Коварный обольститель
Шрифт:
Сильвестр ушел, а герцогиня осталась сидеть, погрузившись в воспоминания; из задумчивости ее вывело лишь появление кузины.
– Вы одна, дорогая Элизабет? – воскликнула мисс Пенистон. – Ах, если бы я знала заранее… Но вообще-то я полагала, что Сильвестр готов сидеть с вами до бесконечности и только мое появление может заставить его в конце концов уйти! Пожалуй, я уже сто раз вам говорила, что другого такого внимательного сына еще поискать. И к тому же такого заботливого! Он просто бесподобен!
– Да, да! – согласилась герцогиня. – Со мной он неизменно заботлив, внимателен и добр.
В голосе ее светлости прозвучали скорбные нотки, что было для нее необычно. Уловив их, мисс Пенистон заговорила тем ободряющим, сердечным тоном, к какому всегда прибегала Баттон, когда хотела отвлечь разозлившегося или обиженного Эдмунда:
– Сегодня он выглядел как-то особенно симпатично, вы не находите? У него прекрасная фигура, а уж как он умеет себя держать! Он разобьет еще немало сердец, когда решится наконец сделать окончательный выбор!
Она весело рассмеялась над своими же словами, а вот герцогине, похоже, было совсем не до смеха. Ее светлость ничего не сказала, но мисс Пенистон заметила,
– А еще вы можете не опасаться того, что он женится в пику вам, как гласит пословица, – продолжала беззаботно разглагольствовать мисс Пенистон, не сводя, правда, обеспокоенного взгляда с герцогини. – Учитывая, сколько девиц готовы заманить его в свои сети, у вас и впрямь имелся бы повод для беспокойства, не будь ваш сын столь благоразумен. Подобная мысль однажды даже пришла в голову и мне – надо же, какой абсурд! – и я озвучила ее Луизе, когда она гостила здесь летом. «Только не он! – заявила она. (Вам же известна ее безапелляционная манера изъясняться!) – Он слишком хорошо знает себе цену!» Признаюсь, она меня, понятное дело, успокоила.
Правда, слова Луизы не оказали на герцогиню того же благотворного действия, поскольку она прикрыла глаза рукой. И тогда мисс Пенистон догадалась, в чем дело: бедняжка Элизабет, очевидно, плохо спала ночью!
Глава 3
Больше Сильвестр не заговаривал о своих матримониальных планах, он не подозревал о том, что мать беспокоится о нем, поскольку она неизменно бывала жизнерадостной, когда сын навещал ее. Если бы его светлость догадался, что в душе у герцогини поселилась тревога, он бы, пожалуй, приписал все тому, что ей неприятна сама мысль о его женитьбе, и с легкостью отложил бы реализацию своих намерений. Если бы она призналась ему в своем страхе, все усиливающемся оттого, что сын стал высокомерным и заносчивым, то Сильвестр чрезвычайно огорчился бы, ведь неосторожными словами заронил в ее голову подобную мысль, и постарался бы развеять опасения матери. Герцог знал, что страхи ее напрасны: будучи знакомым с несколькими личностями, к которым вполне подходило такое определение, он полагал их несносными. Немногие мужчины могли похвастать тем, что их баловали и обхаживали больше, чем его; мало сыскалось бы влиятельных дам, кои не простили бы ему оскорбительного равнодушия, которое нередко демонстрировали испорченные светские щеголи. Но ни одна из них никогда не получала повода жаловаться на невежливость Сильвестра; равно как и никто из тех незначительных личностей, когда-нибудь оказавших ему пустяковую услугу либо даже просто прикоснувшихся к шляпе при его появлении, не имел повода считать, будто он их презирает. Приберегать собственную учтивость исключительно для людей своего круга, влиятельных и важных, было признаком дурного тона и проявлением крайнего неуважения, в первую очередь, к самому себе, столь же нетерпимого, как и выставление напоказ своего величия или прилюдного распекания слуги за неуклюжесть. Сильвестр не имел привычки прибывать на балы и приемы слишком уж поздно, подчеркнуто не танцевать контрдансы [8] , уходить уже через полчаса после появления, оставлять приглашения без ответа, смотреть, не узнавая, на своих арендаторов или не стараться занять разговором гостей, прибывших к нему в Чанс на День открытых дверей. Поэтому он никогда не поверил бы, что обвинение его в высокомерии – это не клевета, распускаемая, скорее всего, каким-нибудь прихвостнем титулованной знати, которого он когда-то осадил, или наглым выскочкой, чьи безосновательные претензии герцог был вынужден прилюдно умерить.
