Красная волчица
Шрифт:
— Это к слову. Придет время, разберешься и ты. А сейчас нельзя допустить, чтобы пушнину купчишки к рукам прибрали. Передай Кучуму, Кайначе, Хогдыкану, Бирокте, чтобы они пришли ко мне. Разговаривать будем. И сама приходи.
— Придем, Вася.
В горнице послышались шаги. Ятока насторожилась. В глазах появился испуг.
— Однако отец твой идет. Ругать тебя за Ятоку будет.
— Ничего, — успокоил ее Василий. — Он уже раз со мной разговаривал. Как видишь, выжил.
Ятока с благодарностью посмотрела на Василия. Вошла Мария Семеновна.
— Пойдем обедать, Ятока, — пригласила она. — Самовар вскипел.
Ятока встала.
— Выздоравливай, Вася. Потом в гости приходи.
— Только ноги подымут, сразу приду, — пообещал Василий.
Глава VIII
В амбар сквозь щели заглянул день и золотистой паутиной разбежался по полу. На крыше оживленно вели разговоры воробьи, с угора донесся конский топот, тихая девичья песня. Откуда-то эхом докатился ружейный выстрел.
Максим, заложив руки за голову, смотрел в потолок. За амбаром жизнь шла своим чередом: люди что-то делали, пели, любили, горевали. Ему теперь все это было недоступно. И Максиму показалось, что он уже не живой, лежит не за стенами амбара, а под толстым слоем земли и не для него светит солнце, резвятся ветры, шумят леса. И Максиму стало страшно, он вскочил, пробежал по скрипучим половицам, сел на кровать.
В амбар вошел Сережка, на глазах слезы.
— Ты что? — спросил Максим.
— Ребята меня играть не берут, говорят, что я трус и подведу их.
Максим насупился.
— Братка, я не трус, — продолжал Сережка. — Вчера мы за пучками ходили. Змея попалась, толстая, черная. Все побежали, а я нет. Палкой убил ее. Мне маленько боязно было, но я все равно не побежал.
Максим хмуро смотрел в темный угол амбара.
— Я знаю, ты тоже не трус, — говорил Сережка. — Ты реку переплывал, больше никто не мог. И медведя пальмой закалывал.
Верно. Все было.
— Как там Василий? Ты знаешь? — спросил Максим.
— Шаманка его вылечила, теперь поправляется.
— Иди играй.
Следом за Сережкой вышел, из амбара и Максим. Яркий свет ударил ему в глаза, Максим зажмурился, постоял несколько секунд, осторожно открыл глаза. Вдали величественно синел хребет Орлиный. Спокойно гнала свои воды Каменка, над волнами метались чайки. На берегу с удочками сидели ребята.
— Рано ли, поздно, а надо кончать, — решительно тряхнул головой Максим и направился к дому Вороновых.
У дверей Максим перевел дух и вошел в прихожую. Из кути вышла Мария Семеновна, остановилась, вытерла руки о фартук.
— Василий где? — не здороваясь, спросил Максим.
— В комнате. Да ты проходи. Он поправляется.
Максим вошел в комнату и остановился у двери. Василий лежал на кровати с полузакрытыми глазами. На матовом лице выделялись черные брови, сросшиеся на переносице. Брови дрогнули, глаза открылись, у уголка рта родилась улыбка.
— Максим… Проходи.
Максим стоял. Его взгляд упал на бердану. Максим взял ее, загнал патрон в ствол и подал ружье Василию.
— За то, что бросил тебя в беде, Василий, прости. Сам не знаю, как получилось. Не был я никогда трусом, ты это знаешь. А теперь стреляй. — Максим дрожащими руками расстегнул ворот рубахи. — Стреляй! Сними с меня позор!
Василий убрал ружье к стене.
— Нет у меня зла на тебя.
— Пожалей, Вася, убей. Не враг я тебе.
— Не дури, Максим.
Вбежал запыхавшийся Захар Данилович, увидел ружье, метнулся к кровати, встал между парнями.
— Сукины вы дети, да что вы делаете? — загремел он не своим голосом. — Мало еще вам крови, седых волос и слез матерей. — Захар Данилович схватил ружье, хлопнул выстрел. Пуля пробила спинку кровати и воткнулась в стену. Захар Данилович выбросил ружье в окно. — Супонью бы вас отходить..
На выстрел вбежала Мария Семеновна, глаза испуганные, растерянные, увидела, что все живые, за сердце схватилась.
— Варнаки, да вы всех в могилу вгоните. Вон отсюда! — взревел Захар Данилович на Максима.
Максим вышел. Навстречу попал дед Корней. Максим поздоровался. Дед посмотрел на него выцветшими глазами, пошамкал беззубым ртом и засеменил к своему дому.
Горько Максиму. Чужим и ненужным он стал среди людей. И вдруг ему захотелось жить, видеть вот это солнце, слышать, как щебечут птицы, — как плещутся волны. Пришел он домой и стал собираться в дорогу.
— Ты куда, Максимушка? — дрогнувшим голосом спросила мать.
— Сам не знаю.
Поздно ночью, простившись только с матерью, он вышел из дома.
Когда Сема пришел в сельсовет, все члены партийно-комсомольской ячейки были уже в сборе. За столом сидел Степан, перед ним лежал лист бумаги. Степан косился на него и грыз карандаш. У окна стояли Поморов и Дмитрий, дымили самокрутками и о чем-то разговаривали. У стены на скамейке сидела Надя.
— Добрый вечер, — поздоровался Сема и сел возле Нади.
— Что опоздал? — спросил Степан.
— Косолапый припутал. Страху натерпелся, не дай бог никому. Сердце до сих пор выпрыгнуть хочет. — Сема бросил на Степана плутоватый взгляд.
— Как это? — спросил Степан.
— Рыбачил. Поймал девять щук. Возвращаюсь. Вспомнил, что отец велел елку мха для утепления стен приплавить.
У тальцов причалил к берегу. Через час выхожу из леса, а в лодке медведь хозяйничает. Я за дерево: ружье-то в лодке оставил.
Медведь берет щуку и через себя — на берег. Выбросил штук пять и пошел. Хвать, а щук-то в траве нет. Почесал за ухом, в воду глянул. Куда бы они могли деваться?