Крах тирана
Шрифт:
– Неужели я никогда ее больше не увижу? – горестно сказал Мухаммад-Гази. – Мою добрую ласковую дочь…
– Я найду ее и привезу ее домой, – горячо пообещал Муса-Гаджи.
– Ты погубишь себя, Муса-Гаджи, – положил руку ему на плечо Мухаммад-Гази. – Лучше забудь о ней и найди себе другую невесту.
– Нет, – упрямо отвечал Муса-Гаджи. – Я найду Фирузу, другая мне не нужна.
Все это время неподалеку стояла жена Чупалава Аминат со своими детьми. Она ждала, пока мужчины закончат разговор, чтобы спросить то, что ее особенно волновало.
Когда повисла тяжелая пауза, Аминат несмело
– С приездом, Муса-Гаджи!
– Здравствуй, сестра, – оглянулся Муса-Гаджи, а затем пожал руки ее сыновьям. – Не слишком ли быстро они растут? Уже настоящие мужчины.
– Они еще маленькие, – заявил Пир, который был старшим.
– А где наш отец? – спросил Мухаммад.
– Он и вправду герой? – любопытствовал Сагит.
– Еще какой! – потрепал мальчишку по голове Муса-Гаджи. – И вы такими же будете.
– Он в Наказухе? – спросила Аминат, все еще не веря, что муж вернулся живой и невредимый.
– Я говорил ему, чтобы поехал со мной, – объяснял Муса-Гаджи. – Но ты же его знаешь… Он хочет поскорее достроить дом и сказал, чтобы вы приезжали. Он там без вас скучает.
– Поедем скорей, – теребил мать Сагит. – Наверное, он нам что-то привез!
– Дай Аллах, чтобы Фируза нашлась, – сказала Аминат, собираясь уходить.
– Передай Чупалаву мой салам, – сказал Мухаммад-Гази.
Глава 33
Когда улеглось волнение, вызванное приездом Мусы-Гаджи, Пир-Мухаммад пригласил аксакалов в свой дом. Туда же позвали и Мусу-Гаджи, в честь возвращения которого и победы над Ибрагим-ханом кади зарезал барана.
Но, не дождавшись, пока ужин будет готов, аксакалы начали расспрашивать Мусу-Гаджи о том, о чем не хотели спрашивать при всех. Какое оружие у каджарских отрядов? Какие ружья и пушки? Далеко ли бьют? Какие доспехи? Какие знамена? Какой в войске порядок и кто предводители? Каково жалование? Сколько и чего они едят?
Муса-Гаджи говорил все, что знал, а Мухаммад-Гази добавлял что-то от себя. Они рассказали о закованных в панцири воинах, об их щитах и шлемах. О том, что доспехи эти прочны, но тяжелы и от долгого пребывания в них у каджаров болят спины. О конях, которые тоже были облачены в особые латы. О лучниках, луки которых отделаны слоновой костью, выгибаются наружу, прежде чем надеть тетиву, и бьют далеко. О разных ружьях и всевозможных пушках – от почти ручных зарбазанов, которые еще назывались фальконетами, до огромных орудий, стреляющих мраморными ядрами. О том, что особые мастера возят на верблюдах запасы меди, и, если пушку нельзя втащить в гору, они нагружают медью своих воинов, а на горе устраивают плавильни и делают новые пушки. О знаменах – их имеет каждый отряд в тысячу человек, они различаются по цвету. О наемниках из покоренных краев, которые ненавидят Надира, но вынуждены служить в его армии.
Рассказывали и о хитростях каджаров, когда пехоту для быстроты перевозят кавалеристы, посадив по одному позади себя. А противника первым делом стараются окружить, чтобы ударить в спину. А когда не могут одолеть, делают вид, что бегут от него, чтобы заманить в ловушку. Воинство шаха берет числом на равнине и не так сильно в горах. Затем Муса-Гаджи показал боевой персидский топор, украшенный золотыми
Тем временем принесли дымящийся хинкал и вареную баранину.
– Бисмилля… – начал трапезу Пир-Мухаммад, подавая пример остальным. Все дружно принялись за еду.
Дождавшись, пока гости отведают угощения, Пир-Мухаммад задал главный вопрос:
– Скажи-ка нам, Муса-Гаджи, придет на нас Надир-шах или нет?
– Теперь он не остановится, – отвечал Муса-Гаджи. – Шах понял, что, пока в горах есть свободные общества, покоя ему не будет.
– Но ведь не мы убили его брата, – сказал Фатали.
– Месть – лишь повод, – сказал Муса-Гаджи. – В Джаре уже получено сообщение, что на них двинулись отборные войска, даже из Индии, которую покорил Надир-шах, а сам он поклялся сровнять наши горы с землей.
– Здесь ему не Индия, – покачал головой ученый Сагитав. – Пример брата должен был его чему-то научить.
– Если бы этот презренный самозванец понимал, что хорошо, а что плохо, он сидел бы в своей Персии и думал о своем народе, а не о своей славе, – сказал Абдурахман. – Гордыня сгубила и не таких.
– Как скоро Надир может сюда явиться? – спросил Пир-Мухаммад, который уже думал о том, как встретить непрошенного гостя, и о том, что для подготовки к этой встрече потребуется немало времени, не говоря уже обо всем остальном.
– Думаю, через год, – высказал свое предположение Муса-Гаджи.
– Разве до Индии так далеко? – удивился Абаш.
– Добраться можно и быстрее, – объяснял Муса-Гаджи, вспоминая все, что рассказывали пленные. – Но шах никому не доверяет. Он не двинется на Кавказ, пока не убедится: всюду, куда дотянулся его меч, расставлены надежные люди; беспокойные племена выселены, а на их место пригнаны люди из Персии; в самой Персии недовольным заткнули рты или отсекли головы.
– Похоже, одним нам не справиться, – размышлял Пир-Мухаммад.
– Зверь и тот насыщается добычей, а этому все мало, – говорил Мухаммад-Гази.
– Надир – хуже дикого зверя, – добавил Муса-Гаджи. – Он велит убивать всех подряд и даже добивать раненых.
– Если поднимется весь Дагестан, тогда мы можем с ним справиться, – сказал кольчужник Абакар.
– Пора уже, – поддержал его Абаш. – И в законах наших сказано… Как там у нас записано насчет помощи соседям?
– Если наше селение подвергнется насилию, то мы его без помощи не оставим, – напомнил Абдурахман. – Если подвергнется насилию не наше селение, то мы и его избавим от насилия и окажем ему помощь.
– Вот-вот, – кивал Фатали. – И у других, наверное, такие же законы.
– У кого – какие, – пожал плечами Абаш. – Ханства по своим законам живут, вольные – по своим. Но защита общей родины – единый закон для всех.
– Только где взять столько железа, чтобы одеть всех в кольчуги? – недоумевал Абакар. – Нам даже на своих не хватит. У кого-то, конечно, и свое есть, но все равно нужно больше.
– Да и щиты нужны покрепче, – поддержал его Мухаммад-Гази. – Только железо, что мы сумели выплавить в своих печах, ушло на сабли и кинжалы. Руда кончилась, а еще топоры надо ковать.