Красавище и Чудовица

А если это так, то что есть красота И почему её обожествляют люди? Сосуд она, в котором пустота, Или огонь, мерцающий в сосуде?

Н.Заболоцкий 'Некрасивая девочка.

В некотором царстве, в некотором государстве жила — была… я. Ну да, а что? Я, конечно, девушка скромная и даже очень, но надо же как-то начинать! Тем более, для достоверного описания всех моих достоинств никто другой бы и не сгодился. И не потому, что их, достоинств, у меня так уж много. Ну, покладистая, добрая, люблю цветы и вкусно готовить, пою неплохо… Наверное, даже умная, во всяком случае книг прочитала куда больше, чем другие девушки моего возраста. Причём не любовные романы (у меня на них аллергия), а исторические и научные, в том числе даже из университетской программы. Это потому,

что библиотекарь наш, старый и бесконечно уважаемый мной гоблин Парасельс долгое время там преподавал, пока на пенсию не вышел. Когда мне было что-то непонятно (поначалу частенько), он терпеливо и едва ли не с удовольствием объяснял и просвещал. Именно он и сделал как-то комплимент насчёт ума. 'Редкая ты девка, Синтирелла, редкая! Умница и не зазнайка, не то, что мои бывшие ученики. Я б тебя сразу на второй курс записал. Да только кто ж тебя примет… Ээх!' Невозможно передать, как приятны мне были его слова. Потому что за все мои восемнадцать лет это была чуть ли не первая похвала, которой я удостоилась. Точнее, первая — от мужчины. Правда, очень пожилого и сильно подслеповатого… Откровенно говоря, я была почти уверена, что он отнёсся ко мне так благосклонно именно поэтому. У тех, чьё зрение было в порядке, я популярностью не пользовалась. Совсем. А если быть до конца честной, то начинать следовало бы именно с этого.

Итак, жила — была на редкость некрасивая девушка. Да что там некрасивая — просто чудо какая страшная. Звали её (очень и очень редко) — Синтия или Сина. Но почти всегда прямо так и кричали: в детстве — 'пошла вон, маленькое чудовище!!', а в юности, когда окружающие привыкли и уже не шарахались от меня в ужасе — 'привет — привет, Чудовица!' По сравнению с другими прозвищами звучало почти ласково. Можно даже подумать, что это означало 'чудесная красавица'. Да только вот беда — на зрение я сама никогда не жаловалась и в зеркало смотрелась исправно. Не потому, что обольщалась или надеялась разглядеть хоть одну привлекательную чёрточку, а просто потому, что с детства привыкла выглядеть опрятно. А кто, как не зеркало, подскажет, не оторвалась ли ненароком пуговица, не выбился ли из-под чепца локон? Пусть я 'ужас — ужас', зато никто и никогда не упрекнёт меня за неподобающий внешний вид.

Всё остальное от меня не зависело. 'Природа — это страшная штука!' — говорил, глядя на меня, выпивоха дядька Гантц с соседней улицы. 'Если она вздумает мстить — то всё! Ик!' — и он красноречиво чертил себе ладонью по горлу и закатывал глаза. Может, это был такой тонкий намёк, что монстрам вроде меня и жить-то на свете незачем? Не совестно, дескать, одним своим существованием честных людей пугать?!'

Мне было не совестно. Я ещё в детстве прочитала одну мудрёную книгу по философии; многого не поняла, но наткнулась на мысль, которая привела меня в восторг. 'Любое проявление жизни достойно жизни, и судить о том не есть людской удел, а только лишь промысел Света. Другими словами — всякая тварь важна и для чего-то пригодна. Абсолютно бесполезного не существует и существовать не может, да не всякий то уразумеет. Ибо человек обладает ограниченным умом, а мировой Свет — бесконечным, и не нам, грешным, оспаривать его великие задумки.' Вот оно!! Я — такая же задумка высшей силы! Может, не слишком удачная, но точно для чего-то нужная! Узнать бы ещё, для чего…

После смерти моей дорогой тётушки Беруши я одна продолжила наше общее дело. Громко сказано, конечно — мы зарабатывали тем, что каждое утро пекли и продавали горячие булочки. С маком, с шоколадом, с сыром и пряными травами — ассортимент у нас был почти такой же, как и в других маленьких пекарнях на соседних улицах. Такой же — да не совсем такой. Не смотря на явную 'антирекламу' в моём лице, наши булочки любили и покупали охотнее, чем у иных миловидных продавщиц. Почему? Как ни странно, именно из-за меня, а точнее, моей тяги к чтению. В одной старинной книжке по ботанике, рассохшейся и никому не нужной, я случайно обнаружила упоминание о травах, которые в те времена повсеместно использовали в качестве приправ. Сейчас о них благополучно забыли, и мне стало любопытно — будет ли с ними выпечка вкуснее, или наоборот, получится жуткая гадость? Эксперимент неожиданно удался и даже принёс нам с тётей определённую славу среди нашего круга. Кстати, вру, не только нашего, была среди постоянных клиентов и пара богатых купцов. Уж как они прознали про наши булочки, неведомо, но их слуги каждое утро исправно забегали за ними. За прилавком обычно стояла тётя, она и общалась с покупателями. Когда же её не стало, я всерьёз испугалась, что пойду по миру: люди-то предпочитали думать, что печёт тоже она, а не я, а теперь… По счастью, обошлось. Неделю после похорон я ничего не пекла и не продавала, закрылась дома и плакала. А потом со мной через дверь вежливо поговорили давешние купеческие слуги. Хозяева-де беспокоятся, соскучились по вкусненькому! Я воспряла духом и вновь приступила к работе. Правда, пришлось нанять в продавщицы соседскую девочку, соответственно, доходы несколько уменьшились, но много ли мне одной надо? На муку да продукты, по чуть — чуть откладывать на ремонт дома и покупку дров на

зиму, одежда при моей аккуратности всегда служила долго… А книжками бесплатно (верней, за те же булочки) снабжал всё тот же господин Парасельс. Жить можно!

