Красная линия метро
Шрифт:
«Боже, помоги! Спаси меня! Не дай свершиться злу!» — молила Петрова про себя, уже отчаявшись целой и невредимой выкарабкаться из этой истории.
Цок-цок-цок-цок…
«Что это?!» — всколыхнулась надежда в ее душе.
Буквально всем телом она впитывала появившийся словно ниоткуда цокот лошадиных копыт. Юля знала, что это могло означать. Спасение! Она не раз наблюдала картину, как парковую территорию объезжал конный милицейский патруль.
Приободренная этой мыслью, Петрова обеими руками вцепилась в руку маньяка, сжимавшую нож. И тут
От боли и неожиданности мужчина вскрикнул и грязно выругался. Для него смелый поступок рабыни оказался полнейшей неожиданностью: к сопротивлению он не привык.
Пока садист приходил в себя от неожиданной выходки, Юля уже перевернулась на спину и, продолжая удерживать в руку с ножом, изо всех сил закричала:
— Помогите, убивают!!!!
Цок-цок… цок-цок… цок-цок… цок-цок…
Цокот копыт ускорился и стал стремительно приближаться.
Осознавая, что этот раунд он проиграл, рисковать преступник не стал. Вскочив, он со всех ног бросился в сторону бокового входа.
Однако вид убегающего маньяка вместо облегчения принес ей опустошение и полнейшую апатию ко всему происходящему. У Юли началась истерика. Она рыдала и смеялась одновременно, чего с ней в жизни ещё никогда не бывало. Слезы текли по щекам, оставляя черные следы от туши, но при этом искусанные до крови губы были растянуты в счастливой улыбке победителя.
«Я дала ему отпор… он ничего не смог со мной сделать! Отрезанная прядь — не в счет!» — эта мысль не отпускала ее ни на секунду.
Мимо галопом промчался всадник.
Цок-цок… цок-цок.
Второй конник остановился рядом с лежащей на земле Петровой. Он быстро спрыгнул на землю и наклонился над молодой женщиной.
— Девушка, с вами все в порядке? Вы живы? — раздался рядом с ней обеспокоенный женский голос. — Что тут произошло? Он пытался вас убить?
Сквозь застилающие глаза слезы Юля рассмотрела темноволосую женщину в милицейской форме и в звании младшего сержанта.
— Да, — только и смогла ответить молодая врач.
Глава 23
Юля сидела в кабинете прокурорского следователя Власенко. Она до сих пор не могла прийти в себя после событий сегодняшнего дня, хотя не первый час скиталась по учреждениям столичного МВД. Вначале ее доставили в отдел по району Сокольники, затем, с кем-то созвонившись, перевезли в МУР, на Петровку тридцать восемь. Правда, и там она надолго не задержалась. В итоге Петрова оказалась в следственном отделе следственного управления СКП по Москве. Короче говоря, она и сама уже толком не понимала, где и в каком районе столицы она находится.
Эта путанность перемещений и круговорот незнакомых лиц — причем все, с кем она общалась, спрашивали у нее одно и то же, — а так же навалившаяся дикая усталость, вскоре дали о себе знать. С каждым новым человеком Юля все сильнее и сильнее ощущала, как накапливается
Хотя нет, даже не страха, а безотчетной паники.
Но окончательно ее добил пожилой следователь, который уже по второму кругу в мельчайших подробностях расспрашивал о событиях предшествовавших нападению. Особое внимание он уделял внешности маньяка.
И вот тут-то в ее рассказах и возникала главная заминка.
А что она могла ему ответить? Как объяснить убеленному сединами работнику следственного отдела прокуратуры, что хотя она и имеет высшее медицинское образование и неплохо справляется с работой врача, но есть у нее один маленький, но важный для общественной жизни дефект — она практически не запоминает человеческие лица.
Плохая у нее память на лица — хоть ты тресни! Разве это такая уж редкость?
— Юлия Ивановна, может, вы все-таки вспомните какие-то особые приметы нападавшего? Цвет глаз и волос, форма носа… Усы — есть или нет, может, бородка какая… Приметные родимые пятна, бородавки, шрамы… Ну хоть что-то?
Петрова отрицательно мотнула головой: она действительно не могла вспомнить никаких деталей внешности маньяка. Его лицо ей вспоминалось размазанным овалом без четких контуров, обрамленным сверху коротким ежиком белых волос, на котором горели глаза-хамелеоны с «играющими» зрачками. Да, еще густые белесые брови. Все остальное было нечетко. Нос, губы, подбородок и прочее — все вспоминалось как сквозь пелену тумана.
— И как нам в таком случае быть, если вы ничего не можете сообщить о его внешности? Как нам составить его фоторобот? — продолжал наседать прокурорский следователь.
— Мне очень неловко, — сглатывая слезы, начала Юля, — но кроме высокого роста, светлых волос и «играющих» зрачков я больше ничего не запомнила. Хотя… нет. Я очень хорошо помню его запах! От этого жуткого кисло-сладкого запаха его тела, смешанного с нотками чеснока и приглушенными тонами какой-то гари меня до сих пор мутит. И хотя у меня плохая память на человеческие лица, но по запаху я узнаю его из тысячи других людей.
— А голос? — не унимался Власенко, для которого запахи вообще не имели принципиального значения: он от рождения различал лишь резко выраженные ароматы. — Может, у него имеются еще какие-то особенности? Например, когда говорит, то картавит, шепелявит, проскакивает хрипотца. Или, наоборот, голос глухой и фонит через нос, как у людей с дефектами неба? А?..
— Нет, у него обычный низкий мужской голос, без каких-то особенностей. Скорее, ближе к басу.
— Да, не густо… — недовольно прогудел Геннадий Петрович и протянул ей стакан с водой. — Вот вам, Юлия Ивановна, держите. Попейте воды и успокойтесь. Сейчас я покажу вам несколько фотографий, а вы попробуете опознать на них вашего преследователя. От того, узнаете ли вы его или нет, зависит многое. Например, как дальше будет проходить наш с вами диалог. Я же вижу, вы устали и вам хочется домой.