Красная площадь
Шрифт:
Я подошел к барьерчику телеграфистки и подумал вдруг: а не сказать ли этому чудаку, чтобы он и мне заказал вызов из Израиля? Это сразу решит все вопросы: из Прокуратуры выгонят, дело Мигуна отнимут и останется только действительно цветами торговать на Колхозном рынке. Но телеграфистка уже сурово говорила в прикрепленный к ее наушникам и торчащий перед ее губами микрофон:
– Гражданин, ваше время вышло! Разъединяю!
Из будки высунулась рыжая борода, и молодой парень сказал:
– Не имеете права, у меня еще четыре минуты! Я заплатил!
Я взял телеграфный бланк и, облокотившись на барьер, написал:
«МОСКВА, ПУШКИНСКАЯ
СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО
СРОЧНО УЛЕТАЮ НА ЮГ ДОГУЛЯТЬ С ДЕВОЧКАМИ ПРОШУ ОСВОБОДИТЬ МЕНЯ ОТ ЗАНИМАЕМОЙ ДОЛЖНОСТИ И ВООБЩЕ КАТИТЕСЬ ВЫ ВСЕ КОЛБАСКОЙ ПО МАЛОЙ СПАССКОЙ
ШАМРАЕВ»
Подумал, что бы еще такое добавить к тексту хулиганское, но решил, что и за эти две строки меня, конечно, выгонят с работы - даже не нужно вызова из Израиля. Но телеграфистка, прочитав текст, нервно швырнула мне эту телеграмму обратно, на стойку барьера:
– Я не приму такую телеграмму!
– Почему?
– Это хулиганство, а не телеграмма! Совершенно обнаглели! Один в Прокуратуру хамские телеграммы посылает, другой в Израиль адреса диктует! Эй, рыжий, освободи кабину!
– Я не выйду, пока вы меня не соедините!
– донеслось из кабины.
– У меня еще четыре минуты!
– Я сейчас милицию позову! Сталина на вас нет, распустились, сажать вас некому! Господи, когда вы уже все уберетесь в свой Израиль?!
– Она посмотрела на меня и повторила: - Я же сказала, я не приму эту телеграмму, иди отсюда!
– Ты примешь эту телеграмму, - сказал я в спокойном бешенстве. И положил перед ней свое красное удостоверение Прокуратуры СССР и свой второй мандат - персональный гербовый бланк Генерального секретаря ЦК КПСС Брежнева, где было сказано, что всем учреждениям страны надлежит выполнять мои требования, поскольку я выполняю правительственное поручение. Увидев этот документ и личную подпись Брежнева, телеграфистка онемела, быстро сосчитала слова в телеграмме и спросила, поперхнувшись:
– Простая телеграмма? Срочная?
– Сначала соедините этого человека, пусть он договорит свои четыре минуты, - сказал я.
И она покорно постучала рычажком связи с Центральным телеграфом:
– Дежурненькая! Дай мне еще раз Израиль, Тель-Авивчик…
Сам не знаю - как, но около пяти часов вечера я оказался на улице Качалова. Видимо, как преступника тянет на место преступления, так и меня подсознание вывело к месту незаконченного расследования. Ранние сумерки уже давно зачернили московское небо, на улицах зажглись фонари, вокруг них в черном воздухе висели шары падающего снега. Нагруженные тяжелыми авоськами люди осторожно шли по скользким, заснеженным тротуарам, толпились на троллейбусных остановках. Но на тихой улице Качалова было не многолюдно, тротуары были посыпаны песком, окна высотных «правительственных» домов светились яркими желтыми огнями, а сквозь стеклянную витрину булочной я увидел небольшую очередь за хлебом, и в глубине булочной, в кафетерии - фигуры неутомимого Пшеничного, Марата Светлова, Ниночки, Ожерельева, Ласкина. Они стояли там вокруг какой-то пухлой, лет девяти девочки с косичками, в беличьей шубке. Держа на коленях детскую скрипку, девочка сидела за столиком, уминала пирожное и, болтая в воздухе ногами, рассказывала что-то членам моей бывшей следственной бригады. Они еще не знали, что их бригадир следователь Шамраев уже сдался и прекратил расследование. Теперь мне предстояло набраться мужества и сказать им об этом всем вмеcте, при Ниночке.
