Красная пирамида
Шрифт:
Я повернулся и увидел нечто знакомое. Посреди зала стояла точная копия древнеегипетской барки. Только сделанная не из тростника, а из стекла. Это был магазинчик, торгующий парфюмерией и украшениями.
— Так это же Каирский аэропорт, — догадался я.
— Да, — подтвердила Зия. — Идемте!
— К чему такая гонка? Разве Серкет может попасть сюда через песчаные ворота?
— Открытие портала всегда сопровождается сильным нагревом, — пояснила Зия. — Вторично открыть портал в том же месте можно не раньше чем через двадцать часов. Но встреча со службой безопасности аэропорта не многим лучше столкновения с Серкет. Если вы не жаждете познакомиться с египетской полицией, идемте
Она схватила нас за руки и потащила сквозь толпу. В своей странной запыленной одежде мы вполне могли сойти за нищих. Люди спешно расступались, но никто не пытался нас остановить.
— А зачем вообще мы приперлись сюда? — спросила Сейди.
— Полюбоваться на развалины Гелиополиса, — ответила Зия.
— Внутри аэропорта?
Мне показалось, что Сейди сейчас покрутит пальцем у виска. И тут я вспомнил отцовский рассказ про раскопки Гелиополиса, отчего у меня защемило в затылке.
— Сейди, развалины не на поверхности, а под нами, — сказал я и посмотрел на Зию.
Она кивнула.
— Древний город раскопали и растащили еще в позапрошлом веке. Две Иглы Клеопатры увезли. Большинство храмов сломали, чтобы из их камней и на их месте построить новые дома. Сейчас часть развалин лежит под каирскими пригородами, и самый крупный участок — под аэропортом.
— Тогда какая нам польза от этих замурованных развалин? — удивилась Сейди.
Зия молча открыла неприметную дверь в кладовку, где хранились швабры, метлы и прочий инвентарь уборщиков. После слова «сахад» на месте кладовки образовалось что-то вроде входа в подземелье.
— Не весь Гелиополис лежит в развалинах, — сказала Зия. — Идите за мной. Не отставайте и, главное, — ничего не трогайте.
Не знаю, сколько ступенек было у этой лестницы. Мне казалось, что мы спускались целую вечность. К тому же этот спуск предназначался для каких-то карликов. Мы были вынуждены пригибаться, а кое-где — и ползти. И все равно я то и дело стукался головой о потолок. Освещением нам служил огненный шарик на ладони Зии. Вместе с нами двигались наши уродливые тени.
Я сразу вспомнил туннели внутри пирамид. Несколько раз я лазал с отцом по таким туннелям и всегда мечтал поскорее выбраться наружу. Я там задыхался, и не столько от недостатка воздуха, сколько от мыслей о тоннах камня, нависших у меня над головой.
Наконец мы достигли дна. Туннель расширился, и в этом месте Зия замерла. Шарик на ладони погас. Когда мои глаза привыкли к сумраку, я понял, что заставило ее остановиться. Мы находились на краю пропасти. Через пропасть была перекинута всего одна доска. На другом краю виднелась дверь, по бокам которой стояли гранитные воины с шакальими головами. Их копья перекрещивались над самым входом.
— Опять психованные статуи? — вздохнула Сейди. — С меня хватит.
— Здесь не место для шуток, — оборвала ее Зия. — Это вход в Первый ном — самое древнее подразделение Дома жизни. Если угодно, это штаб-квартира всех магов. В мою задачу входило благополучно привести вас сюда. Но помочь вам пересечь пропасть я не могу. Каждый маг делает это сам, и у каждого переход совершается по-разному.
Зия взглянула на мою сестру так, будто чего-то от нее ожидала. Меня это рассердило. Сначала Баст, теперь Зия. Ну чего они ждут от этой девчонки? Сверхвозможностей? Ну хорошо, разнесла она двери библиотеки в доме Амоса. А я тогда кто? Просто брат при талантливой сестре? Или от меня им нечего ждать?
