Костяной
Шрифт:
– Волки, – ответила она коротко. – А может, собаки одичавшие. Тут все села брошены, но многие – не так уж и давно.
– Неурожай, – кивнул капитан. – Я еду к ведьме потолковать о Птице.
– Разрешишь присоединиться, стрегоньер?
– Давай.
Он хотел подхватить ее, усадить в седло, но она вспрыгнула легко, махнув полами линялого плаща, чуть зацепив Бастиана краем потрепанной, выбеленной солнцем шляпы. От нее пахло горькой травой вроде полыни и чем-то еще, что Бастиан не смог бы описать, как и сам запах полыни он не смог бы описать чужестранцу, никогда не знавшему этого аромата. Что-то такое, что перекликалось
Мосол, впрочем, его чувств не разделял. Он крутился, гудел и норовил укусить девушку за носок сапога, пока Бастиан не прикрикнул на него.
– Нам вперед? А что за ведьма?
– Ледо Ютра. По прозвищу Лайка. Я думал, ты знаешь.
– Я не стрегоньер, меня отправили, как это говорится, оценить опасность пожара. И, если что, оповестить людей, чтоб убирались, буде таковые встретятся. Формальность, сам понимаешь, нет ту ни соба… То есть есть. Ты понял. Встретились эти, кто они там, и убираться пришлось мне.
– Это я понял. А оружие твое где?
– В волке, – неопределенно махнула ручкой девушка. Помолчала, потом добавила: – Лезвие застряло в кости, не хватило силы вытащить. Я, как видишь, не атлет. Так что там с ведьмой? Ты встречал ее раньше?
– Да. И я знаю ее истинное имя.
– Понятно, – кивнула разъездная. – И какое же оно?
Бастиан только усмехнулся. Проверяет, правда ли я стрегоньер, подумал он. Может, еще Столистов попросит почитать?
– Лучше скажи, как тебя зовут. Я вот Бастиан.
– Марева, – сказала девушка в сторону, ерзая, устраиваясь поудобнее.
– Будем знакомы. А это, – он потрепал коня по редкой гриве, – Мосол. Опасайся его. Просто на всякий случай.
Девушка кивнула, и они поехали. Не сразу – Мосол погарцевал, сделал пару петель на месте, словно стремился завязаться узлом; несколько раз прогнал по телу крупную дрожь и только потом снова взял след. И тогда он сделался спокоен и быстр, так, что шляпу Маревы то и дело сдувало Бастиану на грудь и девушка придерживала ее тонкими пальцами в белых перчатках.
Конь сорвался вскачь, иногда припадая к земле, чуть ли не пластаясь. Один раз он сошел с пути, остановился на серых бумажно-прозрачных листьях за толстым, кряжистым стволом полумертвого дерева, будто прятался от чего-то, и долго словно смотрел вдоль дороги, хотя щитки прикрывали его слабовидящие глаза. Другой раз просто развернулся и сделал широкий круг, принюхиваясь и точно что-то бормоча сквозь стиснутые зубы. Он был опасен в такие минуты, и Бастиан предпочел потратить немного времени и стянуть его пасть ремнями.
– Чего он? – спрашивала Марева, тоже вглядываясь в лес.
– Дело делает, – отвечал Бастиан. – Чует ведьму. Или Птицу.
Марева ежилась под плащом и вжималась Бастиану в грудь. Потом успокаивалась, до следующей злой Мословой выходки.
Начался дождь. Запахло прибитой пылью и холодом. Бастиан подумал, не пора ли сломать печати на оружии. Вразумлять словом… И скольких он вразумил? Капитан невесело усмехнулся.
Он проверил пистолет и распечатал ножны – на ходу, не останавливаясь. Марева поникла, закуталась в плащ и стала как-то еще меньше под дождем. От нее почти не было тепла. Дождь по-прежнему шел редкий, но туча уже летела в их сторону, низкая, рваная и темная, как раненая рыба, исходящая блеклой серо-фиолетовой кровью в мутной воде небес.
Бастиан узрел курящуюся дымовую трубу за пеленой дождя и в который раз убедился, что Мосол не ошибается.
Он свернул в лес, изо всех сил удерживая рвущегося вперед коня.
– Дальше, пожалуй, я сам, – сказал Бастиан.
– Боишься, помешаю, что ли? – спросила Марева, склонив голову, но спрыгнула на землю, легко, не успел капитан коснуться ее.
– Я знаю Ледо, – произнес он вместо ответа, – и она может быть опасна. От настоящего имени она никуда не денется, но откуда мне знать, сколько имен себе она взяла вообще и какие аспекты по каким именам растыкала? – Бастиан смахнул капли с полей шляпы. – Уж заставить ее стоять столбом я точно не смогу, заклинай не заклинай.
– Она сильная ведьма?
– Не из слабых.
– А отчего ее зовут Лайкой?
– Потом расскажу.
– Долгая история, да?
– Есть примета такая – не обсуждать работу до работы. Мне пора.
Бастиан привязал чубарого к дереву стальной цепью. Он был немал, с тех пор как его вытащили из варева, наел тела, вернул себе крепкие мускулы и, чуя цель так близко, мог буянить и рваться с привязи. Хозяин подозревал, что конь собирается ломать дерево, как только он сам уйдет.
Капитан поправил шляпу, проверил, как вынимается клинок, и пошел к лесистому обрыву, за краем которого, высунув лишь сизую закопченную трубу, прятался дом Ледо Ютры. За ним, в разрывах рыжей ряски, открывалась черная, рябая от дождя гладь озера под названием Ржа.
Спустился с обрыва он быстро, благо была тропинка; обошел старый бревенчатый дом между пеной побережья и столь же старым, но крепким забором.
Здесь ему не нравилось. Грязь, подсохшая сверху коркой, под ногами была податливо-мягкой, а озеро вблизи оказалось таким черным, будто в нем стояла ночь. Интересно, подумал он мимоходом, а эта вода тоже горит?
На поверхности плавали красные и седые листья. Ветер не долетал до этого места. Мертвая трава цвета костей, и камыши, засохшие, казалось, годы тому назад, жались к берегу. Над водой, как застывшие щупальца, или челюсти, или позвоночники давно умерших диковинных зверей, вздымались ржавые зубчатые дуги, истлевшие до бумажной тонкости шестерни; шелушились бурой и огненно-рыжей окалиной, утопали в озере. То был старый механизм, а от вида старых механизмов у капитана всегда портилось настроение, становилось неуютно, словно холодная вода текла за шиворот и ветер задувал за пазуху. Этому металлу было много сотен лет, а он до сих пор еще не рассыпался до конца, и сверху на дугах еще виднелись старые клейма. Те люди застали времена, когда на небе была только одна Луна.
Летел пух от камышей, лез в лицо, и Бастиан глубже надвинул шляпу.
Потом ударил ногой в калитку ворот, так, что желтый лишайник посыпался на землю. Дверь отозвалась недобрым гулом. Заперто. Ржавые гвозди, торчащие из верхней поперечной балки, мешали перелезть.
– Открывай! – рявкнул он. – Стрегоньер требует!
Понятно было, что так никто не откроет, но он как-то привык к заведенной процедуре. Тем более, раз печь топится, стрега Ютра точно дома.
– Акло Хайнант Ледо Ютра, дочь Эрландо, именем Королевства, открывай!