КОТАстрофа. Мир фантастики 2012
Шрифт:
Ну что еще оставалось ему делать!? В полном разброде чувств, оглушенный и убитый горем, он ушел тихонько в свою коробку, и никакие уговоры не могли его оттуда вызвать.
– Крыся, ты заболел? Ну-ка выходи, что это ты с утра пораньше в коробку залег?
Молчание.
– Крыся, может, ты есть хочешь?
Молчание.
Он отвернулся к стенке коробки, положил, как собака, свою лобастую голову на передние лапы и тоскливо вздохнул.
– Да что с тобой сегодня происходит!!? Крыся?.. – Она легонько почесала спинку кота, именно так, как он больше всего любил. Он повернул к девушке свою мордаху, и в его печальных
– Вот дурашка, – прошептала девушка, осторожно вынимая кота из коробки, – что это ты там себе надумал, а? Ну-ка перестань сейчас же, слышишь? Вот ерунда какая… Я всегда буду с тобой, глупыш ты этакий, понял?
Конечно, это было для него слабым утешением. Но, как это часто бывает, разбитому сердцу не хватает подчас самой малости, оно готово поверить в любую, самую невероятную вещь, если эта вера хоть немного спасет от боли… Крысёныш опять вздохнул так, что у девушки сжалось сердце, а потом осторожно лизнул ее руку. «Да, моя богиня, я все понимаю, – словно говорил он. – Только очень больно мне, почти как тогда… Но ты не волнуйся, я справлюсь».
Почти месяц после этого случая жизнь в лаборатории шла размеренным, однажды заведенным порядком. Выезды, полевые, лаборатория. Выезды, полевые, лаборатория… Отчеты… Проверки. Снова отчеты. И опять все сначала.
А потом все и случилось.
Ирочка восприняла повышенную нервозность кота в тот день, как обычную его реакцию – ему так до конца и не удалось справиться с переполнявшими его чувствами, и поэтому в присутствии Саши он иногда продолжал вести себя беспокойно.
Ах, если бы только она могла в тот момент заглянуть чуть дальше, чем позволяли глаза, – туда, куда смотрят не глазами, а сердцем, душой! Если бы только удалось ей увидеть то, что видел он!
Увы, сейчас ее сердце было обращено только к Саше, а Крысёныш для нее превратился из таинственного и… несчастного инопланетянина, с которым ей так неожиданно удалось наладить связь, в самого обычного, земного кота – любимого, забавного, немного странного – но все же кота. Эх, Экзюпери, Экзюпери…
Кто ответит на вопрос, почему ссорятся влюбленные? Отчего это происходит иногда между двумя людьми, каждый из которых сказал однажды самому себе, поклялся в душе и вслух, что никогда (слышите вы – никогда-никогда!) не посмеет обидеть любимого человека?
Что это – просто неизбежный процесс «притирания» двух характеров? Не зря же, в самом деле, родилось в народе известное присловье: «Милые бранятся – только тешатся». И вовсе не исключено, что в первоначальном варианте этой народной мудрости последнее слово звучало несколько иначе – «тешутся». Что должно означать – обтесываются, притираются друг к другу. Пожалуй, только самим влюбленным это доподлинно и известно.
Для Ирочки это была первая ссора с любимым человеком, и в тот момент ей показалось, что весь мир вокруг нее рухнул! Она даже не смогла бы точно сказать, что именно так в тот момент ее обидело – какие-то Сашины слова, его тон или что-то еще. Только ей просто вдруг показалось, что все кончилось, что больше уже ничего у них не будет. Вероятно, где-то в глубине души она была весьма романтической особой – вроде тех барышень из XIX века, что запросто могли упасть в обморок от неосторожного слова.
Нет, но что же он ей все-таки тогда сказал? Или он просто посмотрел на нее не так? Да разве это волновало ее раньше? Волновало? Или нет?
Как бы оно там ни было, но сейчас, пожалуй, это не имело значения. Немногие смогут точно вспомнить причины этих мгновенных, похожих на летнюю грозу ссор, почему-то случавшихся в самом начале отношений – так нежданно, словно сами собой. Но сколько радости приносит потом примирение…
Но Ирочка этого еще не знала. В тот момент она не желала никого видеть – ни ребят, ни Крысёныша… А в первую очередь Сашу. Она вскочила и, не глядя ни на кого, бросилась вон из лаборатории. Хлопнула тяжелая дверь, по коридору дробно простучали каблучки. «Братья», пропустившие самый момент мгновенной ссоры, лишь недоуменно переглянулись и посмотрели на Гаспаряна. В ответ тот неопределенно шевельнул черными бровями и, пожав плечами, с безразличным видом отвернулся к окну. «Ну и что вы от меня хотите? Я-то тут при чем?» – всем своим видом словно пытался показать он. На какое-то мгновение в лаборатории повисла неприятная, давящая тишина.
И вдруг в этой тишине раздался какой-то странный звук – ребята в первый момент даже не поняли, что это, настолько необычным он был. И только оглянувшись, они поняли, в чем дело. Крысёныш. Никем поначалу не замеченный, он вышел вдруг на середину лаборатории и пылающим лиловым взором жег теперь спину обидчика своей богини. Потом еще раз издал этот странный, похожий на стон, звук, и стрелой метнулся к двери.
Никто толком так и не понял, что произошло. Только тяжеленная дверь легко, словно картонная, распахнулась перед котом, просто отлетела в сторону – кажется, он даже ее не коснулся! Лишь мелькнула в проеме его спина. Дверь закрылась с громким хлопком, и этот звук привел всех в чувство.
Первым, как это ни странно, отреагировал на случившееся сам Саша, до того момента упорно продолжавший строить из себя беззаботного и независимого созерцателя «заоконной» жизни. Так же неожиданно, как и Крысёныш, он вдруг вскочил и рванул в коридор, ну а после этого следом за ним бросились уже и все остальные ребята – так ничего, правда, и не понявшие.
Это случилось! Он знал, он чувствовал, что это однажды произойдет! Еще задолго до ее прихода он стал ощущать какое-то странное беспокойство. Это было необъяснимо, но ему и не требовалось никаких объяснений! Он точно знал, что ЭТО уже близко.
Просто в какой-то момент образ его любимой, милой, доброй богини, постоянно сопровождавший его, вдруг подернулся круговертью ярких, злых искр, а потом на него и вовсе надвинулось что-то темное и страшное – угловатое, большое и опасное. Он не понимал, что это такое, но на сердце у него стало совсем холодно и очень больно. Совсем как тогда, когда погибла его мама…
Дверь распахнулась, и в лабораторию ввалились страшилища, и каждое из них норовило потрепать его по голове, почесать за ухом – словом, выразить ему свое расположение. Он увертывался, как мог, изнывая от неопределенности. Или от неизбежности? Вот наконец появилась и она в компании со своим ненавистным спутником.