Кот, который читал справа налево
Шрифт:
Томми, большой голубоватый вестник, поднял голову и завыл. Тем временем сиамочка прокапывалась в Квиллеров карман.
– Спихните ее, коли мешает. Она истая девчонка. Самочки всегда ластятся к мужчинам.
Квиллер погладил блеклую, почти белую шкурку, и котенок, нежно замурлыкав, попытался погрызть его палец четырьмя зубками.
– Если уж мне заводить вторую кошку, – сказал он, – так, может быть, эту…
– Ай-яй-яй, а вот как раз эту я вам отдать не смогу. Она вроде особенная. Но я зато знаю, где живет сиротка, которой нужен хороший дом.
– Что-то слышал, – ответил Квиллер.
– Печальная история, еще какая. Так у миссис Тейт была самочка-сиамочка, а я и представить себе не могу, чтоб ее благоверный стал теперь держать бедную кису.
– Почему вы так думаете?
– Ай-яй-яй, да не любит он кисок.
– Откуда вы это знаете?
– Киса – родом из одного выводка, который у меня в доме народился, и миссис – упокой ее душу! – звонила ко мне за помощью. Бедная киса была такая нервозная, не ела, не спала… А теперь бедная женщина приказала долго жить, и никакого нету слуху, что стало с кисой… Позвольте вам подлить чайку, родненький.
Она подлила ему в чашку еще черно-красного варева с крутящимся гарниром из чайных листьев.
– А этот ее муженек, – продолжала она, – из тех, кого так и пучит важностью, но – поимейте в виду! – мне долгонько пришлось ждать от него платы. А я – со всеми этими голодными ртами, которые надо набить!
Квиллеровы усы подавали ему сигналы. Он сказал, что в связи с обстоятельствами должен обдумать удочерение кошечки. Потом завязал шнурки ботинок, развязанные кошками, и встал, чтобы уйти.
– Сколько я вам должен за консультацию?
– Три доллара не слишком будет для вас дорого?
– Думаю, как-нибудь справлюсь, – сказал он.
– А коли вам захочется пожертвовать несколько пенни на чашечку чайку, так они пойдут на покупку чего-нибудь вкусненького для кисок. Просто бросьте их в плошку из-под джема в холле на столе.
Миссис Хайспайт в окружении колышущихся хвостов проводила Квиллера до дверей; сиамский котенок трогательно потерся о его лодыжки. Он бросил два четвертака в банку из-под джема.
– Коли понадобится помощь, родненький, звоните мне в любое время.
– Я забыл упомянуть еще об одном, – спохватился Квиллер. – На днях меня навестила вечерком подруга, и Коко пытался ее укусить. Не то чтобы злобное нападение – просто намек на укус. Но не куда-нибудь, в голову!
– Что же делала леди?
– Коки ничего не делала! Она размышляла о своем бизнесе, когда Коко совершенно неожиданно прыгнул к ее голове.
– Леди зовут Коки?
– Именно так ее все и называют.
– Вам придется звать ее как-нибудь по-другому, родненький. Коко подумал, что вы пользуетесь его именем. А кисик очень ревнует к своему имени, еще как. Очень ревнует.
Когда Квиллер покинул кошариум на Мерчент-стрит, то сказал себе, что диагноз миссис Хайспайт звучал вполне логично; попытка атаки против Коки мотивирована ревностью. У первой же телефонной будки он остановился и позвонил в студию Мидди.
По телефону Коки оказалась странно ласковой и сговорчивой. Когда он предложил вместе пообедать, она
Квиллер вернулся к себе в офис и сел за статью. Пошло недурно. Слова текли легко, а те два его пальца, которые печатали, все время ударяли по нужным клавишам. Заодно он ответил на несколько писем читателей, требовавших дизайнерского совета.
«Могу ли я положить стеганый mateless'e [42] в небольшое berg`ere [43] ?»
«Правильно ли будет поставить маленький сервант под высоким окном-фонарем?»
В покладистом своем настроении Квиллер говорил им всем: «Да. Конечно. Почему бы и нет?»
42
Mateless'e– матрац (фр.).
43
Berg`ere – глубокое кресло (фр.).
Как раз перед самым его уходом из офиса в пять тридцать ему позвонил заведующий библиотекой и сообщил, что Тейтово досье с газетными вырезками возвращено, и Квиллер прихватил его по пути из офиса.
Он хотел зайти домой и побриться перед визитом к Коки, и ему нужно было покормить кота. Не успел он выйти из лифта на пятнадцатом этаже, как услышал приветственные песнопения, а когда вошел в квартиру, Коко начал хмельные гонки по комнатам. Он вскакивал на спинки кресел и с грохотом оттуда брякался. Взлетел на шкафчик со стереопроигрывателем и прокатился по всей его длине, смерчем светлой шерсти обогнул обеденный стол, смел все с письменного стола, повалил корзинку для мусора – все время чередуя завывающий фальцет и баритональное рычание.
– Вот это энергия! – одобрил Квиллер. – Вот это мне нравится! – и спросил себя, уж не почувствовал ли кот, что получит подругу для игр.
Квиллер нарезал для Коко цыплячьей печенки и потушил ее в масле, посыпав натертым боковым срезом рокфора. Торопливо почистил и надел другой костюм и уцелевший клетчатый галстук. А там пробило и шесть тридцать, время выходить. Несколько секунд он колебался над досье из библиотеки – огромным конвертом со старыми светскими заметками, забытыми деловыми новостями и некрологами. У него заострились было усы, но желудок решил, что досье может и подождать.
Восемнадцать
Коки жила на верхнем этаже дома старинной постройки, и Квиллер, вскарабкавшись по трем лестничным пролетам, тяжело дышал, когда подходил к ее квартире. Она открыла дверь, и он утратил способность дышать вовсе.
С ним поздоровалась восхитительная незнакомка. Впрочем, эти скулы, виски, подбородок и уши Квиллер уже где-то видел. А вот волосы, прежде как шлем, соединенный с кольчугой, охватывавшие голову и плечи, теперь были собраны на затылке в золотую копну. Квиллера очаровали длинная шея и изящная линия подбородка Коки.