Красные камни
Шрифт:
– Сергей Степанович, вы уж вслух нам прочтите, не стесняйтесь!
– предлагает Анна.
Читает. Поскольку вышеназванная гражданка Г.Полищук выразила явное пренебрежение к учению Маркса-Энгельса-Ленина, и показала себя ярко выраженным мелкобуржуазным элементом, то мной было сказано, таким как она в коммунизме не место. После чего гражданка Полищук написала свое покаянное письмо, и ушла, в сопровождении товарищей М.Кузьмина, О.Груши, С.Крутицкой. Больше я ее не видел, и лишь на следующий день узнал о ее судьбе. Могу предположить, что между гражданкой Полищук и тремя вышеназванными товарищами возникла ссора, вызванная антисоветскими высказываниями гражданки Полищук - что и привело к трагическому финалу. Что до якобы обнаруженных на трупе следов "пыток и истязаний", то свидетельствую, что при мне вышеназванная гражданка никакому физическому воздействию не подвергалась, так что эта вина лежит на трех упомянутых лицах. Больше ничего сообщить по существу данного дела не имею.
М.Кузьмин - а ведь знакомая фамилия, уж не один ли из несостоявшихся убийц господина Штеппы? Так тут целый террористический заговор организовался? Валя подошел, бумагу у Линника взял, бегло просмотрел, положил перед Анной.
– Ну что ж, Сергей Степанович, будем считать, что мы договорились. Вы свободны, как вам и обещали.
– Когда и где мне выступать?
– Вам сообщат. Думаю что завтра с утра.
– Простите, но мне нужно больше времени, чтобы тщательно подготовиться!
– И это говорит истинный большевик-ленинец? Вам следовало бы знать, что в июне семнадцатого в Петрограде, когда Владимир Ильич узнал, что солдаты Измайловского полка, поддавшись контрреволюционной агитации, собираются идти громить Петроградский Совет, то он отправился в казарму, один, и произнес там такую речь, что те же солдаты устроили ему овацию. У вас же будут почти сутки на подготовку, и вам не надо ничего придумывать - просто изложите то же самое, что своим кружковцам.
– Хорошо. Теперь я могу идти?
– Идите. Но поскольку ваша невиновность лишь после вашего выступления установлена будет - до того придется вам временно под негласным надзором побыть, доверяй но проверяй.
Это правда. Знаю, что с львовскими товарищами все согласовано, и только Линник выйдет, примут они его под надзор - куда пойдет, с кем общаться будет. И чтобы сам он, это зная, не стремился своих проинструктировать, предупредить!
– Молвила щука карасю, что слышала я, ты до диспутов мастер, желаю сейчас с тобой провести - усмехнулся Валя, когда Линник вышел - Салтыков-Щедрин, кажется так. Ань, ты и в самом деле собираешься ему что-то дозволить, если он выиграет?
– Мне его глаза очень не понравились - сказал мой муж - и кажется, Аня, ты крупно ошибаешься, считая его своим, лишь с перегибами. Он вышел отсюда, как торпеда на цель - уничтожить, о себе не думая. И дай бог, если мне лишь показалось.
– Он проиграет - ответила Анна - он не может выиграть, мы должны постараться! Сейчас договариваюсь с университетом о месте и времени, ну а за тобой, обеспечение безопасности. Чтобы диспут был культурный - а не в средневековом смысле, когда после правоту кулаками доказывали. Ну а здесь, я смотрю, у каждого оружие в кармане!
Кажется, я поняла, что Анна намерена сделать! Раз прозвучало слово "диспут" - а из бесед с отцом Серхио я помню правила этих умственных состязаний, в давние времена нередко имевших место в университетах, а также при королевских или иных дворах, когда встречались мудрецы, выясняющие, кто из них более достоин. Исходные тезисы сторон могли быть любыми, кроме прямой хулы на Бога, Церковь и правящих особ - а дальше полагалось средствами логики заставить оппонента либо сделать заявление, противоречащее его собственному исходному, либо впасть в ересь. Ну а поскольку учение господина Линника по сути своей является именно ересью - то мы "инквизиция", или кто? То, что обвиняемый сам числит себя коммунистом, не должно нас смущать - и в средневековье из числа приговоренных Святой Инквизицией, большую часть составляли лица духовного звания - поскольку они, к сожалению, как люди образованные, были более склонны к впадению в ересь, чем безграмотные землепашцы. Кроме того, как рассказывал отец Серхио, и в Церкви в те годы творились весьма печальные вещи, причем лица, погрязшие в грехе и разврате, нередко пытались найти оправдание своим богомерзким поступкам в своевольном толковании Святого писания, что как раз и есть ересь. Таким образом, деяния и той инквизиции были в значительной мере направлены на очищение Церкви от собственных заблудших овец - поначалу милостливым увещеванием, и лишь тех, кто упорствовал в ереси, ждал очистительный костер.
