Ковчег спасения
Шрифт:
Цилиндр отчаянно раскачивался.
– Эй, там! – предупредила Зебра, придерживая его.
– Внутри этого контейнера, – продолжал Эйч, – находится пилот, ответственный за недавние нехорошие события, случившиеся на борту «Буревестника». Довольно неприятный субъект, надо сказать. Могу представить, какое удовольствие он получал, когда терроризировал экипажи, всего лишь нарушившие пару устаревших и не слишком умных законов. Ай-яй-яй!
– Он не впервые явился нас донимать, – сообщила Антуанетта.
– Но на этот раз, полагаю, наш друг зашел слишком далеко. Эй, старина, я правду говорю? Отсоединить вашу систему от бортовой сети катера было проще простого. Надеюсь, при этом я не доставил вам излишнего дискомфорта. Хотя, кажется мне, при отрыве вашей нервной системы от корабельной сети боль вы испытали немалую. За это прошу меня простить. Я не сторонник пыток.
Цилиндр вдруг замер, будто существо внутри прислушивалось.
– Но ведь я не могу оставить зло безнаказанным. Видите ли, я человек высоконравственный. Собственные злодеяния исключительно обострили мое чувство этики.
Эйч склонился над цилиндром так, что губы почти коснулись металла:
– Слушайте внимательно, чтобы не осталось никаких сомнений в ожидающей вас судьбе.
Цилиндр слегка качнулся.
– Поддерживать вашу жизнь не так уж сложно: немного электричества, питательных веществ. Это не квантовая физика, разобраться нетрудно. Думаю, если вас правильно кормить и поить, вы можете просуществовать в этой банке еще несколько десятилетий. Я и собираюсь держать вас в ней до самой вашей смерти. – Он посмотрел на Зебру. – Ну что, с ним мы разобрались?
– Эйч, мне отвезти его к остальным?
– Пожалуй, это самое подходящее в данной ситуации, – согласился он и окинул гостей удовлетворенным взглядом.
Затем с нескрываемым удовольствием проводил взглядом Зебру, катящую кресло прочь.
Когда она удалилась достаточно, чтобы не слышать Клавэйна, тот произнес:
– Эйч, а вы жестоки.
– Я не жесток – по крайней мере, в смысле, подразумеваемом вами. Но жестокость – полезный инструмент, если пользоваться им в нужное время и в подходящем месте.
– Этот мерзавец сам напросился! – буркнула Антуанетта. – Вы уж простите, Клавэйн, но по нему слез я точно лить не стану. Если бы не Эйч, он бы всех нас прикончил.
Клавэйн вздрогнул – все еще не мог согреться, словно сквозь него прошел призрак, о котором рассказывал хозяин замка.
– А что с другим сочленителем? – встревожился он вдруг. – Это Скади?
– Нет, это мужчина. Его ранило, но неопасно. Вскоре он полностью поправится.
– Можно его повидать?
– Не сейчас. Я хочу быть абсолютно уверенным, что он не причинит мне вреда, придя в сознание.
– Так он соврал! – воскликнула Антуанетта. – А ведь уверял нас, что в его голове не осталось имплантатов!
– Он бы держал имплантаты в голове, пока считал их необходимыми, а избавился бы лишь ввиду серьезной проверки. Для разложения имплантатов нужно несколько минут. Потом остаются лишь незначительные следы их присутствия в моче и крови.
– Будьте осторожны! – рыкнул Скорпион. – Чертовски осторожны!
– И почему же я должен остерегаться? – осведомился Эйч.
– А потому! – Свинья подался вперед, свирепо глядя. – Пауки засунули какую-то дрянь и в мою голову, что-то вроде клапана на артерии, и настроили на имплантаты этого гада. Если он умрет, умру и я. Все просто.
– Хм… – Эйч приложил палец к губам. – Вы полностью в этом уверены?
– Я пытался его задушить. И отключился.
– У вас, похоже, очень теплые отношения.
– Как у смертника с палачом. Он-то знает, что у меня в голове.
– Может, раньше этот клапан и стоял, – возразил Эйч, – но мы тщательно обследовали вас и не нашли имплантатов. Скорпион, вам ничто не угрожает. Должно быть, сочленитель приказал клапану рассосаться, прежде чем вы попали сюда.
Скорпион аж рот открыл – чисто человеческий жест изумления и негодования из-за собственной глупости.
– Да нет же!.. Как эта скотина меня…
– Вы могли бы покинуть его в любую минуту, спокойно уйти – и он ничем не смог бы помешать.
– Говорил же мне папа: никогда не верь паукам, – поделилася Антуанетта.
– Уж кому-кому, а мне это объяснять не надо! – огрызнулся свинья.
– Скорпион, это вас обманули, не меня.
Тот презрительно глянул на нее, но промолчал. Должно быть, понимал, что любые слова лишь выставят его в еще менее выгодном свете.
– Скорпион, я говорил правду: вы здесь не в плену, – сказал Эйч уже серьезным тоном. – Я вовсе не восхищаюсь вашими делами. Но мне случалось совершать ужасные поступки, и я знаю: бывают причины, которые для посторонних невидны и непонятны. Вы спасли Антуанетту, и за это я признателен вам – как, полагаю, признательны и все присутствующие.
– Ближе к делу, – проворчал Скорпион.
– Я не сорву ваш договор с сочленителями. Позволю уйти и присоединиться к вашим соратникам в городе. Даю слово.
Скорпион с усилием поднялся с кресла:
– Тогда я пошел.
– Подождите, – произнес Эйч негромко и вежливо, но его голос заставил свинью оцепенеть.
Показалось, будто все сказанное хозяином Замка раньше было просто данью вежливости и лишь сейчас открылось истинное лицо человека, которому лучше не перечить, если речь зашла о делах по-настоящему серьезных.
Скорпион сел.
– В чем дело? – спросил он тихо.
– Слушайте меня хорошенько! – приказал Эйч, сурово глянув на гостей. – Потому что повторять я не стану.
Воцарилась тишина. Кажется, даже молчание Разговорчивых Близнецов стало глубже и напряженней.
Эйч подошел к роялю, сыграл шесть невыразительных аккордов, потом захлопнул крышку.
– Мы живем в примечательные времена. Несомненно, переворачивается страница человеческой истории. Может быть, даже последняя. Наши глупые детские раздоры, бесконечная грызня фракций, смешные маленькие войны скоро утратят всякое значение. Мы дети, забредшие в Галактику, которая принадлежит существам древним и обладающим огромной мощью. Думаю, женщина, жившая в этом доме, была представительницей чуждой нам и очень немолодой расы. Не знаю, что это за раса и какие цели она преследовала. Но посредством этой женщины чужеродное влияние распространилось на сочленителей. И произошло это наверняка потому, что конец истории в самом деле близок.