Козырные тузы
Шрифт:
— Это ваша дочь?
— Моя… моя сестра.
— С инициалами «А. У.»?
— Моргенштерн — фамилия моего бывшего мужа. Я не стала менять ее после развода. — Она отвернулась чуть в сторону: колени крепко сжаты, плечи сгорблены. — Ее звали Андреа. Андреа Уитмен.
— Звали?
— Она умерла.
Его гостья стремительно поднялась.
— Простите.
— Это было очень давно.
— Дядя Тахи! Дядя Тахи!
Едва он ступил на порог лавчонки «Космическая Тыква» («Пища для тела, разума и духа») на улице Фиц-Джеймса О'Брайена на границе Джокертауна и Вилледж,
— А что ты мне принес, дядя Тахи?
Он порылся в кармане пальто, вытащил оттуда карамельку.
— Только не говори папе, что это я тебе дал.
Она с торжественной серьезностью закивала.
Тахион понес ее внутрь, в дружескую суматоху, внутри у него все сжималось. Невозможно поверить, что эта хорошенькая девятилетняя девочка была умственно отсталой, обреченной вечно оставаться на уровне четырехлетки.
С Клецкой — тридцатилетней громадиной более чем двухметрового роста, почти сферической массой белесой плоти — ему почему-то было легче. Безволосый, с расплывшимися чертами лица и слезящимися глазами-изюминами, он не помнил никакого другого имени, кроме своего жестокого прозвища. Клецка был перепуган и скучал по мистеру Глянцу и мистеру Бенсону, продавцу газет, который жил этажом ниже, он хотел трансформер, который Глянец купил ему совсем незадолго до того, как пришли те люди и забрали его. Он хотел домой, прочь от этих чужих злых людей, которые тыкали в него пальцами и дразнили его, и был так трогательно благодарен Тахиону за то, что тот пришел проведать его. Когда такисианин уходил из грязно-зеленой комнаты свиданий тюрьмы Тумс, великан цеплялся за его руку и рыдал, как дитя.
Тахион тоже расплакался, но потом, когда Клецка уже не мог его видеть.
Но Клецка был явным джокером, жертвой вируса дикой карты, который занес в этот мир собственный клан Тахиона. Детка Медоуз физически была прелестным ребенком, самим совершенством даже по суровым канонам благородных семейств Ильказамов, Алаа или Калимантари, и обладала более кротким характером, чем любая из дочерей Такиса. И все же она была искалечена не меньше Клецки и по суровым меркам родины Тахиона считалась ничуть не меньшим уродом — и, как и он, была бы безжалостно уничтожена.
Он огляделся по сторонам. Парочка секретарш у окна клевала свой запоздалый обед под охраной щербатой деревянной фигурки индейца с ящичком сигар под мышкой.
— Где твой папа?
Ее рот был занят карамелькой, и она махнула головой в сторону лавки.
— На что это ты пялишься, приятель? — осведомился чей-то голос.
Tax захлопал глазами и только сейчас заметил крепкую молодую женщину в перепачканной серой трикотажной рубашке с эмблемой нью-йоркского городского университета, стоявшую за стеклянной витриной с деликатесами.
— Прошу прощения?
— Послушай, ты, шовинист проклятый, знаю я вас. Хватит пялиться.
Тахион запоздало вспомнил подменяющую друг друга парочку служащих Марка Медоуза.
— Э-э… Бренда, я не ошибся? — Воинственный кивок. — Послушайте, Бренда, уверяю вас, я вовсе не хотел на вас смотреть.
— Ой, брось. Я не какая-нибудь жеманница вроде Соколицы и совсем не в твоем вкусе. Я из тех женщин, на которых мужики вроде тебя даже не смотрят.
Она провела
— Док!
На пороге лавки выросла знакомая долговязая фигура.
— Марк, до чего же я рад тебя видеть, — с чувством проговорил Тахион. Он поцеловал Детку в лоб, взъерошил заплетенные в косичку волосы и осторожно опустил девочку на грязный линолеум. — Беги поиграй, малышка. Я хочу поговорить с твоим отцом.
Она упорхнула.
— Найдется минутка, Марк?
— Ну конечно! Для тебя — всегда найдется, дружище.
Пара подростков в кожаных куртках и со стоящими торчком волосами странно затихли среди курительных принадлежностей и старых плакатов, но Медоузу была чужда подозрительность. Он кивнул на столик у дальней стены, прихватил чайник и пару кружек и присоединился к нему — расхлябанной походкой, слегка покачивая головой на ходу. На нем была давным-давно вышедшая из моды розовая рубаха, кожаная жилетка с бахромой и пара широченных выцветших клешей. Светлые, до плеч волосы стягивал плетеный кожаный ремешок.
— Чем могу помочь, дружище? — спросил Марк, и его глаза за стеклами очков в тонкой оправе радостно засияли.
Тахион поставил локти на стол и поджал губы, глядя, как Марк разливает чай.
— Джокера по имени Клецка арестовали за убийство. Ко мне пришла одна молоденькая журналисточка, которая утверждает, что он невиновен. — Доктор перевел дух. — Я сам тоже в это верю. Он очень тихий, несмотря на свои великанские размеры, отталкивающий вид и метачеловеческую силу. Он… он умственно отсталый.
Такисианин немного подождал, чувствуя, как бешено колотится сердце, но Марк сказал лишь:
— Тогда, дружище, выходит, его просто кто-то подставил. Почему легавые говорят, что это он?
«Легавые» прозвучало вполне нейтрально.
— Убитый — доктор Уорнер Фред Уоррен кропал статейки по популярной астрономии — это еще мягко сказано — в разные желтые издания. Ну, например, в прошлом году он написал статью, которая называлась: «СПИД принесла комета Когоутека?»
Марк поморщился. Он был не какой-нибудь обычный хиппи, презирающий науку или не доверяющий ей. И потом, он пришел в движение поздно, когда все в Бэйэриа уже утратили веру во «Власть цветов» и переметнулись к Сталину.
— Последнее предсказание доктора Уоррена гласило, что Земле грозит столкновение с астероидом, которое положит конец всей жизни на планете — или по меньшей мере цивилизации в том смысле, в каком мы ее понимаем. Это заявление вызвало бурную полемику — просто удивительно, какое значение вы, земляне, придаете таким глупостям. Полиция предполагает, что Клецка услышал, как его друзья говорят об этом, перепугался и однажды ночью проник в лабораторию ученого и там избил до смерти. Это было на прошлой неделе.
Марк негромко присвистнул.
— Улики есть?
— Трое свидетелей. — Tax помолчал. — Один из них уверенно опознал в Клецке человека, которого он видел выходящим из дома Уоррена в ночь преступления.
Марк отмахнулся.
— Не проблема. Мы вытащим его из тюряги, дружище.
Тахион открыл рот, потом закрыл. Наконец он сказал:
— Нам нужно знать, что еще они подшили к делу. Полиция не горит желанием делиться этими сведениями. Мне практически велели не совать нос не в свое дело!