Красные петунии
Шрифт:
Минуту Айрин раздумывала, стоит ли просто ответить, что все в порядке, или начать рассказывать. В разговорах и литературных произведениях работа, которой она занималась, всегда кажется романтической и свидетельствует о стремлении к идеалам. Действительность, повседневная, будничная, выглядит иначе. Айрин прежде всего пришлось испытать невероятную летнюю жару на Юге, от которой просто мозги плавились, и примириться с тем, что большинство учащихся — женщины, которым сильно за сорок, пятьдесят, а то и шестьдесят, могли посещать занятия одну — три недели за все время. В трейлере не было кондиционера, зато множество мух. Иногда на занятия являлись целой гурьбой, но люди, годами привыкавшие к роли пассивных зрителей в церкви, где от них требовалось только звучно возглашать «аминь», почти не могли активно участвовать в процессе обучения. Они как-то недоверчиво
Само преподавание приносило удовлетворение лишь иногда, когда учащиеся или учитель узнавали что-то новое. Но чаще казалось, что никто никогда ничему не научится. И в отчаянии Айрин показывала фильмы, потому что любые фильмы, о чем угодно, наверное, меньше пугали учениц, чем ее настойчивые призывы уразуметь тот факт, что их угнетают и как черных, и как женщин.Картины вроде «Рождения нации» [15] вызывали немедленную горячую реакцию, а ответом на «Анну Лукасту», например, было подавленное, тревожное молчание. Во всяком случае сначала.
15
Фильм Дж. Гриффина, поставленный по роману писателя-южанина, реакционера и расиста, Т. Диксона «Человек из Клана».
— Подвигается туго,— ответила Айрин, глядя, как Анастасия вставляет ситечко в кофейник, отмеривает ложкой кофе и заливает его кипятком. В кухонное окно с низко опущенной рамой ей было видно, как медленно поднимается к саду туман, и кошку, дремлющую на скале, и круглую керамическую вазу с травами на заднем крыльце. Дом дышал умиротворением, в нем было даже нечто призрачное.
— Ты мне писала о своей школе,— сказала Анастасия как можно равнодушнее, пока они медленно пили некрепкий черный кофе и жевали домашнее морковное печенье.
Анастасии никогда не нравилась одна черта характера Айрин, совершенно необязательная, по мнению Анастасии,— одержимость темной, оборотной стороной жизни. Однажды они уже обсуждали неспособность Анастасии проникнуться важностью общественных начинаний Айрин. Тогда Анастасия, пожав плечами, сказала: «Ты просто больна всем этим». Они засмеялись, но Анастасия поняла, что Айрин считает ее не способной на глубокое чувство, почему разговаривает с ней несколько пренебрежительно. Это потом сквозило и в письмах, но такое отношение избавляло Анастасию от штурма и натиска гражданской активности Айрин, и она не жаловалась и принимала как должное связанную с этим неглубокость отношений.
Айрин и в голову не приходило, что Анастасия способна помочь ей в работе, и в колледже дружба между ними основывалась главным образом на общей любви к киношкам и джазу. И хотя Айрин как будто добродушно принимала беззаботный стиль жизни Анастасии и была уверена, что ее своеобразная манера одеваться как нельзя лучше передает состояние ее ума, в душе она презирала Анастасию как человека, ведущего почти никчемное существование.
— Дело прекратилось из-за нехватки фондов,— сказала Айрин.
— А кто отпускал эти фонды? — вежливо поинтересовалась Анастасия. Айрин вздохнула и стремительно начала:
— Вначале не былофондов [16] .— Обе женщины невольно усмехнулись, услышав во фразе нечто знакомое: обе в детстве усердно посещали церковь.
— Вначале не было фондов,— повторила Айрин.— Женщины хотели научиться читать и писать и упрашивали, а иногда стыдили молодых женщин, и те начинали их учить. Затем была дотация от правительства для таких, как я, приехавших из других городов. Но все несчастье с этими дерьмовыми фондами в том, что они так ненадежны... А тут еще война во Вьетнаме, деньги нужны на бомбы, и рассчитывать, что правительство позаботится о нескольких десятках старух негритянок, которые верят в образование, уже не приходится.
16
«В начале было Слово...» (Евангелие от Иоанна).
