Красные камни
Шрифт:
– Здесь есть существенная разница. Капитализм, особенно в то время, когда к станкам становились дети, рабочий день длился шестнадцать часов, за грошовую плату, а об отпусках и больничных и не слышали - был реальностью. Но кто и когда видел мифический коммунизм, что у вас изображен? Развитие существующих тенденций - ну так знаете, что любую самую здравую мысль можно довести до абсурда? Что вы и сделали, поздравляю! Вот только что делать с теми, кто здесь, в реальности, поверил в ваш вымышленный мир?
– Я не понимаю, товарищ Ольховская, что вы от меня хотите? Чтоб я покаялся? Признал свою неправоту? Ведь роман уже опубликован, его прочли, запомнили - это и есть, "рукописи не горят"!
– Что я хочу?
– переспрашиваю - не стану обещать рай на земле. Но, в меру своих скромных сил, стараюсь сделать все, чтобы то, что здесь, как можно меньше походило на ад. Вашу родню в Польше убили немецкие фашисты, а не русские коммунисты - я воевала с гитлеровцами, имею награды. Ну а здесь в мирное время девушку убили, вашей книгой вдохновясь. Неужели вы не признаете, что любой писатель должен быть морально ответственен за то, что он творит?
– В текущих условиях этой страны, моральная ответственность легко переходит в уголовную. Ведь вы, пани Ольховская, сейчас скажете, что ваша работа, это чтобы в этой стране все было спокойно - а оттого все, что нарушает сложившийся порядок, подлежит искоренению. Ради высшей цели. А потому - распни любого, кто возмущает покой!
Мысленно аплодирую - а ведь я и в самом деле могла такое сказать. Что ж, повернем иначе!
– Ошибаетесь, пан Станислав. Хотя бы потому, что спокойствие не всегда благо. Когда над обществом встает угроза, когда брошен вызов - то надо идти вперед, иногда даже не считая потерь, потому что иначе смерть всем. И в этих условиях, надо вовсе не к спокойствию призывать. Да, мы, коммунисты, строя новую жизнь в одной стране, во вражеском окружении, вынуждены были поступать жестоко - но это преходяще. А вы этого не поняли.
– Аня, можно я скажу?
– встревает Лючия - знаете, вот я не писатель, и не философ. Но я думаю - хорошая книга должна людям показывать, или мир в котором хочется жить, чтобы побуждать его построить, или наоборот, мир которого быть не должно, и с чем надо бороться, не допустить. А в вашем мире, разве жить хочется? Мне нет, и я не хочу, чтобы мои дети жили в чем-то подобном! Но тогда ваш роман направлен против той идеи, что в нем показана - против коммунизма. То есть, это антикоммунистическая книга!
– Именно так!
– поддерживаю я - если по-вашему люди коммунистического будущего, это винтики, то зачем им духовное развитие, винтику положено лишь свою функцию исполнять, не думая и не колеблясь. Вы знаете, что даже в блокадном Ленинграде работали театры и библиотеки? И неужели не видите, что даже здесь, рабочей молодежи на заводах предлагается культурно-образовательная программа, занятия в спортивных секциях, в художественных кружках, у кого будет на то желание - зачем это рабам, а еще больше, рабовладельцам? Истинная цель коммунизма, это развитие всех способностей каждого отдельного человека - и творчества прежде всего. А вовсе не превращение людей в винтики - кстати, ради чего? Ради простого функционирования экономики, коль в вашем мире будущего - денег и прибыли нет? Чтобы все крутилось, продукция шла с конвейера - и люди превращались в придатки машин? И где тут коммунизм - это какой-то древний Китай выходит, или Ассирия, или доколумбова Америка. Кстати, разве вам неизвестно, что сам Карл Маркс "казарменный коммунизм" категорически осуждал - прочтите хоть его полемику с Нечаевым! И на Троцкого прошу не ссылаться - поскольку сам Ленин в "Письме к съезду" назвал его "не большевиком". То есть признал его весьма полезным и квалифицированным управленцем, ценным на своем месте чисто технического руководителя, но абсолютно не компетентного в идеологии.
– Допустим, я соглашусь - говорит Лем - но что это изменит? Ведь книга уже издана! Ее нельзя из памяти стереть!
