Кот, который разговаривал с привидениями
Шрифт:
– Тот, кто был когда-то директором школы, навсегда им и останется, – объяснила она Квиллеру. – Любит быть боссом. – Она взяла из кладовки тряпку и пошла к двери, по дороге яростно хлопая тряпкой по стульям и картотечным шкафам.
– Кто-то говорил мне, – обратился к Гомеру Квиллер, – что в Мускаунти нет такого понятия, как мастер по замкам, потому что нет замков. Так кто же тогда тот парень, что трудится над моей дверью?
– Мастер по замкам в этих краях умер бы с голоду, – сказал Гомер, – но этот малый чинит холодильники, патефоны, пишущие машинки – всё что угодно. Зачем вам замок
– Меня волнуют не мертвые, – ответил Квиллер. – Меня волнуют живые.
– Хэллоуин скоро, шутники могут нагрянуть. Когда я был молодым, мы, бывало, под Хэллоуин изображали привидения, особенно в домах тех, кого сильно не любили, вроде придиры-учителя или какого-нибудь скряги.
– Как вы изображаете привидения? В Чикаго, где я вырос, такого обычая не было.
– Насколько я помню, – сказал старик, – надо снаружи дома под плохо закреплённой доской прибить большой гвоздь или что-нибудь такое и привязать к нему длинную веревку. Потом туго натянуть веревку и водить по ней палкой, как смычком по скрипке. Звук отдаётся во всём доме. Вопли на чердаке! В стенах кто-то стонет! Сомневаюсь, чтобы это сработало на алюминиевой обшивке и фанере, которую сейчас используют. Люди лишают свою жизнь маленьких удовольствий. Все синтетическое, даже еда.
– И ещё одним маленьким удовольствием, как я понял, было вырезать инициалы на школьных партах, – сказал Квиллер. – Телефон миссис Кобб стоит на старой школьной парте, на крышке которой вырезаны инициалы «Г. Т». Вы можете о них что-нибудь сказать?
– В нижнем правом углу? Это моя парта! – торжествующе произнёс Гомер. – Её привезли из старой школы у Чёрного ручья. Уж и получил я тогда от учителя тростью по рукам за этот маленький шедевр! Был бы поумнее, вырезал бы чьи-нибудь чужие инициалы. До меня за этой партой сидел Адам Динглбери – он был на четыре года меня старше, – так тот вырезал инициалы сына священника. Вот такое у него было чувство юмора. Да и сейчас не лучше! Исключили его из школы за розыгрыши. Никто никогда не воздал ему должное за его оригинальность и творческий ум. А ещё на этой парте есть какие-нибудь инициалы?
– Совсем мало. Я помню Б. О. Это что-нибудь обозначало?
– Это дед Митча, Брюс Огилви. Он пришёл после меня. Выигрывал все конкурсы по орфографии, но буквы при этом называл только с закрытыми глазами -с открытыми у него не получалось.
– Кажется, что жизни людей в этом северном округе тесно переплетены, – задумчиво проговорил Квиллер. – Крепкая получается ткань. А вот в больших городах жизнь – это отдельные перепутанные нити.
– Вам надо об этом написать в вашей колонке, – предложил Гомер.
– Пожалуй, я так и сделаю. Да, насчёт «Пера Квилла» – Рода говорила мне, что вы что-то знаете о старых амбарах.
– И немало! Это ещё одна исчезающая традиция. Понастроили металлических коробок – как фабричные склады. Но на этой ферме сохранился настоящий хороший амбар. – Он ткнул рукой в сторону северного окна – все эти стальные уродины исчезнут, а он ещё долго будет стоять.
– У меня пока ещё не было случая на него взглянуть, – признался Квиллер.
– Тогда
К амбару шли медленно, хотя, глядя, как Гомер двигает руками и ногами, можно было подумать, что передвигается он достаточно проворно. Квиллер оглянулся на дом и увидел на подоконнике в кухне светло-коричневое пятно; он помахал ему рукой.
Амбар на ферме Гудвинтера был построен в классическом стиле с двускатной крышей, стены его были когда-то выкрашены в красный цвет, а теперь на серебристо-серых досках остались лишь красные прожилки. С одной стороны к амбару примыкала пристройка, а с другой виднелись похожие на серое привидение остатки приземистой каменной силосной башни.
Они шли молча.
– Не могу идти… и говорить… одновременно, – сказал запыхавшийся Гомер, безостановочно размахивая руками.
Сарай был дальше от дома, чем казалось Квиллеру, и больше, чем он себе представлял. По мере того как они приближались, он становился всё более и более внушительным. К огромного размера двойным дверям поднимался поросший травой пандус,
– Теперь я знаю, что имеют в виду, когда говорят «громадный, как ворота амбара», – сказал Квиллер.
Они постояли у пандуса, чтобы Гомер отдышался перед подъёмом. Когда он снова смог говорить, он пояснил:
– Ворота должны были быть большими, чтобы в амбар могла въехать гружённая сеном телега. Дверь в человеческий рост, вырезанная в большой двери, называется «игольное ушко».
Пока он говорил, внизу этой двери поменьше распахнулось окошечко, через него вышла кошка с раздувшимся животом и, переваливаясь, заковыляла прочь.
– Это Клео, – сказал Гомер. – Она состоит в моём комитете, и в её ведении находится контроль за грызунами. Кажется, ещё один выводок мышеловов на подходе. Лишние кошки в амбаре никогда не помешают.
– Для чего эта пристройка? – поинтересовался Квиллер.
– Эфраим построил её для карет. Говорят, у него были отличные кареты. Позже его сын держал там свой «стенли стимер». После того как Титуса Гудвинтера убили, его вдова купила «пирс эрроу», да ещё и с «дворниками», заметьте! Тогда это был просто шик, все так считали!
Потемневший от непогоды амбар стоял на массивном каменном фундаменте, и с задней стороны, там, где земля шла наклонно, фундамент был высотой в целый этаж.
– В старые времена Гудвинтеры держали там скот и лошадей, – сказал Гомер.
Они медленно поднялись по заросшему травой пандусу и вошли в амбар через «игольное ушко». Старик обратил внимание Квиллера на то, как закрывалась дверь: на простые крючки с петлями, выкованные вручную здешним кузнецом. После солнца внутри было темно. Лишь несколько лучиков света падали из невидимых окошек на фасаде. Было тихо, только голуби негромко ворковали и хлопали крыльями.
– Надо открыть большие двери, чтобы было лучше видно, – сказал Гомер. – Здесь с каждым годом становится всё темнее и темнее.