Красавица

Мак-Кинли Робин

— Я и не думала, что в мире может быть столько книг, — заметила Грейс.

Я лишь улыбнулась и пожала плечами — не могла же я ответить: «Понимаете, многие из них просто еще не написаны». И другие подробности я невольно опускала, избегая объяснений.

Сложнее всего было с самим Чудищем. Обойтись без него в рассказе — невозможно, а ввести его туда получалось с трудом, и каждый раз, упоминая хозяина замка, я ловила себя на том, что принимаюсь его защищать. Родные привыкли представлять Чудище жутким лесным зверем, напугавшим отца, и как ни рады были они узнать, что он добр ко мне, передать словами, насколько он добрый и чуткий в действительности,

я не умела. Я мямлила что-то о том, как мы с ним подружились в последнее время и как он мне дорог, но ощущала себя в некотором роде предательницей. Ведь это он силой забрал меня из семьи, от родных — как могут они простить его, как могу я его простить? Как я могу его оправдывать? Как сказать им, что я люблю его? Меня словно громом поразило. Люблю?!

Замолчав, я уставилась на огонь, сжимая в ладонях чашку с подогретым пряным сидром. Действительно, отменный сидр. Странно было пользоваться посудой, которая оставалась там, где ее поставишь, и не мчалась к тебе наперегонки по малейшему знаку. Незамысловатая пища меня тоже не смущала — смущало другое, что я теперь чужая в этой теплой золотистой кухне.

«Ты ведь только-только вернулась, — убеждала я себя. — Разлука была долгой; разумеется, ты привыкла к той жизни. Как иначе? Не волнуйся».

— Надолго ты к нам? — спросила Хоуп. — Ты говорила, тебе придется возвращаться обратно?

Я кивнула. На меня будто повеяло холодом одиночества. Я обвела взглядом лица родных.

— Да. Я только на неделю.

— Неделю? — охнул отец. — Всего на неделю?

— Но ведь ты потом еще приедешь? — предположила Грейс.

Я чувствовала себя предательницей, которую безжалостно допрашивает милый сердцу враг. Стиснув руки на коленях, я отпила сидр, но он вдруг стал горчить.

— Н-нет. — Короткое слово пронзило тишину, словно кинжал. Почему я раньше не замечала, что у огня в камине кроваво-красная кайма? — Я обещала, что больше не попрошу отпустить меня. — Как я им растолкую? Он сказал: «Без тебя мне не жить». Они не поймут, почему я должна вернуться.

— Никогда? — У Хоуп не хватило голоса договорить.

— Зачем тогда он тебя вообще отпустил? — рассердился отец.

Я понимала, что сейчас не время объяснять настоящую причину.

— Просто чтобы вы убедились: со мной все в порядке, — промямлила я. — Чтобы вы больше за меня не беспокоились.

— Но мы тебя любим… Как же нам не беспокоиться, если мы больше никогда тебя не увидим?

— Эти сны, в которых я прихожу к тебе… — ответила я с запинкой, — они говорят правду. Тебе ведь от них легче?

— Откуда ты про них знаешь? — изумился отец.

— Их посылает Чудище. Он сам мне и сказал.

— Сны, значит, посылает — спасибо ему за доброту! А тебя не отпускает. Честный уговор… Хоть бы никогда мне не видеть этого проклятого замка и не поддаваться на коварное гостеприимство!

— Прошу тебя, отец, не сердись! Ты не понимаешь. Я тоскую по вам по всем, но теперь уже не так горько — то есть я, разумеется, предпочла бы жить тут, дома, но… — Я не договорила.

— Не понимаю? Чего не понимаю?

— Чудищу тоже одиноко, — в отчаянии воскликнула я.

Повисла жуткая тишина.

— Ты… Ты еще сочувствуешь этому чудовищу после всех его злодеяний? — наконец не выдержал папа.

Я печально кивнула, и все снова замолчали ошеломленно.

— Ну что же, — вмешался Жервен, изо всех сил пытавшийся, судя по голосу, рассуждать здраво. — Я не очень понимаю

во всех этих делах, но мы знаем точно: здесь замешаны колдовские чары — все эти невидимые слуги и прочее, а кто из нас разбирается в колдовстве? Я думаю, Красавица хочет сказать, что Чудище, с которым знакома она, уже совсем не тот страшный лесной зверь, что когда-то напугал отца. Правильно?

— Да, пожалуй. — Я улыбнулась через силу. — И спасибо! — поблагодарила я искренне.

Ричард с Мерси заснули на своих стульчиках, и сестры понесли их в кровать.

— Надо же, — отводя локон со лба спящей дочки, проговорила Хоуп. — Сегодня утром, за завтраком, она впервые сказала длинную фразу: «Когда Красавица придет домой?» — По щеке Хоуп покатилась слеза.

Пока сестры укладывали малышей, мы переместились в гостиную. До возвращения Хоуп и Грейс с кувшином сидра и тарелкой пряников никто не произнес ни слова. Мы разлили сидр по кружкам, но молчание просочилось к нам из кухни и заполонило комнату, удушливое и непроницаемое, как дым. Хоуп, беспокойно поерзав, наклонилась ко мне со вздохом и ухватила двумя пальцами складку моей длинной юбки, щупая ткань.

— Королевское платье. У тебя там наверное, шкафы ломятся от нарядов?

Я смутилась, хотя в глазах Хоуп не было зависти, лишь легкое любопытство. Постепенно я начала сознавать, что все мои рассказы о замке и тамошней жизни не особенно соотносились у моих родных с действительностью. Они с интересом внимали тому, что я рассказывала — пыталась рассказать, — но интересовала их только я, а не повествование. Не знаю, моя в том вина, или их, или того, как по-разному сложились наши судьбы. Единственное, что понимали мои близкие, — я их скоро вновь покину и вернусь в свой колдовской мир, который, как я понемногу понимала, приводит их в ужас. Однако поделать с этим я ничего не смогу.

Я улыбнулась в ответ на умоляющий взгляд Хоуп:

— Многие из них для меня слишком роскошны, поэтому я их не ношу. Жаль, не догадалась прихватить парочку — вам обеим они бы пошли. — Я вспомнила серебристое кисейное облако, которое наотрез отказывалась надевать несколько недель назад.

От такого обыденного ответа в комнате будто прояснилось.

— А я было подумал, когда тащил твои седельные сумки, что ты ползамка с собой привезла, — пошутил Жер.

— Что? Где они?

Жервен показал на столик в углу. Нет, я точно их так не набивала. Под крышкой первой тускло блеснула золотистая парча, усыпанная крошечными рубинами. «Спасибо, Чудище!» — выдохнула я едва слышно, и тотчас мне представилось невольно, как он склоняется над зеркальным столиком в своей темной комнате. Ночь, в незашторенном окне сияют звезды. В отсветах каминного пламени каштановый бархат камзола кажется медным… Видение пропало. Опираясь обеими ладонями о столешницу, я потрясла головой, прогоняя морок.

— Что с тобой? — забеспокоился отец.

— Ничего, все хорошо.

Кажется, обыденный мир не спешил принять мои обострившиеся чувства. Но уже через миг передо мной, как ни в чем не бывало, поблескивала золотая парча. Я вытащила сверток из сумки. Бальное платье — со шнуровкой из атласных лент на корсаже, расшитое рубинами и жемчугами.

— Это явно тебе! — Я перекинула платье Грейс.

Она слишком поздно протянула руку, и водопады золотистой ткани заструились по ее плечам и коленям. К платью прилагались туфли, гребни для волос, усыпанные рубинами, и длинные нити рубинов на шею.