Я вздохнул и вошел в булочную.
– Игорь!
– тут же оживленно крикнула Нина.
– Иди сюда! Послушай!
– И сказала девочке: - Катя, это наш самый главный начальник. Ну-ка, повтори ему, кого ты видела здесь 19-го вечером?
– А я уже все пирожное съела, - сказала Катя, стряхивая с черного футляра своей скрипки крошки «наполеона» и собираясь встать.
– Я тебе сейчас еще куплю, Катюха, - сказал ей Светлов.
– Но ты лопнешь, это уже будет пятое!
– А я домой возьму, - заявила Катя.
– Только сначала повтори то, что ты нам рассказывала…
– Ой!
– тяжело вздохнула Катя, словно разговаривала с болванами.
– Ну, сколько можно повторять одно и то же! Ну, я видела, как вон из того дома двое дядей тащили третьего дядю, который хромал на одну ногу, а на штанах у него была кровь. Вот и все, чего я видела.
– А куда они его потащили?
– спросил Светлов.
– Так я ведь уже сказала: они посадили его в машину и уехали.
– А какая была машина? «Волга»?
– А ты обещал пирожное, - ответила Катя.
Светлов усмехнулся и ушел к продавщице за пирожным, а Пшеничный, сияя своими голубыми глазами, торжествующе протянул мне «Протокол допроса несовершеннолетней свидетельницы Екатерины Ужович, 9 лет». Еще бы ему не торжествовать - трое суток допросов жителей этих домов дали-таки свой результат, девятилетняя свидетельница Катя Ужович показывала;
«…19-го января, во вторник, приблизительно в 5 часов вечера я шла из музыкальной школы в булочную за пирожным «наполеон» и увидела возле дома № 36-А, как двое мужчин среднего роста без пальто, а только в пиджаках, выводили из этого дома третьего мужчину, тоже без пальто, в пиджаке, высокого. Этот мужчина хромал на левую ногу, и на брюках у него была кровь. Я остановилась и смотрела на них, потому что этот мужчина смешно кривился от боли. Он был не очень старый, приблизительно 30 лет. А какие были другие мужчины, я не помню, потому что смотрела на этого дядю, у которого шла кровь. Они посадили его в машину, в черную «Волгу», и уехали, а я пошла в булочную…»
– Это еще не все, Игорь Иосифович, - мягко улыбнулся Пшеничный и протянул мне еще один лист бумаги.
ТЕЛЕФОНОГРАММА
В связи с вашим запросом по автопроисшествию, имевшему место 16 июля 1978 года в районе улицы Качалова города Москвы с автомашиной «Волга» номер ГРУ 56-12 сообщаю, что данная «Волга» принадлежала Гиви Ревазовичу Мингадзе, проживающему по адресу: г. Тбилиси, улица Пиросмани, 7, и по приговору Московского городского суда от 20 июля 1978 года конфискована вмеcте с другим личным имуществом гр. Мингадзе в связи с его осуждением за валютные операции по статье 88 УК РСФСР.
НАЧАЛЬНИК УПРАВЛЕНИЯ ГОСАВТОИНСПЕКЦИИ ГРУЗИНСКОЙ ССР
Генерал милиции Д.И. Абашидзе
Тбилиси, 25.1.1982.
– Как тебе нравится?
– сказал подошедший с пирожным Светлов.
– Он сидит по 88-й, а ни в Адресном столе, ни в Картотеке МВД не значится! Они нас что, за полных олигофренов принимают? Извини, девочка, держи свой «наполеон». Одно непонятно - если он уже три года сидит, зачем они его от нас прячут?
А капитан Ласкин подошел ко мне с другой стороны, вложил в руку заключение по анализу следов крови на пуле: