сегодня не повторится. А завтра? Что будет завтра? Очередная истерика? Или что-то еще?
Он не нашел ответа. Дом обнимала теплая летняя ночь, но не было в ней ни покоя, ни мира.
Письмо Леонардо да Винчи к Франческо Ракоци да Сан-Джермано.
Алхимику Франческо Ракоци да Сан-Джермано шлет свои приветствия Леонардо.
Простите меня за небрежность почерка, я ведь левша и, упрощая дело, пишу с обратным наклоном. Я слышал от Боттичелли, что вы можете одновременно (причем одинаково хорошо) писать и правой, и левой рукой, и, признаться, завидую вашему дару. Если бы я так умел, мне работалось бы вдвое быстрее.
Позвольте мне поблагодарить вас за присланные пигменты и краски. Все цвета хороши, но особенно я восхищен голубым. Вы уверены, что он не поблекнет? Я попробовал его и остался весьма доволен. Но мне хочется, чтобы краски быстрее сохли. Если вы найдете секрет быстросохнущего состава, не теряющего при том ни сочности, ни густоты, я пойду к вам в подмастерья.
Да-да, мой друг, это трагедия, но живописец постоянно чем-нибудь недоволен. Как бы ни замечательно было творение, образ его всегда совершеннее. Не знаю, испытываете ли вы те же чувства, занимаясь наукой, но из своего опыта я вынес одно: самым прекрасным в картине является замысел, а воплощение всегда отстает.
Я не люблю говорить, что работа готова, ибо знаю, что она могла бы быть лучше, и потому с удовольствием вожусь с механизмами, снискав себе даже в этой области известную репутацию. Машины всегда работают как положено. Чего ожидаешь от них, то и получаешь. Машину можно считать законченной вещью, полотно — никогда.
Мне очень жаль, что во Флоренции не все ладно. Наш общий друг Сандро весьма тем озабочен, но он находит утешение в общении с вами. Я слышал, вы побывали в Индии и видели там храмы величиной с римский квартал. Как я завидую вам! Если бы не Сфорца и иные мои покровители, я бы объездил весь мир.
Если нужда или любопытство приведут вас в Милан, обязательно навестите меня. Мне хочется расспросить вас о многом. Шлите мне новые краски, пигменты и лаки, я буду рад опробовать их. Сейчас очень редки люди, любящие искусство, а уж тех, кто в нем разбирается, и вовсе не сыщешь.
Будьте добры, передайте мои приветы Боттичелли и всем, кто помнит меня. В основном это те, кого обогрел сердцем Лоренцо и кому его нынче недостает. Смерть Медичи Великолепного — большая утрата. Даже здесь, в Милане, я явственно ощущаю, что его уже нет.
Еще раз благодарю за подарок и жду от вас новых вестей. Мое письмо дойдет до вас быстро, оно прибудет с герольдом Моро, посланным к молодому Медичи, которому — увы! — не дано стать достойной заменой отца, ибо лишь равный может соперничать с равным. Не ждите от него особых милостей, Ракоци. Впрочем, мне думается, вы, как и я, привыкли всегда рассчитывать лишь на себя.
Примите мои уверения в совершеннейшем к Вам почтении.