Красное на голубом
Шрифт:
– Тело могли достать из машины и принести сюда. Думаю, скорее всего, так и сделали. До трассы не очень далеко, но на машине добираться сюда сложно, да и опасно. Смотри, какие скрытые травой ямы. Говорю же, это мужчина. Что стоило ему принести ее сюда и спрятать в кустах?
– А что говорит парень, который обнаружил труп? Кто он?
– Местный житель. Смотри, видишь, рядом со смородинными кустами тянется ржавый кабель. Он честно сказал, что пришел за металлом. Здесь многие этим живут.
– Да уж. Думаю, этот парень не только за ржавым кабелем охотится. Уверен, он тащит в пункт приема металла все, что увидит, вплоть до могильных крестов и табличек. Гнусные людишки!
У Марка в кармане ожил телефон. Это была Рита. Голос ее был взволнованным.
– Марк, мне надо срочно с тобой поговорить.
– Что случилось?
– Пока еще ничего, но, если не хочешь меня потерять, приезжай как можно скорее!
– Рита,
– Э-эх, Марк! – И она отключила телефон.
Марк пожал плечами. Он ничего не понял.
2
Она так много слышала о ревнивых женах и мужьях, о том, что чувство это разрушительно и что ревновать мужа унизительно, наконец, но все равно ревновала, переживала и не находила себе места. Если прежде Рита ревновала Марка ко всем тем женщинам, с которыми ему приходилось встречаться по работе, и большинство из них она не видела, то сейчас ее ревность была направлена на конкретную женщину, причем вполне достойную Марка, да к тому же еще и красивую. Елена Корсакова – элегантная высокая шатенка с огромными карими глазами. Однокурсница Марка, умна, интеллигентна. В придачу ко всему – судья! А у Риты к судьям было свое, особое отношение. Она считала, что право судить людей дано лишь избранным, способным безошибочно определить, кто прав, а кто виноват, наделенным природной мудростью. И вот эта дама, роскошно одетая, стала появляться у них дома почти каждый день. Поводом для первого визита стал ее интерес к картинам Риты. Расхаживая по мастерской, она, как показалось вначале Рите, искренне восхищалась ее работами, выразила желание даже купить два натюрморта (стакан с дикими незабудками и расписанное восточным орнаментом блюдо с разложенными на нем розово-желтыми, в каплях сока, кусками дыни). Но потом мастерская стала интересовать ее уже в меньшей степени – Марк запирался со своей однокурсницей в кабинете, и они подолгу о чем-то говорили. Позже выяснилось, что Елену бросил муж. Он ушел неожиданно для нее, заявив, что любит другую женщину. Елена, многого добившаяся в жизни, вдруг поняла, что она нелюбима, брошена и что ее муж, которого она, быть может, и сама не любила, но к которому привыкла и воспринимала его как часть самой себя, последние три года вел двойную жизнь и у него была, по сути, вторая жена, да еще и маленький ребенок. Их же общая дочь, совершеннолетняя Инна, восприняла развод родителей нервно, стала время от времени уходить из дома, завела себе, как собачку, какого-то там парня, они вместе сняли квартиру, и в результате отношения между матерью и дочерью окончательно испортились. Все это Марк рассказывал Рите по мере того, как узнавал подробности от Корсаковой. Конечно, с одной стороны, чисто по-женски, Лену было жаль, но почему она приходила плакаться к женатому Марку? Что их связывало? Конечно, у Марка до встречи с Ритой могли быть какие-то увлечения и, возможно, с Леной Корсаковой их связывали определенные отношения, но сейчас-то Марк был женат, у него были Рита и маленькая Фабиола! Как могла эта Корсакова так вот запросто врываться в их жизнь и отнимать у и без того занятого Марка столько времени и душевных сил? Это какой же эгоисткой надо быть, чтобы пользоваться его добротой и отнимать его у семьи? Что она себе вообще вообразила? Уж не думает ли она, что Марк так и будет постоянно принимать ее у них в доме и все силы души бросать на то, чтобы успокоить ее – брошенную, покинутую, несчастную?
К тому же Рита, хорошо понимающая женскую натуру, не могла не замечать некоторой степени как бы случайной распущенности и беспорядка в одежде Корсаковой. То у нее пуговица расстегнется на блузке, и взгляду окружающих откроется белоснежная полная грудь (пара миллиметров до соска), то юбка задерется так, что станет видна кружевная кайма чулка. И все это смотрится настолько эротично и так привлекает к себе внимание, что Рита в последний раз едва сдержалась, чтобы не поправить съехавшую с плеча густую кружевную оборку роскошной блузочки брошенной судьи. Нет, она положительно не походила на судью! Скорее на шлюху по призванию. Вот только Марк и слышать ничего не хотел о том, чтобы отказать Корсаковой в гостеприимстве. «Рита, как ты можешь так отзываться о человеке, которого совершенно не знаешь? Пойми ты, ей сейчас очень плохо и нужна поддержка. Если она окончательно раскиснет, то не сможет работать, понимаешь? Она должна быть адекватна, чтобы заниматься судьбами и проблемами других людей. К тому же быть судьей опасно. Я с самого начала предупреждал ее, что если она хочет быть честным судьей и не брать взяток, то ей придется отстаивать свою позицию не только в суде, но и в жизни. Ей постоянно звонят с угрозами, обещают расправиться и так далее. И она, представь себе, не носит оружия, отказывается от охраны. А тут еще муж бросил! Ладно,
С каждым произнесенным им словом Рите все больше начинало казаться, что Марк воспринимает Корсакову как близкого и родного человека. Может, он еще и поселит ее у них?
