Кот и крысы

Трускиновская Далия Мейеровна

Федькины соображения были таковы. То, что шайка шулеров побаивается полиции и на всякий случай хочет иметь запасной выход из своего притона - это понятно. То, что подземный ход будет достаточно длянным, тоже понятно. Но где-то же он вылезет на поверхность!

И вот тут следует задать вопрос: куда подевались люди, устроившие засаду на Левушку и Клавароша? Разбежались и сгинули во мраке? Но с ними была баба в огромных юбках и совершенно неподходящих для прыготни в потемках туфлях.

Федька и Клашка прибежали со стороны реки, где они прочесывали выходящие на набережную переулки. Не в ладошках же носили землю французы - может статься, и на тачке возили. Никого они, подбегая к полю боя, не повстречали. Несколько человек, включая бабу, сгинули прямо на глазах, бросив карету.

Так не в ход ли они ушли?

Федька провел отроческие годы в тихой Твери - он не знал, как московские мальчишки, что такое подземные ходы, и не слушал жутких преданий о найденных скелетах, закованных в цепи. Как может выглядеть вход в подземный коридор - а это должен был быть именно широкий коридор, в другой дама бы не пропихнулась, - он не знал.

В кармане у него был план, снятый Демкой, и еще он стянул у Устина карандаш. Было достаточно светло, чтобы сверить план с местностью и начать плясать от пожарища. Именно тут, за обгорелыми и не разобранными стенами, прятались нападавшие - по крайней мере, так понял Федька.

Местность была неприятная - один из московских пожаров, сравнительно скромный, уничтожил несколько домов, причем, как Федьке показалось, не этим, а прошлым или даже позапрошлым летом. Почему-то их не стали восстанавливать - а, может, всю землю купил для какой-то своей надобности богатый человек, из знати или просто промышленник, задумавший строить фабрику. Но отчего-то замешкался.

Два дома разве что угадывалось - на их месте стояли два холмика, уже поросшие вездесущей зеленью - бурьяном, крапивой, иван-чаем, и розовые свечки иван-чая слегка покачивались, как будто отразившая закат легкая дымка над землей. Еще один пострадал меньше - даже стропила уцелели, хотя одной стены не было - возможно, пожар ее не слишком задел, и местные жители растащили ее на бревна.

Федька замечтался, глядя на иван-чай. Он представил себе, как набирает целую охапку, здоровенный сноп… зачем?… Ведь у нее наверняка стоят на окошке и в вазах дорогие цветы, оранжерейные, розы всех цветов или даже те лилии, которые взял для образца ювелир, изготовивший серебряный букет с редчайшим зеленовато-голубым жемчугом…

Она пропала, следа не оставив, и объявилась в Санкт-Петербурге, наверно, уже с кем-то повенчана, а Преображенского полка поручик Тучков все еще таскает на шее медальон с ее портретом, а спятивший архаровец Савин никак не может забыть ее лицо, ее нежный румянец, ее темные задумчивые глаза…

Перед этой вылазкой Федька разжился палашом - Бог весть, где раздобыл Шварц этот длинный, довольно широкий двуострый клинок, в армии на вооружении таких, как утверждал Архаров, не было. Палаш (возможно, трофей Полтавской битвы) хранился в чулане с маскарадным добром. Федьку в нем привлекла длина и прочность. Тыкать таким в землю - разлюбезное дело.

Вот для чего ему понадобились вечерние часы, когда все богобоязненные московские жители уже укладываются спать, помолясь на ночь. Человек в полицейском мундире, ползающий по пустырю и тычуший палашом в землю - зрелище не для публики.

Однако если удастся отыскать ход - Архаров этого не забудет. Он говорил как-то: будешь умен - помогу наверх вскарабкаться. Говорил, правда, единожды, но архаровцы уже знали - этот дважды повторять не любит.

Раньше Федьке вроде было ни к чему лезть вверх - он был уже премного доволен тем, что избавился от тюрьмы и сбросил с плеч дегтярную робу мортуса. Жениться он пока не собирался, найти на Москве сговорчивую девку при желании мог - иное дело, что он, сам того не ведая, казался девкам чудаковатым, а это амурным шалостям не способствует. Он просто жил и служил, не слишком беспокоясь о завтрашнем дне.

Однако вдруг возмечталось, как он входит в какой-то неимоверной роскоши зал (это была анфилада ховринского особняка, разросшаяся вширь и богато освещенная), как опирается на дорогой, сверкающий мелкими бриллиантами шпажный эфес, как перешептываются придворные красавицы: господин Савин, прославленный на всю Россию, сама государыня изволила хвалить и ужинать с ним в кругу самых избранных вельмож, своими руками надела на него орден… ох, какой же это мог бы быть орден?… Федька и его в мечте своей усыпал бриллиантами, а посередке поместил портрет государыни. И тут же - фрейлина, если только молодые вдовы бывают фрейлинами, Варенька Пухова, и она все это слышит…

Разумеется, в тот день, когда государыня вручит Федьке орден, Варенька должна быть свободна - иначе к чему все эти чудеса воображения? Коли она повенчана, так супруг, скажем, уедет на турецкую войну…

Федька все очень живо себе представил и даже свои с Варенькой разговоры принялся сочинять, хотя собственного понятия не имел, как беседуют со знатными девицами, поди, о музыке все да о стихах. Тут он полностью доверился Левушке, который именно так и блистал в светском обществе и порой рассказывал о своих победах.

Ведя умственные разговоры, которые, услышь их архаровцы, навеки сгубили бы Федькину репутацию, он ходил по пустырю и карандашом наносил на план всякие любопытные загогулины и прямые полоски.

Федьке не доводилось рыть подземных ходов, но разум подсказывал - работа это нелегкая, и тот, кто за нее взялся, будет стараться всячески ее облегчить. А под каждым холмиком, означающим сгоревший дом, непременно погреб имеется, и немалый. То есть, может статься, что ход, ежели он существует в действительности, представляет собой цепочку соединенных норами погребов. Даже когда при этом он не прямой выходит, а углами, - беда невелика.

На Демкином плане он-таки и не получался прямым. А если он был как стрела - то один из холмиков оставался в стороне. Но это было как-то сомнительно - куда бы он тогда привел? В тех краях Федька с Клашкой уже бродили, он бы под хлев привел, а далее, может статься, и под свинарню.

Далее, рассуждал Федька, ход должен залегать довольно глубоко, чтобы не обвалился при производстве земляных работ. Может статься, длины палаша и не хватит его прощупать. А вот определить методой тыка в землю место погреба, глядишь, и возможно. Погреб известно какой глубины делается - чуть более сажени, и сверху над ним - пол избы, который тоже не в аршин толщиной. Так что надобно исследовать первым делом холмики, не отвлекаясь на розовые облака иван-чая.