Краски любви
Шрифт:
– Отлупить его и один сможет, – согласился Журов. – Но караулить надо постоянно, а значит, сидеть с ним по сменам. Не может же один парень сутками возле твоего живописца торчать.
Самсон на минуту задумался, забывшись, выпил рюмку своего «коктейля», после чего поморщился и, сплюнув, сказал:
– Отберешь троих. Тех, кто базарить не любит. Пацаны разговоры вести с мазилой не должны. Эти трое будут при нем неотступно. Других в дело не посвящать. Родителям скажешь, что отправил пацанов на соревнования, или еще чего наплетешь. Пятерик добавлю. Пятьдесят пять баксиков на каждого и ни копейки больше.
– А на сколько дней рассчитывать? – смирившись с суммой оплаты, поинтересовался
– Пока не знаю… Может, неделю, может, месяц, – ответил Гнусняк и, скривившись, полез в бумажник: – Вот тебе стольник вперед. Захват и перевозка, считай, оплачены. Теперь о мазиле…
Мужчины проговорили еще с полчаса, затем Журов попрощался и укатил. Самсон после отъезда тренера заметно повеселел, вызвав горбуна, он велел приготовить баню. Не успел Тарзан покинуть кухню, как зазвонил мобильный телефон, и Самсон взял трубку.
– Ты меня слышишь? – спросил мужской голос с заметным южным акцентом.
– Никак Павло?! – вскрикнул Гнусняк, узнав по голосу брата. Павло жил в своем доме под Кишиневом и проявлялся крайне редко. Брат Самсона торговал винами и был весьма состоятельным предпринимателем.
– Ты собираешься в Москву? – поинтересовался Гнусняк у брата и с облегчением вздохнул, узнав, что тот и не думает его тревожить. Но он, бедняга, позабыл в тот момент, что у него имеются еще некоторые родственники.
– Дело вовсе не во мне, – сообщил Павло. – Наша племянница из Закопан надумала поступать в Кишиневский университет. Приехала, покрутилась и передумала. Ей молдавский учить неохота. Теперь желает поступать в Московский, так что встречай, братец, племянницу. Злата – девочка бойкая, скучать не даст.
– Ну, как же я? Она? – залепетал Самсон в ужасе. Перспектива возиться с польской племянницей его вовсе не радовала. Лишние заботы, а главное, непредусмотренные траты. Гнусняк очень не любил непредвиденных расходов. Но придумать достойный предлог для отказа он не сумел. Звонок брата застал его врасплох. Повесив трубку, Самсон снова помрачнел. Хорошее настроение, пришедшее после затеи с художником Крюковым, улетучилось. Он крикнул горбуна и, отменив баню, уединился в кабинете.
Злату Самсон видел пятнадцать лет назад полуторагодовалым ребенком. Тогда, делая девочке «козу», он и не предполагал, что ему придется много лет спустя исполнять по отношению к ней сомнительный родственный долг. Збигнев Гуревич – отец Златы – приходился Самсону сводным братом. В отличие от Гнусняка брат вел почтенный образ жизни профессора филологии. Точнее сказать, почтенный образ жизни являлся внешней оболочкой существования профессора, а на самом деле ученый муж был виртуозом мелкооптовой коммерции. Только один раз он из Закопан приезжал в Москву, но и то полдня сидел на конференции, а полдня бегал по магазинам. Умение Збигнева совмещать высокие интересы классической литературы с закупкой шмоток для спекулятивной продажи поражали даже видавшего виды Гнусняка. Збигнев мог воодушевленно говорить о Шекспире, но, увидев дефицитный в Польше смеситель для душа, моментально в уме просчитывал выгоду от его перепродажи и, не прерывая мысль о значении Шекспира для польской культуры, тут же скупал на все деньги интересующий его товар. И, что самое интересное, он потом умудрялся все им приобретенное добро провозить, продавать и при этом замечательно себя чувствовать. Шекспир никоим образом не мешал побочному бизнесу, а наоборот, скорее облагораживал его.
