Красиво разводятся только мосты
Шрифт:
Есенька засмеялась и тут же повторила и жест, и интонацию:
— Лазлешити выполнять?
— Разрешаю, — подмигнул ей Демьян.
Они уже вышли к машине, когда та вдруг потянула маму за руку:
— Ты обещала спросить про тётю.
— Чёрт! Да, — развернулась Нина к Демьяну, и пока дочь не видит, закатила глаза, сделав страдальческую гримасу «все уши мне прожужжала».
— Что спросить? — удивился Демьян.
— Про папу, — ответила Есения сама. — Тётя, с которой мы птичек кормили, сказала, что его
— Твоего папу? — опешил Демьян.
— Ну она же тоже спицагент, — Нина изобразила дочь, нарочито вывернув руки ладонями вверх. — А спицагенты все друг друга знают. Чо непонятного?
— А-а-а, в этом смысле, — с облегчением выдохнул Демьян.
— Ну вы же вместе летели, — обняла свою жуткую игрушку Есения с обличающим видом.
— Но я же не знал, что надо спрашивать про папу, — развёл он руками.
— Ну ты же спросишь? — не унималась мелкая.
— Я постараюсь, — помог ей сесть в машину Демьян.
— Ужасный возраст, все эти вопросы, — покачала головой Нина, когда они с Демьяном остались вдвоём. — Говорят, это временно, потом пройдёт, забудет. Но всё же про папу надо было врать убедительнее, — вздохнула она.
— Надо было сказать, что он умер.
— Как хомяк? — усмехнулась Нина. — Она по хомяку три дня рыдала, что было бы из-за отца? Да и не могу я сказать такое про живого человека.
— Ну теперь выкручивайся как знаешь, — вздохнул Демьян.
— Теперь у меня есть несколько дней передышки, — чмокнув брата в щёку, Нина села за руль.
О том, что он действительно может позвонить «тёте», с которой вместе летел, она и не подозревала.
«А ведь я могу», — подумал Демьян. Но мысль, что он, конечно, не должен, но может, — неожиданно обрадовала. Да что там, окрылила.
Он достал из кармана телефон. Тот вибрировал в руках очередным звонком от жены.
Глава 48
— Да, — ответил Демьян.
— Если вдруг ты обо мне беспокоился, — хмыкнула Полина, — то всё обошлось, я уже дома.
«Обошлось?» — Демьян мучительно пытался вспомнить, что случилось.
Ах да! У неё заглохла машина, выскочил какой-то «чек», то есть на приборной панели загорелась непонятная аварийная лампочка, пришлось срочно вызывать специалиста по электронике из автосалона — пересказала ему злоключения жены Нина.
— Я рад за тебя. Я бы тебе всё равно ничем не смог помочь. Я ничего не понимаю в электронике.
— Естественно, не мог. Я звоню тебе и не за этим. Мне не нужна твоя помощь, Демьян. Мне нужны поддержка, участие, сочувствие, наконец. Впрочем, о чём я… — она бросила трубку.
Последний раз Полина также её бросила три дня назад.
— Кстати, я тут разбирала твою сумку… — тогда сказала она.
— Какого чёрта ты полезла в мою сумку? — взорвался Демьян.
— Достать грязные вещи.
— Я давно сам всё разобрал и даже постирал.
— Ну я же не знала. Думала, пока я была в Москве, они так и валялись. В общем, там какой-то синий булыжник в пакете.
— Это кристалл азурита, а не булыжник.
Демьян сцепил зубы.
— По хрен. Его куда деть?
— Оставь его там, где лежит, — процедил он.
— Как скажешь. Я думала, ты про него забыл, — хмыкнула Полина. — Надеюсь, я не испортила тебе сюрприз? Ты же не мне собирался его дарить?
— В любом случае уже не важно, — выкрутился Демьян. Вопрос, поставленный, как «не мне?», подразумевал ответ «не тебе», или «тебе». — И прекрати рыться в моих вещах.
— Я хотела как лучше, Демьян, — шумно выдохнула в динамик Полина, — но тебе всё не так. Ты как вернулся, что бы я ни сделала — всё не то. Я всегда разбираю твои вещи, если ты не забыл. И мне пофиг, что там у тебя: женские трусики или использованный презерватив за подкладкой. Если у тебя что-то не ладится, не надо срываться на мне.
«Ну… понеслась», — выдохнул Демьян.
— Полин, я сейчас занят.
— Ты теперь всё время занят. Не отвечаешь на звонки, приезжаешь поздно или совсем не приезжаешь. Ты со мной не то, что не спишь, ты меня даже не обнимаешь и целуешь только в щёку.
— Считаешь это телефонный разговор?
— А ты только по телефону теперь со мной и общаешься, да и то через раз.
— У меня…
— Да, да, я знаю, большой проект, фестиваль, много работы. Но ты и раньше участвовал в фестивалях и тебе это не мешало трахать жену и ужинать дома. Я, между прочим, жду, готовлю.
Он вздохнул.
— Не готовь, пожалуйста! Я сегодня переночую у матери.
— М-м-м… теперь это так называется? Ну привет ей, кем бы она ни была, — хмыкнула Полина и бросила трубку.
К матери он не поехал, хоть и собирался, что бы там ни думала Полина.
Мать Демьян очень любил, но предпочитал встречаться пореже и желательно по праздникам. А сейчас особенно не хотел расспросов, тяжёлых вздохов, её проницательных взглядов — всего, что прилагалось к маме, которая за него переживала больше, чем за себя и даже больше, чем за Нину.
Дома с того разговора он был всего один раз — заскакивал на пару минут днём, пока Полины не было, забрать «булыжник».
Вечером он очередной раз лежал на жёстком диване в кабинете, на который собирался перебраться, когда думал о разводе, слушал Шопена и щёлкал зажигалкой.
Щёлк! Огонёк загорался. Дрожал мерцающими искрами в гранях азурита на столе. Потом тух.
Щёлк! Загорался снова.
Шопен бередил душу.
Сдался ему этот Фредерик, эти Заветы. Но Демьян просмотрел все девять лекций по Старому, все восемь по Новому, и послушал каждую из прелюдий и все ноктюрны Шопена.