Красная лилия
Шрифт:
Лишь постепенно мне удалось перевести разговор на Густава Нильманна. Но Габриель тут же стал замкнутым.
— Я никогда не любил Густава, — отрезал он и посмотрел в парк. — О мертвых — либо хорошо, либо ничего, как говорили римляне, но я никогда особенно не любил его. В этой местности, конечно, общение несколько ограничено. Приходится довольствоваться тем, что предлагается, так что не буду жаловаться. Он был образованным и приятным человеком. Очень интересный рассказчик, и мы с ним были почти на одной волне: он ведь был губернатором несколько лет назад, а я — генерал. Мы были столпами местного общества, — и быстрая ироническая улыбка пронеслась по его лицу. Noblesse oblige [11] .
11
Положение обязывает (фр.).
Я отломил уголок пирога, хотя есть больше уже не мог. Едва теплые, полувареные сосиски, предложенные Калле, насытили меня куда больше, чем я думал. В чем причина неприязни Габриеля — зависть или ревность? Неужели графствующий генерал считал себя лучше, чем политик, которого отправили в отставку и — в качестве «спасибо» и «прощай» — дали золотые рукава губернатора? Неужели у местных хозяек дома возникают проблемы с размещением гостей за столом?
— У него были садистские наклонности, ужасно неприятные, — продолжал Габриель. — Он любил мучить людей.
— Ты так думаешь? Правда, я видел его всего несколько раз, но этого не заметил. Собственно, только на обеде у Халлингов, тогда он много говорил, но в общем был приятным собеседником.
— Ты просто не знал его и не понимал того, что он говорил. В его так называемой «беседе» было много двойного смысла, — сказал он почти язвительно. — Нет, если бы ты понимал, что за всем этим стояло, ты бы согласился со мной. И таким он был всегда. Пользовался своим положением, любил показать, у кого преимущество. И никто не решался возражать ему. Даже в правительстве, пока терпение не лопнуло. Ведь он был как Эдгар Гувер.
— Ты имеешь в виду шефа ФБР?
— Вот именно. Он всегда добивался, чего хотел. Даже президенты советовались с ним. Он ведь собрал столько неприятных фактов и информации обо всех высокопоставленных господах, что все боялись дышать на него. Наконец, эта бедная девочка. Нет, это было бы неприлично.
— Что ты имеешь в виду?
— Он, конечно, использовал ее. Она молодая, романтическая и невинная. Он ведь полакомился — и все. Нет, если говорить о джентльменах, то Густава Нильманна надо исключить. Он не из той категории. Он получил то, что заслуживал. Кто посеет ветер — пожнет бурю. А Густав с самого начала сеял бурю.
— Ты давно его знал?
— Достаточно, — обрезал он и потянулся за кофейником в стиле рококо. — Хочешь еще немножко?
— Нет, спасибо. Я читал, что пить много кофе вредно. От этого может быть и рак, и всякое другое. Мои восемь чашек в день — уже зона риска.
— Чепуха. Всегда отказываться от того, что вкусно и приятно, — можно подохнуть со скуки. Нет, нельзя умирать, не утолив любопытства. Это мой принцип. В жизни надо испытать все. А сейчас пойдем, посмотрим мой парк. Он не так ухожен, как в папины времена, но тогда была прислуга, а сейчас приходится самому копаться. Я нанимаю людей только для ухода за лужайками, стрижки газона и сбора листьев. Чертовски тошно заниматься этим самому.
Он допил свой кофе, мы встали, спустились по лестнице с террасы и вышли на лужайку. Раньше там были проложены дорожки. Существовала целая система извилистых гаревых дорожек через парк. Но сейчас они заросли травой, хотя все же просматривались. Притопленные в землю, они больше напоминали о временах, когда господа были господами, а парки парками. Не то что сейчас. Медленное, крадущееся разложение, плесень обнищания нависли над домом и парком. Будь Габриель
Мы спустились к заливу. Несколько диких уток с кряканьем взлетели из тростника. У длинных мостков колыхалась белая лодка, а дальше плавал осторожный лебедь. Посмотрев на нас блестящими черными глазами над красным носом, он угрожающе забил широкими крыльями. Он охранял свой участок, яйца в гнезде.
— А сейчас ты увидишь нечто интересное. — Габриель живо взял меня под руку, и мы свернули налево, за стволистые дубы, к небольшой прогалине.
Вскоре мы подошли к пруду, глядевшему в небо своим темным глазом. Было безветренно. Волшебные стрекозы стрелами носились над водной гладью пруда, где росли богатые красками водяные лилии.
— Вот этого ты не ожидал? — И, довольный, он посмотрел на меня.
Сначала я не понял, что он имеет в виду. Они ведь не были восьмым чудом света. Но я посмотрел внимательнее. Посреди открытой воды росли красные лилии: темно-красные, розовые, бледно-розовые. Всех цветов и оттенков.
ГЛАВА XVI
— Но…
— Понимаю, что ты хочешь сказать, — прервал он меня и улыбнулся. — Ты прав. Дикорастущие — они только на Фагертэрне. Но мой отец развел их здесь. Этого, конечно, не докажешь: ведь он сделал это еще перед первой мировой войной. Ну разве это не фантастика?
— По меньшей мере!
Я смотрел на цветы. Здесь, в этом маленьком пруду, они были еще красивее, чем там, на Фагертэрне. Может, просто потому, что я подошел к ним ближе, всего на расстояние в несколько метров? Их можно сорвать просто с берега, если подальше наклониться.
— Ты не боишься, что их украдут у тебя? Придет кто-нибудь темной ночью и сорвет?
Он покачал головой.
— Видно, что ты городской житель. Нет, тут честный народ. Кроме того, немногие знают о том, что они здесь есть. Посмотрел бы ты на Густава и всех остальных, когда они как-то обедали у меня и я показал им свои сокровища.
Я думал не о том, что эти красные лилии могли быть использованы, чтобы удивить друзей и соседей. Я думал о Сесилии Эн и красной лилии у ее мертвого тела, выпавшей из ее руки в момент смерти. Убийце не надо было рисковать, ездить к Фагертэрну, плыть в темной воде. Нет, он мог припарковать машину за домом Габриеля, тайно пробраться под сенью парковых дубов и сорвать один из этих красных цветков, даже не замочив ноги. Легко и безболезненно.
— К тебе сюда никто не забирался, ничего не срывал?