Красная площадь

Смит Мартин Круз Круз

– Я еду только в связи с этим делом, – сказал Аркадий.

– Видите, вы уже лжете, – Альбов сочувственно посмотрел на Аркадия. Казалось, он делал над собой усилие, чтобы не оставить без внимания менее интересного собеседника. – Родионов, тебе лучше заняться всем этим. Тебе нужно многое успеть, иначе твой следователь опоздает на самолет. Документы, деньги, что там еще. И все это за один день, – и снова, обернувшись к Аркадию, спросил: – А как насчет Аэрофлота?

– Люфтганза.

– Предпочитаете авиалинию, на которой пристежные ремни в порядке? Совершенно согласен, – подтвердил Альбов.

Родионов,

оставшись не у дел, отошел в сторону, ловя взгляды, все еще ожидая дополнительной команды от Альбова. Далеко на дороге растерянные, всеми забытые Минин и его люди вновь сбились в кучу.

– Ступай, – сказал Альбов.

Он открыл пачку сигарет «Кэмел» и закурил, угостив Аркадия. Потом снова обратил внимание на ворота. По мере того как поднималось солнце, деревья по обе стороны, казалось, становились больше, отчетливее, зеленее, меняя красочные оттенки света и тени. Площадка для часовых, будто объятая пламенем, ярко осветилась. Ворота сразу оказались в еще более глубокой тени и из-за контраста выглядели еще темнее. На их фоне четко выделялись две человеческие фигуры.

Аркадий вспомнил, что Альбов говорил о возврате долга.

– Так вы будете в Мюнхене?

– У меня в Мюнхене самые близкие друзья, – сказал в ответ Альбов.

Часть вторая

МЮНХЕН

13-18 августа 1991 года

15

Помощник консула Федоров, встретивший Аркадия в аэропорту, показывал достопримечательности города с таким видом, будто он лично построил Мюнхен, наполнил водой реку Изар, позолотил Ангела мира и уравновесил шпили-двойники на Фрауенкирхе.

– Консульство здесь недавно, но я работал в Бонне, поэтому мне здесь ничто не в новинку, – пояснил Федоров.

Но не Аркадию. Он очутился в водовороте бешено несущегося транспорта и мелькающих вывесок. На улицах чистота, словно их выстлали пластиком. Наравне со всеми мчались мотоциклисты в шортах и темных защитных очках, как-то ухитряясь не попасть под колеса несущихся рядом автобусов. Радовали глаз начищенные до блеска витрины магазинов. Нигде не было видно очередей. Женщины в коротких юбках несли в руках не авоськи, а яркие пластиковые сумки, украшенные эмблемами магазинов. Ноги и сумки энергично двигались в едином целеустремленном ритме.

– И это все? – спросил Федоров, указав глазами на дорожную сумку Аркадия. – Обратно повезете пару чемоданов. Надолго приехали?

– Пока не знаю.

– Виза всего на две недели.

Помощник консула внимательно вглядывался в лицо Аркадия, пытаясь определить цель его приезда, но тот с интересом рассматривал гладкие, как масло, желтые стены баварских домов, балконы без ржавых подтеков, не потрескавшуюся штукатурку, двери, не изуродованные похабными надписями и рисунками. В витрине кондитерского магазина вокруг шоколадных тортов резвились марципановые свинки.

Федоров то настороженно сидел с видом человека, на которого возложили поручение сомнительного свойства, то начинал проявлять откровенное любопытство.

– Вообще-то, когда приезжает кто-нибудь вроде вас, готовят официальную программу. Должен сказать, что в данном случае ничего такого не предусмотрено.

– Прекрасно.

Пешеходы

дружно останавливались на красный свет – не важно, были на улице машины или нет. На зеленый вперед устремлялся рой машин – впечатление, словно попал в улей, населенный «БМВ». Улица стала шире, превратилась в просторный бульвар, по обе стороны которого располагались каменные особняки с чугунными воротами и мраморными львами. Аркадий рассмотрел вывески картинных галерей и арабских банков. Далее, на площади, выстроились в ряд штандарты средневековых цеховых корпораций. Аркадий проводил глазами пешехода, одетого, несмотря на жару, в кожаные шорты и шерстяные гольфы.

– Просто не пойму, как вам удалось так быстро получить визу, – заметил Федоров.

– Друзья помогли.

Федоров взглянул еще раз: Аркадий не походил на человека, имеющего таких друзей.

– Ладно, как бы там ни было, будете как сыр в масле, – заверил он.

Консульство размещалось в восьмиэтажном здании на Зейдельштрассе. Отделанная деревянными панелями приемная была уставлена креслами из черной кожи на блестящих хромированных подставках. За пуленепробиваемой стеклянной перегородкой размещалась конторка с тремя телевизионными мониторами. Федоров подсунул паспорт Аркадия под стекло, в корзину секретарше, русской до самых кончиков длинных накрашенных ногтей. Когда она хотела протолкнуть корзинку с книгой регистрации обратно, помощник консула остановил ее, сказав: «Ему не надо расписываться».

Он проводил Аркадия до лифта и поднялся вместе с ним на третий этаж. Они прошли по коридору, по обе стороны которого располагались небольшие кабинеты, мимо зала заседаний с еще не распакованными ящиками, и Федоров открыл перед ним металлическую дверь с табличкой на немецком языке: «Культурные связи». В кабинете сидел седовласый мужчина в добротном костюме западного покроя с угрюмым выражением лица. В комнате было всего два стула. Он кивнул Аркадию на свободный.

– Я вице-консул Платонов. Знаю, кто вы, – сказал он Аркадию, не протянув руки. – С вами все, – эти слова были адресованы Федорову, который тут же исчез.

Платонов обладал активной интуицией шахматного игрока. Казалось, он постоянно думал над решением задачи, порой неприятной, но не слишком сложной, которую он мог решить за день-два. Аркадий сомневался, чтобы это был его кабинет. Стены все еще отдавали резким запахом свежей краски. К ближней стене была прислонена фотопанорама Москвы в лучах заходящего солнца. У противоположной стены лежали рекламные афиши с изображенными на них балеринами Большого и Кировского театров, сокровищами Оружейной палаты Кремля, теплоходом, плывущим по Волге. Кроме всего этого, здесь стоял только складной стол с телефоном и пепельницей.

– Как вам Мюнхен? – спросил Платонов.

– Прекрасно. Роскошный город, – ответил Аркадий.

– После войны он был грудой развалин, хуже Москвы. Это позволяет составить определенное представление о немцах. Немецкий знаете?

– Немного.

– Но вы же говорите по-немецки? – сказал Платонов вопросительно-утвердительным тоном.

– Во время службы в армии два года находился в Берлине: прослушивал разговоры американцев. Однако подучился и немецкому.

– Значит, немецкий и английский?