Костяной браслет
Шрифт:
Рыжий Оттар издал рык. Он рычал на печенегов. Затем воззвал к Тору, умоляя сохранить его и спутников.
Стрела влетела ему прямо в открытый рот. Она пронзила его горло, и Сольвейг увидела, как кончик ее показался у основания черепа.
Рыжий Оттар ослабил хватку. Он повернулся к Сольвейг и попытался что-то ей сказать, но изо рта его вырвался только пузырь крови — яркой, точно мак. Задыхаясь, он повалился в воду, и быстрая ледяная река повлекла его вниз по течению.
19
Михран
Он подтянулся на руках, покачался над планширом, спрыгнул на палубу и приказал всем вернуться в лодку; Бруни и Слоти он велел сесть к веслам. Помог Эдвину притащить Синеуса с уступа (славянин кричал от боли); Торстену дал наказ попридержать судно до той поры, пока все не взберутся на борт, а затем оттолкнуть лодку от берега и хвататься за весло, как только он перевалится на палубу через корму.
И тут же ближайший поток — быстрый и темный — подхватил лодку. Ее облизнула шелковым языком река, судно выровняло ход, и Сольвейг увидела, как спешит, спешит оно по волнам меж камней и валунов. На мгновение ей показалось, будто не плывет корабль, а летит над поверхностью воды, быстро и бесшумно, словно огромная морская птица.
А затем лодку повернуло вбок. Торстен опустил весло и попытался вернуть ее в прежнее положение.
Но неведомо было ему, что их поджидал подводный камень. Весло с хрустом переломилось, ударив Торстена прямо в лицо, а корабль закрутило и понесло по течению вперед кормой.
Сольвейг увидела, что река разливается. Громадные скалы отступили, и вода замедлила ход. Река ластилась к лодке и фыркала. Девушка стояла, сама не своя, цепко держась за планшир.
Она почувствовала, как чья-то крепкая рука приобняла ее за плечо. Это был Эдвин. Несколько минут они постояли рядом, вглядываясь в волны, что лениво плескались кругом.
— Будто ничего и не случилось, — медленно проговорил Эдвин.
Но они знали, что все было на самом деле: и стрела, пронзившая горло Рыжего Оттара, и рана Синеуса, и ужасающий седьмой порог… Они знали, что мир уже никогда не будет для них прежним.
Сольвейг повернулась к спутнику и спросила:
— Что с Синеусом?
— Я схватился за древко и протолкнул стрелу сквозь его ногу, — перекрестившись, серьезно отозвался Эдвин. — Да будет воля Твоя.
Не дожидаясь указаний Михрана, команда тихо разошлась по своим местам. Лица всех были мертвенно-бледны.
Бруни и Слоти передвинули свои сундуки и сели к тяжелым веслам. Торстен спустился в трюм в поисках запасного руля, Одиндиса опустилась на колени перед раненым юношей. Бергдис сняла с крюка котел и хмуро в него уставилась…
— Ты была с ним у носа, — обратился Эдвин к Сольвейг. — Что там произошло?
Девушка начала было рассказывать, но тут они увидели, что внизу, в ветвях упавшего дуба, покачивалось, раскинув руки, бездыханное тело. То был Рыжий Оттар. Стрела печенегов еще торчала у него изо рта.
Эдвин и Сольвейг позвали остальных, стали указывать вниз и словно пробудили товарищей ото сна. Бруни со Слота яростно заработали веслами, гребя назад. Одиндиса с Сольвейг присоединились к ним. Вчетвером им удалось развернуть лодку. Бард и Брита побежали к носу корабля. Одиндиса распростерла руки и держала их, точно была богиней, что приветствует Рыжего Оттара у врат Асгарда.
Гребцы остановили лодку у самого дерева. Его ветви удерживали корабль так же, как они держали и баюкали тело Рыжего Оттара. Торстен с Михраном спустились с судна и, стараясь не упасть со скользкого ствола, подошли с обеих сторон к шкиперу и взяли его под руки.
Множество рук потянулось за телом и подняло его наверх.
«Что теперь? — думала Сольвейг. — Что дальше? Что мы собираемся делать?»
Путники недолго постояли плечом к плечу над телом своего предводителя. Все молчали. Все чувствовали, что остались без защиты и не знают, что им делать. Им было страшно.
— Гребите, — приказал им Михран. — Гребите, продолжайте грести. Вода здесь спокойная, но печенеги еще близко…
Он быстро окинул взглядом берега, и вслед за ним осмотрелась вся команда.
— Мы будем грести до самой темноты. Потом нам нечего будет бояться, и мы сможем привязать лодку.
— Мы должны разжечь погребальный костер, — предложила тем же вечером Бергдис. — Мы должны отпустить Рыжего Оттара.
Голос ее звучал хрипло. Она положила тяжелую, всю в чешуйках, руку на плечо Эдит и сказала:
— Бедная девочка!
Эдит вздрогнула в испуге, затем всхлипнула.
— Святой Григорий, — объявил Михран.
— Что? — спросила Бергдис.
— Самый священный остров.
— Христианский?
Михран покачал головой:
— Так называет его император Миклагарда. Очень священный остров, потому что на нем приносят жертвы и русы, и викинги.
— Где он находится?
— В двух днях пути.
Бергдис оглядела спутников.
— Там растет огромный дуб, — сообщил им проводник. — Старый как мир. Все путешественники совершают жертвоприношения у его корней.
— Мы принесем в жертву собственного вождя, — пробормотал Бруни.
И на сей раз Торстен был с ним согласен:
— Да, это очень, очень большая жертва.
— Хорошо, — отозвалась Бергдис. — Нам надо завернуть его в шкуры и положить в трюм.
— Подальше от мух, — заметила Одиндиса.
— А на том острове безопасно? — спросила Брита.
— Больше никаких печенегов, — успокоил ее Михран. — Они позади. Все печенеги остались позади.
— Что же впереди? — спросила Эдит, качая головой.