Что собой представляет повзрослевшая Злата, вообразить себе Гнусняк не мог. Одно он знал точно: девушка потребует расходов. Вряд ли расчетливый Збигнев выдал ей много денег. По словам кишиневского брата, в Польше никто понятия не имел, что девицу понесет в Москву.
В огромном доме Гнусняка имелась всего лишь одна комната для гостей. Знакомых Гуревич на ночь не оставлял, чтобы не кормить утром завтраком. Комната покрылась пылью и душила спертым воздухом. Гнусняк вызвал горбуна и приказал ему вымыть там пол и постелить для девчонки постель. Самсон начал вспоминать и подсчитывать своих польских родственников. Их оказалось немало. «Слава Богу, что девчонка тащится одна», – подумал он и, тяжело вздохнув, отправился к компьютеру.
Глава 9
А если кого мочить придется?
За столиком ели жареную картошку и пили пиво, которое прихватили по пути в палатке. Катя тянула янтарную жидкость, которая вызывала у нее самые омерзительные ассоциации, но вида не показывала.
– Что Дрессировщик задумал? – спросил Петя.
– Завтра увидим. Наше дело – выполнить то, что поручено, – ухмыльнулся Олег.
– А если кого мочить придется? – не унимался Рыгов.
– За пять баксов? Не думаю… – ответил Губанов.
– А за сто замочил бы? – продолжал допрашивать Петр.
– Чего привязался? Хлыста спроси, а то он больно молчалив, – огрызнулся Олег.
– И спрошу. Хлыст, ты за баксы можешь человека замочить? – Петя с интересом уставился на нового приятеля. Про Костю по кличке Хлыст они знали немного. Приехал из Питера. Тренировался. Кое-что может. Злой и невозмутимый. Лишнего не трепет. А что еще? Получается, что больше ничего.
Катя понимала, что ответа ждут и отмолчаться не удастся.
– Смотря кого мочить, – растягивая каждое слово, ответила девочка и подумала о новом мамином муже.
После «Макдоналдса» Петя предложил пойти в видеозал:
– Давайте порнуху закажем. Там новые кассеты есть. Негр оттягивается с белыми девками.
– Охота всякую дрянь смотреть, – заявила Катя, стараясь не выдать смущенного негодования. Она знала, о чем идет речь. Не робость к пошлому зрелищу вызывала ее неприязнь. Ее бесила скотская любовь, которую к тому еще и показывают за деньги. Неужели можно с женщиной обращаться, как с тупым животным? Получается, что некоторые это позволяют. И зря. Она против хамства и надругательства. Ради того, чтобы не оказаться самой в положении героинь этих лент, она и мечтала стать парнем.
– И вовсе не мерзость, – возразил Губанов, хотя лучше порезвиться не в кино, а по-настоящему.
– Скажешь тоже… – восхищенно проговорил Петр. – Ну пошли.
– Можно, – безразлично согласился Олег.
Катя с трудом сдержалась, чтобы не нагрубить, но взяла себя в руки:
– Если вам охота, пошли.
Ребята прогулялись по веселой улице-ярмарке. Старый Арбат давно превратился в городской аттракцион. Тут можно было прокатиться верхом, сняться с живой обезьянкой, заказать свой портрет у художника. Вся улица была заставлена лотками с сувенирами, матрешками, в палатках предлагали военные шапки и морские бескозырки. Все дома, как сплошной магазин, заманивали витринами с модными шмотками, антиквариатом, дорогими спортивными товарами. Видеосалон находился в центре улицы, недалеко от памятника принцессе Турандот. Золотая фигурка принцессы с лицом актрисы Юлии Борисовой сияла возле колонн Вахтанговского театра. Катя никогда не видела спектакля, не смотрела она и фильм «Идиот», где молодая актриса блестяще сыграла роль Настасьи Филипповны. Для Кати она была просто старушкой, которую иногда показывали в дни юбилеев театра и самой актрисы.