Жаль только, что моя главная заветная мечта так и не осуществится. Как ни странно, грезила я вовсе не о красивой (или хотя бы самой заурядной) внешности, а об учёбе в Королевском Университете. Ведь от родимого лица при всём желании никуда не деться, а поступить в принципе было возможно. Моих знаний, по заверению старого гоблина, для этого хватило бы с лихвой. Существовало лишь одно препятствие, но зато совершенно непреодолимое — вступительный взнос. Такой, что я со своими булочками накопила бы на него лет через пятьдесят. Смешно. В этом возрасте, чувствую, меня будут волновать совсем другие проблемы… От уплаты взноса освобождались лишь самые родовитые дворяне, а также героические личности (за какие-то свои особые неназываемые народу заслуги), так что и с этой стороны меня ждал полный и безоговорочный облом. Интересное слово, старинное, правда, смысл от этого не меняется. Так что мечтать о Королевском Университете было делом ещё более безнадёжным, чем о хорошенькой внешности. Со своей страхолюдностью я уже давно как-то примирилась. А вот учиться хотелось по — настоящему. В нашей библиотеке непрочитанными остались две маленькие полки, их мне надолго не хватит. А что потом?!

В День Желаний я загадала, чтобы господину Парасельсу его бывшие ученики привезли в дар целую телегу новых (или старых, неважно) университетских учебников и интересных и познавательных книг. Лучше, конечно, не одну телегу, а сразу десять… Но моя вера в чудеса всё же имела свои границы.

Как вскоре выяснилось, совершенно напрасно. Ибо… В общем, своеобразное чувство юмора не чуждо даже самому всемогущему Свету.

За каким делом они вздумали проезжать именно через наш город, никто толком не знал. Это и понятно — не обязан король народу про все свои планы докладывать. И так сплетен и слухов хватает с избытком.

Я как раз закончила свои дела в лавке, отпустила помощницу и направилась, как обычно, в библиотеку. Она располагалась неподалёку от главной площади, в такое время всегда пустынной. Но не сегодня. Люди возбуждённо переговаривались и чуть не бегом стремились попасть на площадь и прилегающие к ней улицы. Что случилось?!

Нельзя сказать, что я была начисто лишена любопытства, поэтому, увидев неподалёку знакомого мальчишку, догнала его и поинтересовалась, куда и зачем все так целенаправленно спешат.

— Ты не знаешь?! Говорят, к нам сам король с принцем приехали!

— А зачем?

— Ха, пойди и спроси у бургомистра!

— Наверное, принцу невесту ищут, самую — самую, чтоб достойна была нашего Дэлечки, — встряла пожилая булочница Зоза. Нетрудно догадаться, как она была ко мне 'расположена'. — Ты смотри, не зевай, как поедут, в первом ряду вставай. Чтоб разглядел наш принц красоту твою ненаглядную. Глядишь, влюбится и увезёт в столицу. Ты тогда нас не забывай, чудовищное высочество, мы ж за тебя всей душой радеем!

Народ вокруг так и покатился со смеху, а я лишь плечами пожала. А что, вот возьму и встану! В конце концов, мне тоже хочется на живого принца посмотреть. Говорят, он у нас жутко красивый. Как-то в газете его портрет напечатали, так теперь вырезка у всех наших дам на стене над кроватью висит. Сама-то картинка качеством так себе, темноватая, лица толком и не разглядеть. Вот я и решила убедиться, насколько оригинал лучше портрета окажется. Прикинула, что ежели кортеж королевский направится к дому бургомистра, то поедет только по самым широким улицам. Таких у нас всего ничего. На площадь идти нет смысла, там уже и так не протолкнуться. А, значит, самое козырное место — перед Солнечной аркой. Она, хоть и огромная, но каретам всё равно придётся замедлить ход. Вот тут-то я и увижу короля с принцем во всех подробностях!

Я даже умудрилась занять себе место в первом ряду, хотя при моём росте это было вовсе не обязательно. Хорошо, что погода сейчас прохладная. Снующие вдоль улицы королевские стражники не обратили внимания на замотанную по самые уши девушку, а то бы, чего доброго, велели отойти подальше и не пугать светлейших особ. Заикают ещё от неожиданности, узрев мою 'ненаглядную красу'… Чтоб ты, Зоза, сама обыкалась.

— Едут, едут!!

Я вслед за остальными вытянула шею и распахнула глаза пошире. Вот в конце улицы показался рослый белый конь в драгоценной сбруе, а на нём, видимо, какой-то важный военачальник — в парадном мундире и при роскошных усах. Ну чисто жук! За ним ехали несколько офицеров попроще и, наконец, показалась королевская карета. Ради такого случая — открытая, о шести прекрасных лошадях и… Тут все посторонние мысли бесследно исчезли, уступив место одной — единственной. 'Вот это да!!' Краем глаза я успела заметить, что на его высочество мечтательно пялятся абсолютно все окружающие меня женщины, начиная с трёхлетней дочки кузнеца и заканчивая дряхлой беззубой бабушкой Устиной. Неужели и у меня самой такой глупый вид?? Я не без труда перевела взгляд с принца на короля. Тоже мужчина ничего себе, не выглядит старым и вообще представительный, как ему и положено… Но своему сыну проигрывает бесповоротно.