Красивые и проклятые
Шрифт:
Аневризма.
Фаррин согнулась над лотком для реактивов. Она щипцами держала какой-то снимок и разглядывала его.
— Чем я могу тебе помочь, Алексис? — спросила она.
— Когда мы разговаривали, вы забыли рассказать мне об одной маленькой детали, — проговорила я, стараясь не повышать голос.
— О чем ты?
— Да так, ни о чем… всего лишь о том, что кто-нибудь из нас умрет.
— Никогда бы не подумала, что из всех людей именно у тебя с этим возникнут сложности, — в ее голосе звучала холодная насмешка.
—
— Ну, теперь можешь выбирать не наугад. Тебе стало легче? — спросила она.
— Нет! — воскликнула я. — Я не понимаю, зачем вообще кому-то умирать. И почему вы не рассказали мне об этом утром?
— Ты не спрашивала.
Я сказала маме, что мне нужно приехать в школу пораньше, и она разрешила мне подбросить ее до работы и забрать машину. Когда я довезла Кейси до школы и сказала, что снова уезжаю без нее, она начала кричать и едва ли не драться. Но в конце концов я ее умаслила, и она сдалась.
Меня сводило с ума то, что я не могла быть уверена, произношу ли я свои собственные слова, думаю ли свои собственные мысли. Я не знала: люди слушают меня или какую-то сверхъестественную силу?
— Я не могу так, — сказала я, ударив кулаком по столику. — Я не буду этого делать. Как вы можете утверждать, что чья-то популярность или отсутствие необходимости платить штрафы оправдывают человеческую смерть?
Она не шевелилась.
— Ты все еще не понимаешь, в чем тут дело, Алексис, — мягко проговорила она.
— Но разве вам не стыдно? — спросила я. — Из-за вас умерла Сюзетт Скаласки! Зато вы теперь водите «Мерседес». Мои поздравления!
Она вдруг рассмеялась коротким, хриплым смешком.
— Могу заверить тебя, что Сюзетт умерла не для того, чтобы у меня появилась роскошная машина.
— А для чего же тогда?
Фаррин наконец-то отвлеклась от своего снимка.
— Послушай меня. Послушай очень внимательно. Да-да, я слушала. Еще как.
— Сюзетт пожертвовала собой, потому что она этого хотела.
От этих слов мне стало физически плохо, как будто меня ударили в живот.
— Алексис, вот уже тысячи лет люди бросаются под стрелы и пушечные залпы, чтобы какой-нибудь король мог присвоить себе еще пару миллионов гектаров земли и нажиться на налогах.
— Но это не значит, что так должно быть.
— Когда Сюзетт отдала свою жизнь, она сделала это ради высшей цели. Подруги Сюзетт стали сенаторами, выиграли премии Оскар…
— И Пулицеровские тоже? — перебила ее я.
Она кивнула.
— А еще сделали невероятные открытия в медицине, создали бессмертные скульптуры. Каждым прожитым
— Хорошо, пусть так, но что она сама получила от этого?
— Ты когда-нибудь жертвовала чем-нибудь ради того, кого любишь? — спросила она. — Отдавала что-то важное, чтобы дать жизнь чему-то другому, еще более важному?
— Не знаю, — протянула я.
По-моему, все мои проблемы начинались как раз из-за того, что я не хотела этого делать.
— Красота. Популярность. Победа на конкурсе. Стипендия, полностью покрывающая обучение в колледже Уилсона, — сказала она, выгнув бровь. — Это только внешние проявления. Но, Алексис, вспомни, как у тебя зажила рука! Вспомни, как ты соображаешь и реагируешь, когда доверяешь Аральту!
Все эти хорошие оценки, довольные учителя. Порез, который исчез с моего пальца. Даже ожоги от щипцов проходили быстро — хотя заживление то ускорялось, то приостанавливалось.
— Не делиться этими дарами с людьми было бы эгоизмом. Поэтому, когда приходит время, кто-то из твоих подруг — может быть, даже ты сама — решится отдать свою жизнь, чтобы Аральт и дальше мог помогать людям. Это восполнит его силу.
Я закрыла глаза.
— Это абсолютно неправильно.
— Почему? — спросила Фаррин. — Если она сама так решила, почему мы не можем принять ее безболезненную, счастливую смерть как щедрый, бесценный подарок?
— Все равно это ужасно. Оно не стоит того.
— Тебе легко говорить, — сказала она, откидывая голову назад. — Ты уверенная в себе, талантливая, здоровая девушка. А как же остальные?
Здоровая… Я сразу же вспомнила об Адриен-не. О ее болезни, унаследованной от матери. О том, что ей всю жизнь придется провести в инвалидном кресле.
— Я просто хочу сказать, — тихо проговорила Фаррин, — что для тебя это может не так уж много значить. А вот для других это очень важно.
Неужели Адриенна согласилась бы пожертвовать чьей-то жизнью ради того, чтобы не потерять способность ходить?
— Доктор Джанетт Гарзон создала лекарство от одного генетического заболевания. Оно спасло жизни тысячам детей, — сказала Фаррин. — Джанетт училась в Уилсоне на первом курсе, когда Сюзи, Барбара и я были на третьем. Она осталась совершенно нищей и вот-вот могла лишиться стипендии.
Я опустила глаза в пол.
— Спроси у родителей, чьих детей спасла Джанетт, — продолжила Фаррин. — Спроси у самих детей. Спроси у них: стоят ли их жизни одной добровольной жертвы?
— Но если бы Джанетт не поступила в медицинский колледж, туда поступил бы кто-нибудь другой, и, возможно, этот человек создал бы вакцину от какого-нибудь другого заболевания.
Фаррин подняла голову.
— Мы не можем жить по теоретическим моделям, Алексис. Мы должны извлекать максимум из тех возможностей, которые получаем.