— Кажется, ты писала, что среди женщин есть белые,— сказала Анастасия, опершись подбородком на руку и пристально глядя на Айрин. Ей нравилось смотреть на Айрин, ей нравилось иногда просто яростное выражение этих карих глаз, и ей очень нравилась глубокая, звучная темнота ее кожи, в чем она никогда не осмеливалась признаться.
— О да,— ответила Айрин,— есть и белые, трое-четверо.— Когда белые опускались ниже официальной черты бедности (и при условии, конечно, что они не были клансменами или кем-нибудь похуже, а это случалось сплошь и рядом), Айрин уже не воспринимала их как белых. Впрочем, она не давала себе труда как следует продумать свое отношение к ним, как и другие свои так называемые политические убеждения. Она просто не решалась, что говорило не в ее пользу. Но если бы она задумалась над такими вопросами как следует, тогда ей пришлось бы поразмыслить и над тем, что происходит с белыми бедняками, когда (если вообще такое бывает) они становятся богаче (и как это она может тратить свое время на белых, которые вот-вот разбогатеют?), и что происходит с черными, когда они становятся средним классом. Она уже с презрением относилась к черной буржуазии, которую считала образцом посредственности, посредственности до мозга костей, и ненавидела ее. Но она сама теперь принадлежала к этому классу, хотя и номинально.
Если она начинала размышлять над этими вопросами, то волей-неволей приходилось задумываться о собственном месте в обществе, и как понять, что она тоже хочет успеха во всем, за что берется (в своих способностях и особенно энергии она не сомневалась), и в то же время опасается, что может обуржуазиться. Ей так нравились радости жизни, которыми располагал средний класс, и однако мысль, что ради них надо успокоиться, стать солидной и осесть, внушала Айрин отвращение. (Вот так же она любила джаз — за то, что он внушает буржуазии тревогу, а «Степной волк» Гессе владел ее воображением, как в студенческие годы.)
— А разве женщины не могли снова обучаться как прежде, когда фондов не было? — спросила Анастасия.
— Со временем, наверное, смогли бы,— ответила Айрин.— Не знаю. Но с ними, и со мной тоже, произошла забавная перемена из-за этих фондов. Сначала, когда их выделили, мы очень воодушевились и даже поверили, что кому-то, из округа Колумбия [17] , небезразлично, как живут эти женщины сейчас и что в прежние времена их сознательно обкрадывали. Женщины тоже поверили в чью-то заботу и принялись за учебу. Но субсидирование кончилось так же внезапно, как и началось. А у нас уже наметился прогресс. Мы немного продвинулись вперед, и вдруг нам дали подножку. Вернуться к прежнему порядку значило бы признать себя побежденными.— Рассказывая, Айрин вспоминала об одной из своих учениц, которая вызывала особенное сочувствие и которая сопротивлялась попыткам научить ее читать, потому что в текстах было много тяжелого и неприятного. После первого же дня занятий Айрин пришлось уговаривать женщину прийти снова. Но в первый день женщина — ее звали Фаня — выразила самое страстное желание научиться читать. Она была полная, с кожей орехового цвета. Волосы, заплетенные в косы, укладывала пучком на затылке, в ушах блестели золотые сережки колечками. Женщина крепко зажмурилась — так болезненно она смущалась своего невежества, а пока в весьма краткой и незамысловатой форме излагала это обстоятельство, ухитрилась расплести косы, и сережки запутались в волосах.
17
Имеется в виду вашингтонская администрация (Вашингтон расположен в округе Колумбия).
Как многое в жизни, что по сути своей трагично, сцена производила комическое впечатление. Поняв, насколько нелепо она должна выглядеть в глазах Айрин, да и всего класса, Фаня залилась темным румянцем, издав удивленный, короткий смешок. Она смеялась над самой собой — Айрин не могла забыть ни ее взгляда, ни этого смешка.
Айрин довольно успешно учила читать, используя газетные тексты. Она обнаружила, что люди, совсем не знающие грамоты, быстрее схватывают смысл читаемого, если речь идет о знакомых предметах и событиях; часто они не прочитывали, а узнавали некоторые слова, например, названия городов, магазинов и так далее — то, что было на слуху; каждый раз, «читая» таким образом, они очень радовались.