– Стереть нельзя - соглашаюсь я - а дополнить, можно. Вот например, я рисую на бумаге, ручки, ножки, огуречик, человечек. А теперь пририсовываю к нему хвост, уши и усы - и вот уже это кот, стоящий на задних лапах. Неужели вы никогда не играли в школьную игру "задумай слово"? Вот я задумываю например "стол", вам не говорю, лишь пишу букву "О". Вы не знаете моего слова, задумываете свое, ну пусть "лошадь" и приписываете или слева "Л" - нет, лучше справа "Ш". Я тогда нахожу слово "кошка" и приписываю слева "К". Итого на бумаге "КОШ", ну что тут можно придумать, "окошко", "лукошко", "кошмар". И так далее - пока кто-то, я или вы, впрочем тут любому числу людей можно играть - затрудниться придумать, поверьте, по мере роста написанного это все труднее. Я например, в последний раз проиграла, когда на бумаге было "эксцентрич", я слово "эксцентричность" задумала, ну а мой оппонент добавил слева "Х" - и "сверхэксцентричность" мне в голову не пришло.
Не надо только пану Станиславу знать, что эта игра у нас была в Академии. С условием, на ответ три секунды, иначе проиграл. Быстроту мышления тренирует!
– Я только не понимаю, какое отношение эта игра имеет к моему роману?
– Самое прямое!
– отвечаю я - вы напишете продолжение. Даже не том второй, а часть вторую. Про то, как люди вашего мира наконец поняли, что управляет ими никакой не человеческий Совет, а электронный мозг машины. Интересно представить, каким мог бы быть такой нечеловеческий разум, и как бы он взаимодействовал с людьми. Наверное, и выйдет что-то похожее на мир вашего романа - ведь машина не умеет формулировать конечную цель, она функционирует ради самой себя, чтоб колесики крутились, даже вопроса не ставя, зачем. И не останавливается, если ей не указаны границы - будет доводить все до абсурда. Проблема, между прочим, актуальна не только для СССР - вам известно, что сейчас создаются электронно-вычислительные машины, а некий Винер даже теорию выдвинул, "кибернетику", что в дальнейшем эти машины будут за людей и считать и решать - ну а что людям останется, это лично мне непонятно. И кстати, эта кибернетика как философия уже осуждена в СССР и объявлена "лженаукой". Так что, с продолжением ваш роман станет наконец политически правильным, и очень даже рекомендуемым к прочтению советскими людьми.
– Признаю, что математика никогда не была моей сильной стороной - говорит Лем - но мне любопытно было бы такое представить... Нет, в моем романе ничего не сказано про власть мыслящих машин. Хотя да, сюжет можно повернуть и так - машина решает, а Совет не более чем озвучивает.
– Вот и напишите об этом!
– я подсекаю клюнувшую рыбку - и борьба прозревших, и победа в конце, и философский вопрос, что делать, как учиться жить своим умом, без руководящих указаний. А я обещаю, что это полное издание (из обоих частей) выйдет в Москве, большим тиражом - и вы станете знаменитым. Если сумеете написать так же ярко, талантливо, как первую часть.
– Пряник заманчивый.
– Еще не весь. Ну что вам делать тут во Львове, на совершенно неподобающей вам зарплате? Могу предложить вам переезд в Москву, трудоустройство по специальности, улучшение жилищных условий и предельно дружественное отношение к вашему литературному труду. Конечно, если вы примете наше предложение.
– А кнут?
– Ну как же без него? За идеи не судят - верно. Вас никто не тронет. Но печататься в СССР вы больше не будете никогда - ни одно издательство, ни один журнал написанное вами не примет. Уехать за границу вам также не позволят - лишь работать до конца жизни средним медперсоналом в славном городе Львове. Лично мне это будет жаль - поверьте, что я искренне желала бы прочесть, что еще выйдет из-под вашего пера - но интересы СССР для меня превыше всего. Вам выбирать - а я обещаю честно исполнить, что сказала.
– Вам не говорил никто, что вы - Мефистофель в юбке?
– Мужу скажу, он посмеется - улыбаюсь я - а что до того персонажа, так вы не находите, что именно он двигатель сюжета, без которого Фауст остался бы сидеть и мечтать? И не добился бы ничего. Ну а "остановись мгновение", так это будет потом.
– У вас есть муж, пани Ольховская? Искренне ему сочувствую. Что ж, пожалуй, я соглашусь.
– Тогда спасибо за беседу, товарищ Лем. С вами свяжутся, ждите. Пока же не смею вас больше задерживать. Вам транспорт вызвать, чтобы доставить вас туда, откуда пригласили?