Красная надпись на белой стене
Шрифт:
— Одно, другое, третье — увертки слабины. Я не имел в виду тебя. Я — личность сильная, действую единожды и наверняка.
— Поясни!
— Я убил Валтасара!
— Что??
— Я убил Валтасара!
— Как??
— В пиршественную ночь, пока ты, иудей, мудрил над буквами на стене, а Валтасар вышел на двор освежиться, я подкрался сзади и ударил мечом. Обезглавленное тело я оставил у ворот Вавилона.
— А что сделал с головою?
— Отеревши с шеи кровь, я сунул голову Валтасара в мешок, сел в колесницу и помчался в лагерь персов, благо, они расположились близко. Я вошел в шатер
— Зачем?
— Я надеялся, что смерть Валтасара удержит Кира от захвата Вавилона. Теперь не знаю, что нас ждет. Царь персидский не принял головы врага. Гордец, небось, сам хотел обезглавить Валтасара, а чужой подвиг присваивать не желал. Я вернулся к городским воротам, приставил голову к телу и ушел к себе.
— Шадрах, ты не боишься признаваться в цареубийстве?
— Ничуть. Я человек необыкновенный. Я не тварь дрожащая, а право имею. Мне позволено любое деяние ради великой цели!
— Вот, ты говоришь сии страшные слова, а через дверь тебя слышит стража. Злые языки не преминут довести до Дария…
— Я открыл тебе государственную тайну, а ты талдычишь мне о пустяках! Радуйся, Даниэль! Покрасуешься перед Дарием — мол, нашел убийцу. Я устал. Подай мне кошку, и отправляйся восвояси, благоразумный иудей!
Даниэль спешно покинул Шадраха и вернулся домой. Возбужденный удачей, он похвалил жену за безукоризненно сервированный глиняной чашкой и деревянной ложкой стол. Отведал для возбуждения аппетита несколько соленых маслин. Макая свежеиспеченную лепешку в парное молоко, он, не превышая скромной меры, насытил утробу и отправился к себе размышлять о ходе расследования. Авишаг испытывала удовлетворение супруги, наконец-то угодившей желудку мужа.
“Какой счастливый день! — размышлял Даниэль, — ведь я узнал причину смерти Валтасара! Как умно я построил беседу с Шадрахом, как ловко я подвел его к признанию!”
“Я заметил яркий блеск в глазах евнуха. Кажется, так легко, без лишней внутренний борьбы дались ему слова покаяния! Хотя нет, разве это покаяние? Он гордится своим поступком, хочет гласности!”
“Признаваясь в убийстве, евнух доказал свое бесстрашие. Он не боится ни законов, ни Дария, ни гнева народного. Даже мстительность гаремного товарищества ему не страшна! Воистину, он не тварь дрожащая!”
“Шадрах ничего не страшится. А в чем кроется причина бесстрашия? Я не настолько наивен, чтобы думать, будто вавилонский вельможа желал помочь иудейскому пророку. Выходит, что-другое замешено. Неужели… Да не может быть такого! Он в своем уме! А, впрочем, дни покажут!”
“Теперь — самое время встретиться с Акивой. О своем успехе расскажу помощнику скромно, как бы невзначай. Непритязательность ошеломляет вернее хвастовства. Любопытно, чего он успел добиться? Кажется, Акива рассчитывал выудить полезные сведения у Асафа и его девчонок. Удалось ли ему это? Не исключено, что его тропинка встретится с моею широкою дорогой. Тогда, подтвержденная независимыми источниками версия, обретет несомненность факта. Явимся к Дарию победителями!”
Утомленный удачей и сморенный насыщающим обедом, Даниэль задремал. Сквозь легкий туман полусна грезилось ему, что столь успешный день весьма годится для разговора с небесами. “Одна удача
Явился к пророку ангел небесный, и состоялся меж двумя примечательный разговор.
— Ты хотел говорить со мною, Даниэль? — спросил ангел.
— Да, есть у меня к тебе дело, белокрылый! — ответил Даниэль.
— Пророку Господа я всегда рад помочь!
— Известно ли у вас на небесах о смерти Валтасара?
— Разумеется, Даниэль, известно. Мы знаем не только то, что было, но и то, что будет на вашей земле!
— Значит, тебе не внове слышать, о надписи красными буквами на белой стене в пиршественном зале дворца?
— Конечно, не внове! Я знаю и о надписи, и знаю о чем она! Мне ведомо, что ты, и только ты единственный сумел прочесть квадратные буквы!
— Вот и славно. Тебе осталось только признать, что твоею рукою или, вернее, твоим крылом выведены были сии буквы!
— О, Даниэль, этого я сделать никак не могу!
— Отчего же, белокрылый?
— Ты ведь знаешь, Даниэль, что нет лжи н моих устах, одна лишь правда! Не я писал!
— Так кто же автор надписи? Говори, ангел Божий!
— Кто-то из вас, землян воспользовался кистью и красками!
— Кто? Скажи мне! Тебе ведомо все на свете!
— Нет, не скажу. Я говорю только то, что Бог велит мне говорить. Господь не одобряет несанкционированных Им речей. Прощай, Даниэль.
Тут дремота слетела с век Даниэля. “Что это значит? — спросил самого себя пророк, — я беседовал с ангелом небесным, или мне привиделся сон? Нет, это был не сон! Меня и в самом деле удостоил визитом посланец высших сфер!”
“Стало быть, на стене писал не ангел. Придется снова доискиваться до истины. Коли надпись — не ангела крыл дело, значит, Господь не подвинул его на это. Выходит, писание на стене не угодно было Богу. В этом есть подсказка для начала нового поиска — кто способен совершить неугодное Богу дело? Будем искать. Вместе с Акивой!”
IX
В тот самый день и час, когда Даниэль пришел к решению о необходимости обсуждения хода дел со своим партнером Акивой, последний сделал решительное умозаключение о назревшей беседе с Даниэлем. Это не случайное совпадение, но одно из проявлений принципа общего интереса. Каждый из двоих, и один независимо от другого, сказал себе: “Пора!”
Хорошо, когда коллеги мыслят схоже. Пусть сердца их и не бьются в унисон, однако, общая цель сплачивает, и поэтому путь к ее достижению спрямляется.
Даниэль услыхал знакомый стук лошадиных копыт у крыльца. “Акива!”— подумал он и не ошибся. Раскрасневшись от удовольствия радостной встречи, Авишаг опрометью бросилась на кухню — готовить любимые блюда любимого гостя.
Мужчины солидно пожали друг другу руки, обозначили церемониальное объятие с непременным похлопыванием по плечам и спине и деловито удалились на совещание. Авишаг пришлось угощать гостя, а заодно и мужа, в рабочей комнате Даниэля. Сок из апельсинов был подан на знакомом Акиве подносе. “Красивая посудина, помню ее!” — похвалил гость. “Куплена в Ниппуре, в лучшие времена!” — удаляясь, со вздохом сказала Авишаг.