Краснокожий пророк
Шрифт:
— Никаких отметин, — сказал Такумсе. — Ни одной царапины. Краснокожий посмотрит на этот кремень и скажет: «Сама земля вырастила его таким».
— Но ты-то знаешь, что это не так, — произнес Эл. — Ты-то знаешь, что у меня просто такой дар.
— Дар калечит землю, — возразил Такумсе. — Как калечит поверхность реки водоворот. Белый человек портит землю, пытаясь изменить ее. Но ты другой.
Элвин ненадолго задумался.
— Ты хочешь сказать, что видишь, когда люди накладывают заклинание, чары или оберег? — наконец спросил он.
— Я ощущаю дурной запах, словно кто-то опустошил кишечник, — ответил Такумсе. — Но ты — ты делаешь все очень чисто. Как будто ты часть земли.
И снова Элвин увидел укор в его глазах. Как будто Такумсе злился, когда видел, на что способен Элвин.
— Я никого не просил об этом, — пожал плечами он. — Просто я седьмой сын седьмого сына и тринадцатый ребенок.
— Эти числа — семь, тринадцать… Вы, бледнолицые, придаете им какое-то значение, а для земли они ничто, пустое место. Земля любит истинные числа. Один, два, три, четыре, пять, шесть — эти числа ты можешь найти в лесу, оглянувшись по сторонам. Но где семь? Где тринадцать?
— Может быть, именно поэтому они так сильны, — заметил Элвин. — Потому что они рождены не природой.
— Почему тогда земля относится с такой любовью к тому, что ты творишь?
— Не знаю, Такумсе. Мне всего десять лет, одиннадцатый пошел.
Такумсе рассмеялся:
— Десять? Одиннадцать? Очень слабые числа.
Ночь они провели на границе Земли Кремней. Такумсе поведал Элвину историю этой земли, как она прославилась своими кремнями по всей стране. Сколько бы краснокожих сюда ни приходило, сколько бы кремней они с собой ни уносили, их появлялось все больше. Они лежали и ждали, когда их подберут. За прошедшие годы то одно, то другое племя неоднократно пыталось завладеть этим краем. Сюда приходили воины и убивали всех, кто осмеливался явиться за кремнями. Они считали, что таким образом получат власть — у них будут стрелы, тогда как другим стрелять будет нечем. Но из этого никогда ничего хорошего не выходило. Потому что, стоило племени изгнать отсюда всех краснокожих и завладеть землей, как кремни исчезали, будто и не было. Ни одного не оставалось. Члены племени искали, искали, но ничего не находили. И им ничего не оставалось делать, кроме как покинуть эти места, но за ними приходили другие краснокожие и обнаруживали, что кремни никуда не делись, что их столько же, сколько и прежде.
— Это место принадлежит всем. Здесь краснокожие находятся в мире друг с другом. Здесь не случается убийств, не бывает войн и раздоров — иначе племя не получит кремней.
— Вот если б весь мир был таким, — мечтательно произнес Элвин.
— Послушай подольше моего брата, бледнолицый мальчик, и начнешь думать, что так оно и есть. Нет, нет, не надо объяснений. Не защищай его. Он избрал свою дорогу, я избрал свою. Мне кажется, что на его пути погибнет куда больше людей, как краснокожих, так и бледнолицых, чем на моем.
Ночью Элвину приснился сон. Он бродил вокруг Восьмиликого Холма, пока не нашел место, где начиналась тропка, ведущая вверх по крутому склону. Поднявшись по ней, он вскоре добрался до вершины. И увидел деревья, деревья с серебряной листвой, которая, тихонько шелестя на легком ветерке, пускала ему в лицо солнечные зайчики. Он приблизился к одному из деревьев и обнаружил на нем гнездо иволги. И на всех остальных деревьях было по одному гнезду иволги.