8
Контрданс – старинный английский народный танец. Считается, что он берет свое начало от хороводов и шествий в честь праздника весны. Контрданс существовал в двух разновидностях, предусматривающих возможность одновременного участия любого количества пар, образующих круг или две противоположные линии танцующих, которые по очереди повторяют известные фигуры танца.
Герцогиня прекрасно знала об этом и оттого пребывала в растерянности. Она с удовольствием побеседовала бы с кем-то, кто принимал бы интересы Сильвестра столь же близко к сердцу, как и она сама, и лучше ее (поскольку она видела сына исключительно в собственных апартаментах) знал, как он ведет себя в обществе. Такой человек был, хотя и один-единственный в своем роде. Она испытывала безмерное уважение, искреннюю привязанность к лорду Уильяму Рейну, дяде Сильвестра, два года исполнявшему роль его опекуна, но прекрасно понимала – любая попытка поделиться с ним своими смутными опасениями и страхами лишь укрепит его в мысли о том, что она стала жертвой причуд и фантазий, непременно обуревающих инвалидов. Лорд Уильям был типичным представителем уходящего поколения – старомодный, грубовато-добродушный, прямой и добрый, но при этом очень чопорный и застегивающий сюртук на все пуговицы. Он обладал некоторым влиянием на Сильвестра, которого любил, как родного сына, и которым очень гордился. Да, его слово имело бы некоторый вес, и он непременно бы упрекнул племянника, но, к несчастью, не в том, что тот вознесся слишком уж высоко в собственном мнении, а как раз в том, что Сильвестр, наоборот, уронил себя чересчур низко, забыв о своем положении.
Лорд Уильям встретил в Чансе Рождество, но, вместо того чтобы подбодрить герцогиню, лишь поверг ее в еще большее смятение, хотя и в мыслях не держал подобных намерений. О Сильвестре он отзывался исключительно в восторженных тонах, заявив герцогине, что мальчик ведет себя, как подобает настоящему джентльмену, который обладает безукоризненными манерами.
– Крайне вежлив и обходителен, но при этом знает, как сохранять должную дистанцию, – заявил лорд Уильям. –
В семье Рейнов свято чтили нерушимый обычай: все ее члены, по мере возможности, должны были собираться в доме главы рода на Рождество. Поскольку семейство было многочисленным, а большинство прибывших на праздники гостей задержались в поместье на целый месяц, у Сильвестра почти не оставалось свободного времени, и он виделся с матерью куда реже, чем ему хотелось. Хозяином он был замечательным, обретя прекрасную помощницу в лице невестки – той чрезвычайно нравилось замещать герцогиню, и настроение ее повышалось с появлением очередного гостя, переступавшего порог. Искреннее удовольствие женщины омрачил лишь решительный отказ Сильвестра пригласить на торжества сэра Ньюджента Фотерби. Она заявила: раз уж он пригласил ее отца и мать, то с таким же успехом может отправить приглашение и ее будущему супругу, с коим она уже и так помолвлена, но вмешательство обоих родителей леди Ианты положило решительный конец жалобам дамы. Лорд Элвастон, не питавший особого расположения к сэру Ньюдженту, пообещал ей, что немедленно вернется домой, стоит лишь этому персонажу объявиться в Чансе. А леди Элвастон, хотя и была согласна потерпеть присутствие сэра Ньюджента ради его огромного состояния, заявила дочери: если та намерена заручиться благоволением Сильвестра, позволив ему ближе познакомиться с этим смазливым денди, то она глупа как пробка.