Так же как нас учили в Академии. С идеями не борются карами - чужую идею надо сначала дискредитировать, растоптать, унизить, и по возможности, публично. А уж после казнить адептов, если конечно, они не раскаялись - ведь милосердие, это тоже оружие, в борьбе идей!
И я попрошу Анну быть милосердной к тем, кто увидит свои заблуждения. Юному возрасту свойственен максимализм - у нас в Академии есть курсант со смешной фамилией Портянка, сейчас вполне серьезный старший лейтенант, ну а в сорок четвертом, под самый конец войны, семнадцатилетний солдатик, призванный в тыловой батальон аэродромной охраны (прим.
– и в нашей истории, в 1944-45 призывали семнадцатилетних с оговоркой "не в действующую армию"). И он сам рассказывал, как однажды задержал какую-то местную женщину, ходившую в лес за хворостом и вышедшую к полосе охраны. Когда же начальник караула шутя спросил, "рядовой Портянка, ну что скажешь, нам с этой гражданкой делать" - то он ответил, нисколько не сомневаясь, и даже гордясь, "расстрелять как немецкую шпионку". Никого конечно не расстреляли, начкар и особист были вполне адекватными и опытными людьми, да и сам Портянка сейчас вспоминает тот случай со стыдом - но психология семнадцатилетних! Которые легко могут, как говорит мой муж, "наломать дров", если их не сдержать.
Этот же вечер. Дом в частном секторе на окраине Львова.
– Ребята, я же как лучше хотел! Они же нам не враги, а - Партийный Контроль. Как мы, за чистоту коммунистической идеи! Я и подумал, так будет лучше!
– А тебе кто дозволил? Ты думал, а они - наших арестовали!
– Так может, еще отпустят, разберутся...
– Отпустят? Степа, а вот у меня большое сомнение, как это они на тебя вышли? Уж не тогда ли, как вас с Любкой поймали в гостинице?
– Ну... тогда! По-хорошему спросили, мы им друзья или враги? Ну мы и... Ребята, они ведь никакие не фашисты, не капиталисты, не гестапо! Смоленцева, это наша, советская актриса, в наших фильмах снималась. Муж у нее герой, Гитлера поймал. А еще при них Сергей Тюленин был, тот самый, из "молодогвардейцев". Не могу я к ним, как к врагам! Они ж свои все!
– А мы для тебя, выходит, уже не свои? Ты ведь клятву давал! Тайну нашу хранить. И никому - даже папе-маме, брату и сестре! И вообще, любое общение, кроме обычного, как по учебе, или дома с родными, без чего никак нельзя - прервать! Никаких новых связей без дозволения Комитета! Мы что, по-твоему, в игрушки играли?
– Ребята, ну как же это... Чтобы все, кроме нашей организации - враги? Даже те, кто проверенные коммунисты?
– Ты забыл, что Сергей Степанович говорил, про власть партийной бюрократии? И что ей служат, нередко сами не понимая своего уклона, самые заслуженные, что были такими когда-то. И если мы хотим, чтобы по ленинским нормам было - то надо курс прокладывать, вопреки тому, куда зовут. И кому служит Партийная Безопасность - ясно, партийной верхушке!
– Ребята, ну так они же и в самом деле порядок наводят. Было, в прошлом году...
– Дурак, они какую-то мелочь могут поправить, чтоб такие как ты, им верили. Исправляя частности, не трогая главного - и в конечном счете, укрепляют свою власть. А ты и рот разинул!
– Так я же думал, как лучше!
– Думать ты можешь что угодно - а делать, лишь что дозволено. Без дисциплины нет организации. Вот так же в войну наши подпольщики в гестапо попадали, из-за таких болтунов.
– Да что с ним спорить - предатель!
– Миха, ну ты чего? Я ж сам рассказал, не стал скрывать!