Ковчег Могущества
Шрифт:
– Отчего же? Прекрасно помню. Почти сразу после того, как фараона впервые посетили мысли о переносе столицы в другой город. Вот вскоре и объявились в Инебу-Хедже номарх Амарны и его юная прелестная дочь…
– Странное совпадение, – нахмурился Тутмос.
– У номарха Амарны обширные связи при дворе – его ном очень богат, хотя и сам город не велик, – продолжала ворковать всезнающая Нитоприс. – Осмелюсь предположить, что он просто не поскупился на щедрые подарки для некоторых сегеров из окружения фараона, вот те и поспособствовали, чтобы наш солнцеподобный обратил свой взор на Сутесис…
– Из чего следует, что номарх намерен через свою дочь оказывать влияние на фараона… – задумчиво продолжил эрпатор. – Не удивлюсь теперь, если в качестве новой столицы отец предпочтет именно Амарну. А это…. – Тутмос не на шутку разволновался: – Нитоприс, ты хоть понимаешь, чем это может закончиться?!
– Понимаю, конечно, – невозмутимо ответила дальновидная супруга. – Сутесис в итоге займет место Теи, а номарх получит ещё большую власть.
– Нитоприс, мы должны помешать этому! – возбужденно воскликнул Тутмос. – У меня совсем другие планы… Ты поможешь мне?!
Нитоприс с обожанием посмотрела на мужа, страстно поцеловала его в губы и только потом ответила:
– Можешь положиться на меня во всём, любимый…
Нитоприс давно не гостила в родовом поместье своей матери – жизнь во дворце казалась ей предпочтительнее. Но помнила, что за озером с розовыми фламинго, которое ещё в детстве так поразило её воображение, в старой хижине жила женщина по имени Эннана.
Нитоприс не задавала лишних вопросов матери, когда та возвращалась из поместья, отлично понимая, что Эннана – знахарка, а может быть, и даже – колдунья. Жизнь при дворе не казалась Нитоприс лёгкой, каковой считали её не искушенные жители Инебу-Хедж, и она не осуждала свою мать за то, что та время от времени прибегала к услугам старухи, дабы сомнительными средствами добиваться своих целей.
В последний раз, когда Нитоприс посещала поместье вместе с матерью, старуха умерла. Таусер искренне пожалела об утрате опытной и верной знахарки, унёсшей с собой в Дуат немало тайн, касающихся знатного семейства.
Нитоприс помнила хижину, изваяния богов, стоявших в нишах; многочисленные глиняные горшочки с травами; порошки в деревянных шкатулках… Все эти атрибуты ведовства, а может быть, и колдовства, произвели на молодую женщину неизгладимое впечатление. Впервые в жизни она сожалела о том, что редко посещала поместье и не переняла от Эннаны её знания.
Затем в памяти всплыла присутствовавшая на похоронах Эннаны женщина, которая горько оплакивала смерть старухи, стоя подле ложа умершей на коленях. Помнится, Таусер тогда что-то сказала женщине, и та, несколько успокоившись, произнесла в ответ слова благодарности… «А что, если та женщина – дочь Эннаны или её преемница? – подумалось вдруг Нитоприс. – Лицо у неё умное, выразительное, пожалуй, я бы даже смогла узнать её… Или всё же сначала посоветоваться с матерью? Думаю, мёртворождённый ребёнок Нефрури – дело рук моей матери… Она всегда недолюбливала Нефрури… Да, но одно дело причинить вред наложнице эрпатора, а другое – наложнице самого фараона…»
Нитоприс долго колебалась, но всё же решилась навестить свою родительницу, искушённую в искусном устранении неугодных ей людей.
Проницательная Таусер мгновенно догадалась, что разговор о поместье и покойной Эннане дочь завела неспроста. Нитоприс, правда, щедро «разбавляла» свои расспросы о старухе свежими сплетнями дворцовой жизни, однако Таусер, не выдержав очередной длинной тирады дочери, решительно перебила ее:
– Уверена, ты пришла не для того, чтобы обсудить со мной сплетни, ни на минуту в Инебу-Хедже не утихающие. Признайся, Нитоприс, какое конкретно дело привело тебя ко мне? Говори без утайки – я всё пойму.
Нитоприс с облегчением вздохнула:
– Ты права, Таусер, – подтвердила молодая женщина, имевшая привычку называть свою родительницу по имени. – Меня всегда удивляли твоя проницательность и знание людей.
– Ну, так и в чём же истинная причина твоего визита, Нитоприс? – вкрадчиво поинтересовалась Таусер.
– Сутесис становится опасной не только для Теи, но и для всех нас! – выпалила, собравшись с духом, Нитоприс.
Таусер опустила ресницы, на мгновение задумавшись. Её лик с искусно подведенными глазами казался сошедшим с древних свитков, испещрённых изображениями египетских богинь.
– Да, я согласна: эта выскочка из Амарны действительно представляет угрозу, как для царственной четы, так и для всего двора… – раздумчиво заговорила, наконец, она. – Признаться, сия хрупкая и миловидная девушка с глазами, как у богини Хатхор, в которых столь легкомысленно и утонул наш Солнечный Гор, с самого начала показалась мне не более чем искусной интриганкой. Что ж, её отец, номарх Амарны, воспитал достойную себя дочь…
– Это-то обстоятельство и беспокоит моего супруга…
Таусер откинулась на спинку удобного глубокого кресла и пристально посмотрела на дочь:
– Я прекрасно понимаю Тутмоса. Амарна – на сегодняшний день небольшой город. Несомненно, номарх и его распутная дочь мечтают повлиять на решение фараона перенести столицу Та-Кемет именно туда. Тем самым сделать город сердцем государства, обрекая его на процветание… Однако, если фараон всё же перенесёт столицу в Амарну, многое может измениться не только для Теи и большинства царедворцев, но и для нашей семьи… И, боюсь, не в лучшую сторону. Другими словами, нужно… устранить Сутесис!..
Нитоприс испуганно распахнула глаза:
– Но это опасно! Устранить наложницу фараона не просто… – пролепетала она.
Таусер успокаивающе улыбнулась:
– Не волнуйся, никто не собирается лишать девчонку жизни. Достаточно будет лишь сделать так, чтобы фараон просто-напросто потерял к ней интерес. И подыскать тем временем новую наложницу, которая и будет блюсти интересы нашего семейства. А теперь ступай, дочь моя… Мне надо хорошо всё обдумать… – Таусер снова прикрыла глаза.
Нитоприс, почувствовав себя намного уверенней, нежели когда пришла сюда, тихо