Красавчик. Книга пятая. Галопом по Европам
Шрифт:
Брехт руку с красным платком в ней поднял. Это был сигнал для тусующихся по базару черкесов и егерей, что всё, товарищи, рыбка на крючке, следуем к кустам. Там и встретились. Воришка уже шмыгнул в небольшой лаз, что ли, который вёл на тропинку и дальше на дорогу. Тут егеря и приняли помощников пацана. Милицейский приём с заламыванием руки, и тут же на вдохе кляп в рот из деревяшки тряпкой обёрнутой. И сразу рыльцем в траву пожухлую.
— Это что тут творится! — Брехт, который по разнарядке должен был тыл контролировать, полицейского прозевал. Тот, придерживая каску кожаную, нёсся к ним.
Хрясь. Это каска хера от хука справа не спасла. Бумс и приличная его тушка, отлетев на пару метров, плюхнулась на дорогу. Морщась от боли в руке, Пётр Христианович вместе с Зубером Шогенцуговым подхватили блюстителя закона и быстренько втащили, все исцарапавшись, в кусты. Боярышник, наверное? Такие иголки длиннющие и острые, жуть просто. Чуть без глаза князь не остался, бровь распорол.
Оставив черкесов пеленать по рукам и ногам блюстителей и нарушителей закона, Пётр Христианович прорвался на дорогу и успокоился. Тут всё шло по плану. Парнишка чуть не вприпрыжку, довольный хорошо проделанной работой, шёл по дороге в деревню эту непонятную. Следом, изображая из себя подвыпивших мужичков, пошатываясь и обнимая друг друга, двигались двое черкесов. Плохо изображали. Брехт с ними репетипетировал, конечно, но тут опыт нужен. Говорят, для артиста хуже всего пьяного играть. А эти и не артисты совсем. Парнишка оглянулся пару раз, но видимо всё же поверил в «забулдыг», так как на бег не перешёл. Скрылся он за деревьями у третьего по счёту дома. Значит, нам туда дорога, как в песне поётся.
Брехт ускорился, догнал алкоголиков, и тут же остальные участники операции «Багдадский вор» подоспели. Двое остались в кустах караулить пленников. Дом саманный-то саманный, но побольше остальных и крыша черепичная. Колодец во дворе. Хорошо хоть собаки нет. Черкесы, пригибаясь и прикрываясь растущими вокруг дома яблонями, окружили эту «малину», а Брехт с двумя егерями двинулся к двери.
На стук вышла дивчина лет пятнадцати в сарафане.
— Мне бы с хозяином поговорить. — Как мог более радушно, улыбнулся ей Брехт.
— Кровь у вас, — пальчик с тоненьким колечком указал на глаз улыбчивого дядечки.
— Так, поговорить бы. — Пётр Христианович тыльной стороной ладони размазал кровь по лбу и виску.
— Гретхен! — точно, как иначе могут красивую девушку звать.
На пороге нарисовался невысокий, но крепенький мужичонка в тирольском прикиде. Шортики кожаные, жилетка, рубаха вышитая, прямо со съёмок фильма этнографического отпустили. Раз, и в руке тирольца нож нарисовался. Два, и Гретхен, выдернутая Брехтом за руку, стоит к нему спиной, и у неё у шеи торчит кортик. Конечно же, ничего бы господин посол девчонке не сделал, но обладателю кожаных шортов этого знать не обязательно.
— Ты, родной, брось ножичек, я просто поговорить пришёл. — Брехт чуть отодвинул лезвие от петушиной шейки девчонки.
— Только …
— Поговорить. Убери ножик, и все будет нормально. Пожалуйста. — В смысле «Битте». Вежливость — главное оружие вора.
— Иван! — крикнул мужичонка за спину. А, тут не надо переводить. — Иоганн!
Показался близнец киноактёра фольклорного. Брат видимо. Помоложе чуть. Но такой же чернявый и аутентичный.
— Скажи парням, чтобы
— Аскерчи! — Десяток черкесов вышли из тени, ну, это чтобы бандюки иллюзий не строили. — Так я захожу? — и Пётр Христианович приподнял Гретхен и передал её на руки Зуберу. — Подержи пока заложницу и рожу нахмурь для зрителей. Всё по-взрослому. Аманаты не помешают.
Событие тридцать девятое
Лучше один раз упасть, чем сто раз упасть.
Бегать за овцами — удел баранов. Я бегаю только за пивом.
Не самый что ли прибыльный труд воровство? Бедненько в хате. Или этот парнишка, что сейчас зыркает волчонком из угла один работает, а остальные пятеро, что за столом сидят, да двое ещё в кустах колючих, да с полицейским делиться … Один с сошкой, а семеро с ложкой. Но мужички, что сидели за длинным столом в большой кухне, лодырями, жиром заплывшими, не смотрелись. Сухонькие мужички, и глазки злые, и из горячительных напитков только пиво на столе. Брехт «братцу» кивнул, тот выплеснул в окно из чьей-то кружки и Брехту налил. Ну, нет. Тут такую хрень подцепить можно, что сифилис лёгким триппером покажется.
— Вымой, как следует, с золой. И не дёргайся, мне вас убить, как руссака раздавить. (В России тараканов называют пруссаками, а в неметчине — руссаками.)
— Грет…
— Не зли меня, дядя.
Вспомнив, что дивчина занята, ангажирована уже Зубером, братец младший помыл в ведре кружку и налил в неё пива до краёв из большого, литров на пять, глиняного кувшина. Жарко же на улице, Пётр Христианович приник к деревянному краю посудины. Ну, не «Велькопоповице», но пить можно.
— Что херу надо от простых торговцев? — наблюдая, как у великана этого дёргается кадык, набрался смелости старший «братец».
— Поучаствовать хочу предложить вам, господа, в одной моей торговой операции. — Брякнул кружкой по толстой дубовой столешнице Пётр Христианович.
— Ха. — Выдохнули все пятеро сидящие за столом.
— Не буду ходить кругами, херы вы эдакие, у меня есть три миллиона фальшивых гульденов. Бумажных, естественно. Мне нужно, чтобы вы скатались все вместе во Франкфурт-на-Майне и купили на них золото, серебро, картины, дорогой оружие. Короче, всё там истратили, и чтобы часть этого товара, можно было бы, пусть и чуть дешевле реализовать здесь. Ваша доля десять процентов ... Ладно. Ваша доля триста тысяч гульденов. Только не оставляйте их себе бумажками, а если и бумажками, то не моими.
— Так за подделку денег висилица, уважаемый господин. — Решил напомнить Брехту свод законов братец младший.
— Эти … очень высокого качества, лучше настоящих, — и Пётр Христианович положил перед товарищами две пачки ассигнаций австрийских. — Проверьте.
Народ забурчал и взял по несколько купюр, старший братец сходил в угол и достал завёрнутые в тряпочку белую настоящие, видимо, деньги, стали сравнивать, перешёптываясь.
— Выйдите на улицу, только не все сразу. — Темновато в хате.