Кот и крысы

Трускиновская Далия Мейеровна

Новость Архарова ошарашила.

– Ах он старый хрен! Мы бы уж давно этот притон разгромили, кабы не его боярская дурь и спесь!

– Николаша, Николаша!
– воззвал Левушка.
– Как же ты по роже не разглядел?!.

– А что - по роже? Кабы я его спросил: ты, сударь, с шулерами знаешься?
– то и прочитал бы вранье по роже! А я его просил о помощи, и он охотно согласился. Тут вранья не было - он и впрямь хотел, чтобы рулетка у него оказалась! Подержал ее пару деньков, побаловался, а потом сам же и приказал Дунькиному привратнику ночью отворить двери тому громиле с топором, которого Устин чуть не задержал…

– Погоди, неувязка!
– возразил Левушка.
– Для чего же тогда привратника убивать?

– А чтобы не проболтался. Вернее, так - убивать его никто не собирался, но когда Устин поднял шум, поневоле пришлось.

И Архаров высказался весьма кудряво.

– Как быть?
– спросил Левушка.

– Как быть?

Вопрос был прямо замечательный. Теперь, когда, в сущности, стало известно местоположение притона, его можно было бы взять этой же ночью. Но Архаров с Левушкой, сообразив, что несколько московских аристократов своим присутствием обеспечивают соблюдение законов чести, и помыслить не могли, что среди них затесался сам Захаров. Взять его в компании шулеров и отвезти на Лубянку - это скандал не на всю Москву, Москва-то что… Это и на весь Санкт-Петербург, поди, скандал. Он приятельствует с князем Волконским, прекрасно принят у него в доме, и, выходит, Архаров наносит удар и по Волконскому…

– Проклятые крысы! Надо же, как высоко взобрались, - в ответ на длительное архаровское молчание воскликнул Левушка.
– Есть ли в Москве дом, где бы они не угнездились?

Он имел в виду знатные дома.

– Кажись, я знаю, как быть, - сказал вдруг Архаров.

– Ну?…

– Этой ночью назначаем экспедицию в Замоскворечье, пока никто ничего про наши планы не пронюхал, тот же Волконский…

– Да как же они пронюхают?!
– перебил возмущенный Левушка.

– … и пока треклятые французишки чего с перепугу не натворили. Сашка-то, как я понимаю, немало им переполоху наделал. Могут и вовсе в другое место перебраться. Ищи их там! Никодимка, зови Меркурия Ивановича!

Когда дворецкий прибыл, то получил странные распоряжения.

Сашу Коробова тайно, через задние ворота вывезти, хоть в водовозной бочке и спрятать у Марфы в Зарядье. Недоросля Вельяминова под тем предлогом, что дело близится к концу, посадить в архаровскую карету с почетом и повезти к его тетушке Хворостининой, но недовезти, а сделать так, чтобы он оказался на Лубянке. Этим займутся архаровцы, а дело дворецкого - исхитриться, чтобы недоросль исчез с Пречистенки бесшумно. Далее - коли будут присылать от его сиятельства князя Волконского, отвечать, что господин Архаров с утра был вызван кем-то из подчиненных, уехал на извозчике и более не появлялся. И господин Тучков - равным образом. Даже коли будет отсутствовать несколько суток - уныло отвечать всем посланным одно и то же.

Затем Архаров велел Никодимке выбрать самый дорогой из его кафтанов, приготовить чулки, парадные туфли, шпагу с золоченым эфесом, а также взять лучшие лакейские ливреи и два нарядных кафтана Левушки - понятное дело, со штанами и камзолами. Все это добро следует скласть в короба и доставить тайно к той же Марфе. Туда же привести рыжую Фетиду и Левушкиного гнедого меринка Милорда (имя было памятью о попытке учить аглицкий язык, завершившейся на пятом уроке).

Левушка молчал, не осмеливаясь вставить слово.

После чего Архаров отправил Ушакова ловить извозчика, скоренько выпил свой кофей с любимыми сухариками и собрался в дорогу.

Он прибыл на Лубянку, нашел там немало архаровцев, в тревоге ожидающих командира, и тут же стал деловито раздавать задания. Одного человека, впрочем, не было - Федьки. Вспомнили, что он уехал на ночь глядя в Замоскворечье что-то там выслеживать. Архаров буркнул что-то для Федьки малоприятное.

Если бы ему, озабоченному делом, пришло на ум взглянуть на лица архаровцев, получающих приказы, то он бы увидел откровенную радость и, возможно, задумался - с чего бы вдруг? Но ему было не до сентиментальных размышлений.

– Как там этот, как его, что приходил выведывать про Вельяминова?
– спросил он сидевшего в кабинете со всеми бумагами по делу о шулерах старого канцеляриста Дементьева. Тот молча принялся листать сшитую веревками тетрадь.

– Яшку-Скеса ко мне!
– успел распорядиться Архаров.
– Макарку с Максимкой переодеть у Шварца и - в Замоскворечье. Фоминское письмо переписано? Дайте Максимке, он грамотный. Пусть ищут по приметам дом, а потом с темнотой ждут у… Клашка, ты, что ли, был с Федькой, когда он с Клаварошем за мазуриками погнался? Там храм какой-то был приметный, я запамятовал.

– Успенский, ваша милость, - доложил Клашка.

– Ну так пусть с темнотой ждут у Успенского, да чтоб поглядели, всюду ли карета пролезет, не застрянет ли где.

– Платон Куравлев, ваша милость, - сказал Дементьев.

– Яшка? Прелестно. Сейчас выпустим одного мазурика. Беги вниз, пусть и тебя Шварц принарядит ну хоть монахом…

Раздался общий хохот.

Маленького курчавого рыжеватого Яшку потому и прозвали Скесом, что он на чумном бастионе да и во всех командах мортусов, поди, был единственный еврей, по-байковски - скес.

– Пойдешь следом. Он, этот Куравлев, долго в подвале сидел, сразу хозяев искать побежит. А выпускать будем так - Клашка, Ушаков, выведите его и к карете сопроводите, а там зазевайтесь на миг. Коли не дурак, то даст деру. Не выводить, пока Скес не будет готов!

И только на краткий миг Архаров впал в недоумение - когда Устин, посланный к Марфе, чтобы дождаться там Сашу Коробова и записать все, что тот расскажет о своем приключении, не ограничился кратким «будет сделано, ваша милость», а произнес взволнованно:

– Слава те, Господи, услышал наши молитвы!

* * *

Федька Савин, расставшись с товарищами, ехал вместе с Матвеем Воробьевым и с Сергейкой Ушаковым, рассуждая о крепости водки, которая непостижимым образом увеличивается от добавленных трав, взять хотя бы «ерофеича» - человек непривычный поклянется, что горящим шомполом глотку прочистили.

Под этот разговор он убедил Ушакова проехать по Пятницкой чуть ли не до Серпуховских ворот, там они и расстались.