Кот и крысы
Шрифт:
Зная неплохо французский, худо-бедно немецкий, читая с лексиконом по-английски и разбирая неизбежную для образованного человека латынь, Саша решительно не знал особливых языков щеголей и щеголих. А было их немало - язык веера, язык налепленных на лицо и грудь мушек, язык цветов. Красавицы вели с поклонниками беззвучные разговоры, умея ловко назначить час свидания или же предупредить о некстати вспыхнувшей мужниной ревности.
Полагая, что Саша, как подсказали жалостливые бабы на Знаменке, служит в какой-либо лавке на Ильинке, хозяйка экипажа и ее подруга толковали между собой так, как если бы он понимал, что значат эти «галантные», «тиранки», «злодейки», «шалуньи», «кокетки», и до него не сразу дошло, что речь идет о содержимом мушечницы, об этих крошечных кружках из черного муара и тафты, даже из бархата, придававших столько смысла жизни щеголихи. Расшалившись, дама и ее компаньонка даже налепили друг дружке на лица, впридачу к уже украшающим их, хозяйке - около левого глаза мушку «влюбленная», компаньонке же с хохотом - на кончик носа, и эта обнаглевшая мушка по справедливости звалась «дерзкая».
Зазевавшийся Саша не сразу понял, что пора сопротивляться, и заполучил две мушки рядышком на левой щеке, что означало склонность к галантным похождением и жажду поцелуя.
– У нас мало времени, - сказала дама, поглядев на дорогие часики, висевшие у нее на шее.
– Я говорила, что незачем заезжать к этому варварскому князю, - отвечала компаньонка.
– После того, как они с Перреном так страшно кричали друг на друга, я еще удивляюсь, что он вообще у нас появляется.
– Это все из-за глупости, которую сделал де Берни. Ему, когда стало ясно, кто любовница того петербуржского офицера, следовало послушаться князя, оставить офицера в покое и отпустить его с миром. А он продолжал игру…
– И доигрался. Но кого бы не соблазнил тот прелестный букет лилий?
– Не для меня он добывал тот букет, это был бы слишком дорогой подарок. Я едва выпросила его на два вечера поносить…
Саша навострил уши - вот теперь разговор сделался весьма любопытным!
– Будь умницей, Розина, - сказала дама, - и мы вместе, отделавшись от Перрена, уедем в Петербург. Но для этого придется помочь князю в его беде. Я готова принять участие в добром деле - если он нам за это неплохо заплатит.
– Если узнает Перрен, он нас убьет…
– Он ничего не сможет нам сделать.
И далее речь пошла о каких-то парижских похождениях этого загадочного Перрена.
Меж тем карета, повернув налево, катила довольно долго и наконец, сделав еще крутой поворот, встала во дворе.
– Вставай, дитя мое, - сказала дама.
– Вот мы и прибыли.
По обстоятельствам Саше пришлось выходить из кареты первым - иначе дамы в их пышных юбках принуждены были бы через него карабкаться. Он вышел - и обнаружил себя в небольшом, но ухоженном дворике, даже более того - ворота, отворившиеся, чтобы принять карету, еще были распахнуты, а привратник пустился в беседу с лакеем, несущим коробку на манер шляпной картонки.
Дом был розовый, несколько странный на вид - не с балконами, а с открытым каменным гульбищем во втором жилье, длинным - почти во весь фасад.
Следовало бежать. Удирать следовало стремглав!
Тем более, что на крыльцо вышел кавалер, распростер дамам объятия и устремился самолично вынимать их из ареты, причем тут же по-свойски расцеловал.
Чем-то этот кавалер вдруг сделался для Саши подозрителен. Улыбчивость и статность, приятная дородность вроде и внушали расположение, однако…
В отличие от архаровцев, для Саши слово написанное означало куда больше, чем слово прозвучавшее, и даже чем понятие, этим словом означаемое. Написанные слова он помнил крепко. А тут возникло ощущение, что темноглазый и темнобровый мужчина чем-то знаком, как если бы Саша о нем в книге прочитал…
Но он не читал книг, в которых сочинитель преподносил бы словесные портреты, он читал книги научного содержания или же великолепные французские трагедии. Портрету взяться было неоткуда. Брови? Так многие щеголи их подбривали и красили, чтобы образовались две изящные дуги… Французская речь? На то он и француз…
Саша встал пнем, долго и мучительно пытался вспомнить, где, на каких страницах, ему попадалась эта рожа. И вдруг сообразил - не в ней дело, в пуговицах! Что-то такое пуговичное застряло в голове. Чьи-то приметы на бумаге, для прочтения вслух архаровцам, и особо почему-то было сказано про серебряные пуговицы одинакового фасона, только на кафтане большие, а на камзоле поменьше. Ну вот же они!… И наряд модного цвета, серовато-зеленого, вроде бы зеленая ткань пыльцой присыпана.
Наконец озарило - это же приметы того молодца, что увез из модной лавки недоросля Вельяминова (с легкой руки Архарова иначе бедолагу в полицейской конторе уж не звали) и завез его в тайный игорный дом!
И страницу прочитал вслух Устин, а потом ее взял Саша, просмотрел еще раз…
Но описание наряда в памяти застряло, а описание лица отчего-то выветрилось. Саша напряг все свои способности, составляя словесный портрет, чтобы запомнить его слово в слово и тут же бежать на Лубянку. Хоть что-то доброе и он, выходит, способен совершить! Хоть и нечаянно.
– Ростом с Федора, ежели снять с каблуков, рылом кругловат, в меру пузат, так что последняя на камзоле пуговичка, будучи застегнута, очень даже пузо обрисовывает, так что камзол морщит…
Затем полагалось хоть одним словечком обозначить глаза, волосы, прямизну носа и бородавки, буде обнаружатся.
– Глаза темные под темными же бровями домиком, а красит их или нет - того издали не понять, нос и рот обыкновенные, волосья напудрены и уложены в две букли, сзади зеленоватый бант и коса в мешочке… кажись, все…
Вот теперь бы и бежать.
Ан нет.
Саша замер, глядя на этого человека во все глаза.
Он начал вспоминать все, с ним связанное.
Беспечно болтающий по-французски кавалер, надо полагать, и впрямь был тем, кто увез из модной лавки недоросля Вельяминова и свел его с шулерами. А из-за шулеров, коли верны догадки Архарова и архаровцев, застрелился гвардеец Фомин… и подумать-то об этом тяжко…
И письмо от парижанина Габриэля де Сартина тут же вспомнилось. Хоть отвечал-то на него Клаварош, а первым читал Саша, и на пару с Клаварошем они перевели его Архарову во всех подробностях, каких слов не знал по-французски Саша - те знал, естественно, Клаварош, а чего не мог сказать по-русски Клаварош - передавал, как умел, Саша…
Стало быть, тот притон, который вся Лубянка ищет и сыскать не может, сам вот-вот примет секретаря Колобова в объятия?! Господи Иисусе!
Дама с компаньонкой вспомнили про Сашу и окликнули его с крыльца.