Красные камни
Шрифт:
Отец Анны кричит - все правда! Не сдавайтесь! Услышат ли его - ну, вполне могут, дистанция метров двести, и ветер оттуда. Только и без этих слов все ясно - пощады не будет никому. Если даже своего же брата-монаха не пожалели.
Если тебе больно - плакать должна не ты, а те, кто в этом виноват. Я вскидываю винтовку - не дожидаясь ничьей команды, или дозволения, и забыв, что патроны холостые, как и положено в кино. Двести метров для СВТ с оптикой не расстояние. Первым (по жизни и по сценарию) должен умереть офицер, командовавший палачами. Затем - солдаты, кто таскают хворост. Вот забегали, засуетились - но никто не сообразил укрыться, залечь, один лишь Крамер, гнида, сразу нырнул за чью-то спину.
Можно попробовать отбить приговоренных? Но воевода, командующий городским войском, отрицательно качает головой - врагов слишком много, они могут опрокинуть нас и ворваться следом в открытые ворота.
– Сейчас их будет меньше!
– кричит партизанский командир - Петруха, бей!
И вступает пулемет. МГ-42 с двухсот-трехсот метров по толпе в полный рост, это убойно. Немецкие кнехты картинно валятся рядами, или разбегаются без всякого порядка, кто куда. А я бью на выбор, факельщики убиты все, вот настала очередь и важных панов на лошадях. Вот уже внизу перед воротами нет живых, кроме наших привязанных послов - и тела, очень много мертвых тел валяется вокруг. Воевода приказывает открыть ворота, и выслать конный отряд. Сейчас послы будут спасены.
Но летят от убегающего врага зажженные стрелы - Крамер про пленников не забыл. И вспыхивают шесть костров. Так что всадники из города успевают лишь, разметав хворост, отвязать от столбов уже мертвые тела. Один лишь отец пани Анны еще жив. И успевает сказать, до того как умереть:
– Они хуже дьявола. Хоть и с крестами. Не сдавайтесь - никого не пощадят.
А после, по обычаям пятнадцатого века, к воротам подъедет от осаждавших парламентер, изъявит неудовольствие, как жители Дрогобыча посмели нарушить перемирие во время переговоров (да, тогда это считалось так - ведь на стены не лезли, и ворота не ломали, и значит, стрелять не принято, ну а что послов убивали, это мелочи), и убить благородных панов Пшесвятского и Закржевского (о простых солдатах и кнехтах и речи нет). И передать, что "пан священник" Крамер своей властью отлучает город Дрогобыч от святой католической Церкви, пока не выдадите проклятых колдунов. Что есть очень серьезно - пусть большинство горожан православные, но ведь и католиков в Дрогобыче немало. И нам только бунта не хватало, а то ведь и ворота ночью откроют.
О мадонна, но как же это - ведь было, что добрые католики (а особенно, богомерзкие протестанты), приходя на чужую землю, считали еретиками всех, кто не обратится тотчас же в их веру. А русские, православные, а теперь вообще, безбожники, придя в Европу, никого не заставляют переходить в веру свою. И если Бог указал проявлять милосердие - то кто более ему угоден?
Ведь это было тогда, как я прочла книги по истории. Для поляков-католиков, православные русские были "погаными еретиками", недочеловеками, как всякие унтерменши для истинных арийцев. Вся разница лишь в том, что если не родившийся немцем, не мог им стать - то схизматик, перейдя в католичество, становился полноправным польским паном. И главный мерзавец, Крамер - символично, что он германец, а ведь живи в наше время, наверняка бы носил эсэсовский мундир. Хотя Йозеф Крамер, кто у нас был помощником коменданта Освенцима, и за это сдох препоганейше, не успев сбежать - не его ли потомок? То есть наш фильм, о войне с теми фашистами, пятьсот лет назад?
Снято? Внизу встают "убитые", чуть дольше нужно, чтобы новые столбы вкопать и хворостом обложить. Кино снимаем - следующий дубль.
Львов, гостиница "Россия".
