Крах тирана

Казиев Шапи Магомедович

Визирь в ответ лишь криво усмехнулся, вспомнив, что творили феррахи с горцем и что из этого получилось. А вернее – не получилось.

После встречи с Ширали, выдававшим себя за нищего слепца, Калушкин попытался вызнать при дворе, что произошло с Мусой-Гаджи. То, что он узнал, Калушкина ужаснуло. А кроме того, сильно встревожило: ведь он вел с Мусой-Гаджи предосудительные разговоры о возможном союзе России с горцами против Надир-шаха. И если бы при шахском дворе об этом стало известно, а мало ли чего человек не скажет под изощренными пытками,

то служебные интересы Калушкина могли сильно пострадать. Да и сам он уже не мог бы чувствовать себя в безопасности.

– Любовь! – чертыхался про себя Калушкин. – А вон каким боком все обернулось! Вызволить бы этого абрека, да как? Тут и дружок его со своим маскарадом вряд ли поможет. А попробовать все же стоит.

Услышав, что лекарем к Мусе-Гаджи приставлен Сен-Жермен, Калушкин решил начать с француза. Тот говорил о Мусе-Гаджи охотно, но все больше в романтических тонах, для усиления чего приводил ужасные сцены пыток, которые выдержал благородный горец. Калушкин весь извелся, пока дождался от Сен-Жермена сожаления, с которым тот упомянул о трагическом финале любовной драмы.

– Вот и я о том же, – вклинился в пространные рассуждения француза Калушкин. – Не взяли бы его, так и не мучился бы. А пассии его каково? Слезами, небось, изошла. То ли невеста, то ли вдова – вот уж поистине гримаса фортуны.

– Признаться, мсье, хотел бы я быть на его месте, – вздохнул Сен-Жермен, считавший себя в некотором смысле романтиком.

– И чтобы в зиндане тоже? – сомневался Калушкин. – И чтобы скребницами по шкуре?

– Нет уж, мсье, – ответил Сен-Жермен. – Похищение из гарема и пасторальная любовь под вершинами Кавказских гор – это еще куда ни шло. Но эти палачи со своими крюками… Это же банальное варварство, мсье.

– Да еще как больно, – добавил Калушкин. – Надеюсь, хоть средства ваши волшебные дают ему облегчение.

– Облегчение не отменяет новых пыток, – мрачно произнес Сен-Жермен. – Другой на его месте был бы посговорчивее… А кстати, мсье, я слышал, произрастает в этих местах одно редкое растение… Сок его должен радикально усилить эффект моих ранозаживляющих снадобий.

– На базаре тьму всяких трав продают, – сказал Калушкин.

– Не составите ли мне компанию? – предложил Сен-Жермен.

– Отчего же, – согласился Калушкин, вспомнив о том, что на базаре может оказаться и приятель Мусы-Гаджи. – С превеликим удовольствием.

Ширали употребил все свои способности, чтобы узнать о судьбе друга. Нашел он и харбукца Юсуфа, который готов был ему помочь, хотя и не знал, как это сделать. Но однажды к оружейнику явился шахский придворный – починить перед походом в горы свой дорогой пистолет. И придворный этот оказался весьма словоохотлив. Юсуф убеждал его, что пистолет редкой красоты, работа требуется тонкая, не на один день, а тем временем угощал его вином и старался разговорить. От него оружейник узнал много важного. А затем и Ширали стало известно, что Мусу-Гаджи заключили в зиндан, палачи Надир-шаха пытались у него что-то

узнать, но Муса-Гаджи выдержал все пытки и ничего не сказал.

– Главное, что он еще жив, – размышлял Ширали. – Если они его не убили, значит, может найтись способ его спасти.

Через день, когда придворный вернулся за своим пистолетом, Юсуфу стало известно, что шах готов выступить в горы, но не имеет надежного проводника, который бы провел один из двух отрядов в Хунзах короткой дорогой. Он предложил Юсуфу хорошие деньги, если тот сможет взяться за это, но оружейник только деланно сожалел, что никогда не был в тех местах.

Узнав об этом, Ширали спросил харбукца:

– А Муса-Гаджи знает эту дорогу?

– Думаю, что знает, – ответил Юсуф. – Там через Аймакинское ущелье идти надо. Через большое, глубокое ущелье. Но разве Муса-Гаджи им дорогу покажет?

– Покажет, – задумчиво ответил Ширали. – Если она станет дорогой в ад. А так оно и будет, если мы вовремя предупредим кого следует.

Глава 76

Когда Калушкин с Сен-Жерменом явились на базар, Ширали их сразу заметил. Слишком навязчивый нищий обратил на себя внимание Калушкина.

– Так это ты, братец? – узнал его Калушкин, хотя делал вид, что разглядывает бурки.

Калушкин просил торговца достать то одну, то другую бурку, то папаху, висевшую выше всех, чтобы иметь возможность поговорить с Ширали.

– Он жив? – спросил Ширали.

– Жив пока божьей милостью, – тихо ответил Калушкин.

– Выкрасть нельзя?

– Стерегут, что корону шаха, – сказал Калушкин.

– Как же ему помочь? – спрашивал Ширали.

– А вон лекарь его идет, – указал Калушкин на Сен-Жермена, который искал нужное ему растение. – Он-то его, почитай, от смерти и спас.

– Значит, он может говорить с Мусой-Гаджи? – воспрянул духом Ширали.

– Может.

– Я слышал, шах проводника ищет к хунзахцам, – сказал Ширали. – Так пусть Муса-Гаджи покажет дорогу через Аймакинское ущелье. Он знает.

– Чтобы он своих истязателей в горы провел? – удивился Калушкин. – Чтобы шах весь Дагестан к рукам прибрал да еще и девицу вернул, которую вы умыкнули?

– Надо, чтобы показал, – настаивал Ширали. – Вы ему это от меня скажите, а он поймет, что к чему.

– Воля ваша, – согласился Калушкин.

Сен-Жермен так и не нашел то, что искал, зато Калушкин насоветовал ему купить бурку и папаху, объяснив разницу между жаркой Персией и суровыми Кавказскими горами, где днем хоть и тепло бывает, зато ночью без бурки с папахой не обойтись. А что до травы чудодейственной, так она, может, и не выросла еще.

Затем они заглянули домой к Калушкину, где резидент настоял на том, чтобы покупки обмыть. Француз не сразу понял значение этого обычая, но когда сообразил, в чем он заключается, было уже поздно. Калушкин был дипломатом и умел внушать людям то, что требовалось, особенно с помощью хорошего вина.