«Посоветуй ей поменять работу. Пусть учится на нотариуса или устроится в адвокатуру». – Рита сказала это зло, чуть не плача. А потом вдруг подумала, что пусть и Марк убирается отсюда, из ее жизни, куда подальше. И сердце ее от этой мысли чуть не разорвалось.
За что бы ни бралась Рита, о чем бы ни думала, ревность просто душила ее, мешала сосредоточиться на работе, она даже борщ не смогла приготовить как следует – все переварила, пересолила. Оставалось только вылить содержимое большой кастрюли в помойное ведро.
Фабиола в отличие от взвинченной до предела собственными фантазиями матери находилась в том благостном состоянии покоя, беззаботности и внутренней гармонии, какое может быть только у детей ее возраста. Трехлетняя Фабиола почти целый день сидела за большим столом, заваленным карандашами, фломастерами, акварельными красками и темперой, и что-то старательно выводила на бумаге, высунув язык и нежно посапывая. Мягкие кудри ее касались стола, на крошечном носу выступали бисеринки пота. Рите, глядя на нее, хотелось плакать от умиления.
С другой стороны, она, кроме того, что злилась на Марка, сердилась еще и на себя. Как могла она допустить такую зависимость от мужчины? Почему это она должна переживать из-за человека, который ее не понимает и, главное, не хочет понимать? А что, если, к примеру, к ней начнет приходить какой-нибудь ее знакомый со своими проблемами и они подолгу будут запираться в мастерской? Как отреагирует на это Марк? Возможно, первое время он и потерпит, но потом-то не выдержит и скажет: «Ты что, моя дорогая, забыла, что ты – замужняя женщина, что у тебя есть определенные обязательства передо мной, твоим мужем, перед дочерью? Что заставляет тебя столько времени проводить в обществе этого парня? А может, у вас роман?» И тогда она скажет ему: «Да, у нас роман! Вернее, у нас был роман, но давно, когда мы учились вместе. Больше того, мы собирались пожениться. Но все это, дорогой Марк, в прошлом. А сейчас он приходит ко мне просто как друг. Представляешь, его бросила жена! И сын совсем от рук отбился. И вообще, если ты любишь меня, отпусти меня сегодня к нему домой, я постираю ему белье, сварю суп».
Рите стало жарко от разбушевавшейся собственной же фантазии. Какой бред! Да она только из уважения к Марку никогда не посмела бы так себя повести. А он? А он – может! Стало быть, он ее не уважает. И не любит. И не дорожит семьей. А раз так, она не станет с ним жить, как бы она его ни любила.
Она набрала его номер и, услышав голос мужа, почувствовала, как вся покрылась мурашками. Она так любила его, что даже звук его голоса заставлял ее волноваться.
– Марк, мне надо срочно с тобой поговорить. Пока еще ничего, но, если не хочешь меня потерять, приезжай как можно скорее!
Мыслей в голове было много, а вот все слова о подлости, измене, ненависти, неуважении и нелюбви, которые она копила все утро, куда-то подевались, и она, чуть не плача, выдохнула только: «Э-эх, Марк!» – и отключила телефон.
Конечно, он не приехал. По тону его голоса она поняла, что он занят. И это было правдой. Сколько раз она помогала ему в расследовании сложных и опасных преступлений и всякий раз советовала ему бросить эту работу и заняться чем-нибудь другим, более спокойным. Но, с другой стороны, Марк был хорошим следователем, и кто, как не он, тогда будет ловить преступников? Возможно, сейчас Марк находился на месте преступления. Или в морге. Или у себя в прокуратуре, сидел за столом и изучал дела. Или допрашивал свидетелей. На какое-то мгновение она даже пожалела его, провинившегося перед ней. Но черная, вытянутая и искаженная до полного уродства тень Лены Корсаковой снова вернула мысли Риты в ревнивое русло. «Я не хочу, чтобы она бывала в нашем доме! – как заклинание, повторяла она уже в который раз за день. – Не хочу!»
– Фабиолочка, душечка, что-то ты совсем заработалась. Пойдем в кухню, я тебя покормлю. Я знаю, борща ты не хочешь, тогда поешь курочки.
Фабиола подняла на мать вымазанное розовой краской лицо и улыбнулась во весь рот:
– Я тебя нарисовала и папу. И дом, и бабушку, и цветы.
Она устало хлопнула себя ладошками по бокам, и глаза ее помутнели от предчувствия сна:
– Все. Устала.
– А обедать?
Но девочка замотала головой. Рита поняла, что спорить бесполезно, что она, мамаша, занятая своими мыслями, совсем забыла о ребенке и пропустила время обеда. Девочка устала и хочет спать. Рита взяла дочку на руки и отнесла в спальню.