По гостиничному коридору крались двое.
Шли, настороженно оглядываясь по сторонам - ощущая себя подпольщиками в лагере врага. Как герои "Молодой Гвардии", чье имя взяла себе их Организация. За истинный коммунизм, против комбюрократии и искажения ленинского курса.
– Этот номер - сказал парень - они точно, обедают. Только начали - минут двадцать у нас есть.
Девушка промолчала. Лишь крепче сжала его руку. Это была уже не студенческая игра - а дело всерьез.
– Люба, если хочешь, внутрь не заходи. Я один, по-быстрому.
– Степа, нет. Марат сказал, мне "как экзамен". И быстрее будет, искать вдвоем. И подозрительно, в коридоре стоять - а вдруг пойдет кто?
Они взглянули в конец коридора, где за поворотом должен был сидеть дежурная по этажу. Сейчас смена Вероники Павловны, а она иногда уходит перекусить, не оставляя подмены, "не хочу никого дергать". Работая здесь с июня электриком, Степа Карасев знал распорядок, имел доступ во все общие помещения, и даже в номера (правда, лишь в экстренных случаях, если без присутствия жильцов), для чего ему под роспись был выдан специальный ключ, подходящий ко всем замкам. И дело было простое - найти бумажку (Марат подробно описал, как она выглядит), изъять, исчезнуть.
– Двери закрой!
– Сама знаю. Свет зажги. Чего это они, днем, шторы наглухо, как затемнение?
– Так наверное, утром еще ушли и не возвращались.
– Где тут выключатель? А, нашла! Ох, и живут же люди! Жируют, как буржуи проклятые!
– А кровать какая! Это тебе не на кушетке... Люб, а может после нам, по-быстрому?
– Степ, ты дурак? Дело, прежде всего! Ищи быстрее! Чего на приемник уставился?
– Да не помню я в этом номере такой радиолы. И марка незнакомая - "Рига-49", не слышал никогда. Наверное, завод ВЭФ делает, малой серией, для большого начальства. Смотри - работает, огонек индикатора горит.
– Значит, с собой привезли. И выключить забыли.
– Люб, смотри, деньги на столе! Уж ты, сколько - тысяч пять, не меньше! Возьмем, как трофеи!
– Степ, ты что? Мы ж комсомольцы, а не воры. Ищи быстрее - ты тут, я тут. Ой!
– Люб, ты что?
– Да тут целый шкаф - платьев, и всего... Я такие лишь в кино видела, не носила никогда. И зачем ей столько? Одно на каждый день, второе на подмену, когда первое в стирке, ладно еще третье дозволительно, самое нарядное, на праздник - а тут с полдюжины! Ой, а зачем ей два плаща, и самой модный фасон, "развеванчик" без рукавов - но два-то зачем? А сколько же у нее в Москве осталось? Вот шикует!
– Ей можно, она актриса. И муж у нее герой.
– И что с того? Помнишь, как Сергей Степанович "Происхождение семьи" Энгельса разбирал? Вот так знать и зарождалась - из тех, кто поначалу, за свое королевство воевал. Ну а прочие - в бесправное эксплуатируемое сословие.
– Люб, кончай трепаться, ищи! Эй, ты что делаешь?
– Степ, ну дай хоть миг на этой кровати поваляться. Как графине из того итальянского кино, что мы смотрели. Вот понимаю, что кровососы, эксплуататоры - а все равно, завидно!
– Дурочка, вставай! Бумагу ищи! Я пока не нашел.
– Степ, ну какой ты занудный, ну что секунда изменит? Ищу, ищу, где тут еще может быть?
– А ты под тряпками посмотри. Женщины, вполне могут и там спрятать. А я тут попробую.
– Эй, Степ, ты что, хочешь стол сломать?
– Бюро старое - я слышал, в таких часто тайники делают. На какую-то досочку или гвоздик нажать, откроется потайной ящик. Романы надо читать - где раньше тайную переписку хранили?
– Степ, так это ж гостиница, а не их квартира!