Но одно дерево отличалось от своих собратьев. Оно было значительно старше, извилистые корни буравили землю, а ветви, вместо того чтобы устремляться к небу, клонились под собственным весом. Словно у плодоносящего дерева. И листья его были золотыми, а не серебряными, поэтому сверкали не так ярко, но цвет их был нежным и густым. На дереве он увидел круглый белый плод и почему-то сразу понял, что тот созрел. Протянув руку, чтобы сорвать и съесть плод, он вдруг услышал громкий смех. Оглянувшись, Элвин увидел, что вокруг собрались все его близкие, друзья и знакомые и насмехаются над ним. Только один человек не смеялся — Сказитель. Сказитель посмотрел ему в глаза и произнес:
— Ешь.
Элвин снова поднял руку и сорвал плод с дерева, поднес его к губам и откусил. Сочная мякоть наполнила его рот. Она была сладкой и горькой, соленой и кислой одновременно, настолько терпкой, что по телу Элвина побежали мурашки. Однако плод оказался невообразимо вкусным, и Элвину хотелось ощущать его сладость вечно.
Он хотел было откусить еще раз, когда увидел, что рука его пуста, а на дереве не осталось больше ни одного плода.
— Ты откусил от него один раз, и пока что этого достаточно, — промолвил Сказитель. — Запомни его вкус.
— Я никогда его не забуду, — поклялся Элвин.
Собравшиеся вокруг люди продолжали смеяться, заходясь от хохота, но Элвин не обращал на них никакого внимания. Он вкусил плода, и сейчас ему больше всего хотелось привести к дереву своих родных и дать им испробовать того же. Ему хотелось собрать здесь всех своих знакомых и незнакомых тоже и дать им ощутить вкус плода. «Стоит им его попробовать, — подумал Элвин, — и они все поймут».
— Что именно? — спросил Сказитель.
Элвин не смог подыскать подходящего ответа.
— Просто поймут, — наконец пожал плечами он. — Узнают все на свете. Все, что хорошо.
— Правильно, — кивнул Сказитель. — Сначала ты получаешь знание.
— А если откусить второй раз?
— Ты обретешь вечную жизнь, — объяснил Сказитель. — Но этого лучше не делать. Лучше даже не представляй, что сможешь жить вечно.
Элвин проснулся утром, ощущая во рту вкус плода из ночного сновидения. Ему пришлось чуть ли не силой вдалбливать себе в голову, что это был всего лишь сон. Такумсе уже поднялся. Он разжег небольшой костерок и вызвал двух рыб из реки. Сейчас насаженные на палочки рыбешки коптились над костром. Такумсе протянул одну из них Элвину.
Но Элвину не хотелось есть. Если он поест, вкус плода пропадет. Он тогда забудет его, а ему хотелось навсегда запомнить сочную мякоть. Он, разумеется, знал, что когда-нибудь поесть придется — если все время отказываться от еды, легко иссохнуть донельзя с голодухи. Но сегодня, сейчас, ему не хотелось есть.
Глотая слюнки, он глядел на шипящую форель. Такумсе что-то говорил, рассказывая, как надо вызывать рыбу и остальных животных, когда захочешь поесть. Надо просто попросить их прийти. Если земля пожелает, чтобы ты поел, они придут. Может, на твой зов откликнется совсем не то животное, что ты звал, но ты все равно не умрешь с голоду — ты будешь есть то, что дает земля. Элвин подумал о жарящейся рыбе. Разве земля не знала, что он не будет есть этим утром? Или она послала эту рыбу специально, принуждая его поесть?
Ни то ни другое. Потому что не успела рыба толком прокоптиться, как они вдруг услышали треск и буханье шагов, говорящее о том, что к реке направляется белый человек.
Такумсе напрягся, но рука его не потянулась к ножу.
— Если земля привела белого человека сюда, значит, он не враг мне, — объяснил Такумсе.
Через несколько секунд на полянку выбрался пожилой мужчина. Волосы его были чисто-белыми от седины — там, где не сверкала лысина. Поношенная шляпа была сдвинута набок. На плече висела полупустая сума, но ни винтовки, ни ножа не было видно. Элвин даже гадать не стал, он и так знал, что находится в той сумке. Смена белья, немножко еды и книга. Одну треть этой книги составляли небольшие фразы, в которых обыкновенные люди описывали самую важную вещь, что видели в своей жизни. А другие две трети книги были запечатаны кожаным ремешком. Туда Сказитель записывал собственные истории, те, в которые он верил и которые, по его мнению, представляли важность.