Красная роса (сборник)
Шрифт:
голосом, как это часто бывало на заседаниях райкома, докладывал о том, что Калинов в данный
момент погрузился в сплошной мрак, лишен телефона и другой связи, без электроосвещения, без
тепла и надежды, опустевший и тихий, хотя его, кроме мобилизованных и эвакуированных, никто
не оставлял, — напуганный неизвестностью люд затаился, замер.
Качуренко слушал или не слушал, глаз не поднимал, ни на кого не смотрел, и неизвестно
было, знает обо всем либо ошеломлен
Насытился скоро, недоеденные куски хлеба и мяса небрежно бросил на запачканное
зеленое сукно, то самое, которым он когда-то так дорожил и которое требовал от уборщиц
вытирать разведенным нашатырем, жадно выпил воды, ребром ладони вытер шершавые от ветра
губы.
— Все? — переспросил хрипловато, хотя и видел, что здесь все.
Секретарь райкома уже хотел было сказать слово, но его опередил придирчивый и
нетерпеливый заготовитель Жежеря:
— Может быть, нам объяснили бы наконец обстановку и наше положение, а, хлопцы?
Качуренко властно поднял руку. Это был жест сурового учителя, успокаивающего
расшалившихся учеников.
— Спокойно, товарищи! Объяснять обстановку нет необходимости.
— Но ведь смолкло же… И самолеты притихли… — робко произнес судья.
— Положение наше, товарищи, прояснилось до конца, — не приняв во внимание слова
Комара, продолжал Качуренко. Помолчав минуту, незаметно подтянулся, встал «смирно» и
сказал тоном приказа: — Слушай мою команду. Смирно!
И все, кто как умел, встали смирно.
— Слушать первый боевой приказ: согласно решению бюро райкома и обкома партии наш
партизанский отряд объявляю действующим.
Теперь уже кто не умел или забыл, как надо стоять в боевом строю, невольно встал по
стойке «смирно» и замер на месте.
— Командовать отрядом поручено мне. Комиссаром назначен товарищ Белоненко. С этой
минуты мы боевая единица. Вопросы есть?
Вопросов не было. Присутствующие к этому были давно готовы, ведь все они добровольно
согласились остаться во вражеском тылу. Единственное, что их до этого времени расслабляло, —
надежда на то, что вражеская нога не достигнет Калинова. Все сомнения, все тайные надежды
теперь развеялись как предутренний сон. Спрашивать было не о чем.
— Тогда вольно! — совсем не по-военному приказал командир, но партизаны, ошарашенные
неожиданностью, еще какое-то время безмолвствовали. — Собирайтесь и — по коням!
Засуетились, заговорили, закашляли, затопали, укладывая котомки и сумки, звякали
оружием, кто-то кого-то упрекал, кто-то сердился, не сразу и заметили, что в комнате появился
посторонний человек.
— Ванько! — прозвенел девичий голос, но поскольку
Белокор, то и подумал каждый, что именно она зовет комсомольского секретаря.
— Товарищ Ткачик!
Однако Зиночка была рядом с Ваньком, а голос доносился от двери, прокурор Голова
первый увидел постороннего человека и обратил на это внимание Ткачика. Ванько, не медля,
пробрался к выходу и встретился глазами с соседской ветреной девчонкой Килиной, известной
под многозначительным псевдонимом Кармен.
— Иванко, — прошептала она печально, — скорее в больницу…
— Что случилось? — встрепенулся и побледнел Ткачик.
— Мать, — Килина судорожно глотнула слюну.
— Ей хуже?
— Она… она…
И исчезла за дверью.
Ткачик машинально поднял дрожащую руку, пригладил непокорные волосы. Подступил к
Качуренко, залепетал:
— Там… Мать… в больнице… Медсестра зовет…
Качуренко задумчиво смотрел на хлопца. В поселке были ошеломлены расстрелом
калиновчан с самолета. Несколько раненых уже умерли. Теперь подошла очередь и матери
Ткачика…
— Что ж… беги. Я пока еще буду здесь, утром встретимся.
Ткачик молча схватил винтовку и выбежал из комнаты.
Вскоре комната опустела. Сквозь раскрытое окно было слышно, как спорили,
переговаривались возле полуторки новоявленные партизаны, далекий гром откликался уже не с
запада, а с востока.
Белоненко и Качуренко остались в комнате вдвоем. Понимающе посмотрели друг другу в
глаза, вздохнули.
— У меня, Роман, здесь еще дела, а ты веди хлопцев…
— Может, не стоит оставаться? — блеснул стеклышками очков Белоненко. — Толком
обстановку не знаем — где враг, где наши?
— Думаю, день-два в нашем распоряжении еще есть, — высказал предположение
Качуренко, — но ждать не будем. Выведем отряд в лес.
— Подумай, Гаврилович, время опасное…
— Волков бояться… Мне и в самом деле нужно еще кое с кем поговорить, успокоить людей.
На базу, Роман Яремович, не спешите. Остановитесь лучше у Гаврила, у него сторожка
просторная, и люди они надежные. Гаврило укажет, где можно стать лагерем. Кроме того, завтра
соберем необходимое, и вечером приеду…
— Хорошо. Ткачика не забудь…
Они вышли в ночь. Вспышка молнии выхватила из темноты доисторического урода — на
замершей машине горбатились в кузове человеческие фигуры, завернутые в плащи с
островерхими капюшонами.
— Счастливо, товарищи, — сдавленным голосом сказал Качуренко.
Заурчал мотор, Белоненко поспешно протянул руку Качуренко, вскочил в кабину, лязгнул