Вдобавок я сердился на Сейди за ее слова в нью-йоркском музее. Она считала меня счастливчиком. Как же, путешествовал с отцом по всему миру! Она не представляла, до чего мне осточертели эти постоянные перелеты и переезды. Мне хотелось жить нормальной жизнью: ходить в школу, играть с мальчишками в баскетбол, лазать по деревьям в парке. Но я не смел пожаловаться даже отцу. «Ты всегда должен выглядеть безупречно», — твердил он мне. Сказанное касалось не только одежды, но и моего отношения к жизни. После маминой гибели я остался у него единственным осколком нашей семьи. Я помогал ему быть сильным. Мне это нравилось. Я по-настоящему любил отца. Но знал бы он, как тяжело доставалась мне «безупречность».
Сейди этого не понять. Теперь она вообще вела себя так, словно мир крутился вокруг нее. Говоря проще, перетягивала внимание на себя. Это несправедливо.
У меня в голове зазвучали слова отца. Я уже слышал их несколько лет назад, когда пожаловался ему на несправедливость: «Справедливость — это когда каждый получает то, что ему необходимо. И не просто так, а сообразно своим усилиям».
Не знаю, какая сила вошла в меня, но я снял меч и пошел по доске. Ноги двигались сами собой, не дожидаясь команд от мозга. Одна часть меня с опаской думала: «Это совсем дрянная затея». Другая ей возражала: «Ничего, мы не испугаемся». И голос другой части не был похож на мой.
— Картер! — крикнула мне вслед Сейди.
Я продолжал идти. Вниз старался не смотреть, но от одной ширины пропасти у меня кружилась голова. Я ощущал себя игрушечным волчком, выписывающим зигзаги на узкой доске.
Когда я приблизился к противоположной стороне, дверь между статуями осветилась и стала похожа на красный занавес.
Я глотнул воздуха. Может, красный свет — это портал вроде тех песчаных ворот? Если идти быстро…
И тут из туннеля вылетел первый кинжал.
Я взмахнул мечом и только потом это осознал. Кинжал наверняка угодил бы мне прямо в грудь, но каким-то образом я сумел ударить по нему мечом и отправить в пропасть. Вслед за первым вылетели еще два кинжала. Я никогда не отличался быстротой реакции, однако сейчас наверстывал упущенное. Второй кинжал пролетел надо мной, поскольку я успел пригнуться. Третий я зацепил кривым лезвием своего меча и швырнул обратно в туннель. Черт побери, как это у меня получилось?
Я дошел до конца доски и стремительно прорвался сквозь красную завесу, которая замигала и погасла. Я ждал, что сейчас оживут статуи, но этого не случилось. Единственным звуком было клацанье второго кинжала, достигшего дна пропасти.
Дверной проем вновь осветился. Красный свет приобрел очертания… птицы высотой в пять футов, у которой была человеческая голова. Я поднял меч, но сзади послышался крик Зии:
— Картер! Нельзя!
Странная птица стояла, сложив крылья. Сощуренные глаза, подведенные колем, внимательно меня разглядывали. На голове я заметил черный ритуальный парик, а на лице — густую сеть морщин. К подбородку крепилась фальшивая «борода фараона», больше похожая на волосы, завязанные в конский хвост. В облике птицечеловека не ощущалось ничего враждебного, если не считать мерцающего красного света и птичьего тела, похожего на гигантского индюка, раскормленного ко Дню благодарения.
А ведь когда я во сне летал из дома Амоса в Финикс, я тоже превращался в птицу с человеческой головой. От этой мысли я похолодел. И в этот момент мне действительно стало страшно.
Когти птицечеловека царапали каменный пол. А потом он вдруг улыбнулся.
— Пари, нисва нафиир, — произнес он.
Во всяком случае, так я услышал.
За спиной шумно вздохнула Зия. За это время девочки успели перейти по доске. У обеих были бледные лица. Кажется, мы стояли так несколько минут. Потом Зия очнулась и поклонилась птицечеловеку. Сейди сделала то же самое.