Сильвестр покинул поместье ближе к концу января, на день позже последнего из своих гостей. Его ждали в Бландфорд-Парке, куда более прямым и коротким маршрутом из Лестершира должны были прибыть гунтеры [9] герцога. Но по пути он заглянул в Лондон, и этот крюк ни у кого не вызвал удивления, ведь его светлость заранее сообщил матери о том, что у него имеются там кое-какие дела. Поскольку в Бландфорд-Парк его влекло желание поохотиться, а не матримониальные соображения, она рассталась с ним с легким сердцем, не опасаясь, что сын сделает предложение одной из пяти упомянутых претенденток на его руку. Любой из этих девиц решительно нечего было делать в Бландфорд-Парке; кроме того, в высшей степени невероятно, что в конце января их можно будет застать и в Лондоне. Герцогиня полагала, что возможность совершить столь неблагоразумный поступок представится сыну никак не раньше начала сезона [10] . Но он предпочел не говорить ей, в чем же, собственно, и заключалось дело, потребовавшее от него присутствия в Лондоне. Просто Сильвестр решил нанести визит своей крестной матери.
9
Гунтер – верховая лошадь, рожденная от чистокровного верхового жеребца и упряжной кобылы.
10
Сезон – здесь: середина весны. Имеется в виду «модный сезон», т. е. промежуток времени, в течение которого представители высшего общества собирались или в Лондоне, или на водах, или где-то еще.
Вдовая леди Ингам обитала на Грин-стрит, в доме, едва вмещавшем в себя мебель, картины и безделушки, которые она забрала из Ингам-хаус по случаю женитьбы сына и собственного переезда на Грин-стрит. Она настаивала, что любая приглянувшаяся ей вещь является ее личной собственностью; и поскольку ни сам Ингам, ни его кроткая супруга не могли считаться достойными противниками, увезла с собой многочисленные семейные реликвии, впрочем, любезно пообещав вернуть их законному владельцу. Кроме того, вдова забрала с собой и дворецкого, однако тот был уже стар и упрямо придерживался обычаев, кои сам лорд Ингам полагал устаревшими, поэтому молодые не сочли сей факт такой уж большой потерей. Сейчас слуга изрядно одряхлел, исполнял свои обязанности медленно и величественно и настойчиво отговаривал вдовую миледи от каких-либо развлечений, помимо скромного приема либо вечеринки с картами. К счастью, она не выказывала желания устраивать званые обеды или завтраки, оправдываясь возрастом и слабым здоровьем, хотя на самом деле ей исполнилось всего лишь пятьдесят шесть и, помимо подозрений на подагру, никто не мог бы с уверенностью сказать, в чем же заключались ее недомогания. Правда, при ходьбе леди Ингам опиралась на трость из черного дерева, а любое усилие приводило к учащенному сердцебиению, вследствие чего ей приходилось посылать за сэром Генри Халфордом [11] , который так хорошо разбирался в ее состоянии, равно душевном, как и физическом, что всегда рекомендовал ей именно то, чего она в данный момент желала более всего.
11
Сэр Генри Халфорд (1766–1844) – баронет, президент Королевского колледжа врачей, личный врач короля Георга III с 1793 по 1820 годы и врач-консультант трех последующих монархов – Георга IV, Вильгельма IV и молодой королевы Виктории. Впрочем, вплоть до самой смерти он лечил и других членов королевской семьи.
Когда Сильвестра препроводили в ее загроможденную мебелью гостиную, она приветствовала его возмущенным фырканьем; тем не менее крестную явно радовало то, что он почтил ее своим вниманием. А сообщив молодому человеку, что уже почти забыла, как он выглядит, она смягчилась, протянув ему руку и позволив поцеловать ее. Умиротворенная куртуазностью, с коей он склонился над ее ладонью, почтенная матрона взмахом руки предложила герцогу усаживаться в кресло по другую сторону камина и приступила к разговору, пожелав для начала узнать, как поживает его матушка.