Красный цветок
Шрифт:
– Этот дом - наше сердце, Одиф*фэ, - слетело с губ Сант*рэн.
Прихожая в Чеарэте создавалась, видимо, по контрасту с Чеарэтовским парком. В стены, облицованные мерцающим черным мрамором, 'вмуровали' мифических чудовищ, изрыгающих пламя. Оное и освещало путь несчастным странникам.
Следующая комната габаритами превосходила первую как минимум раза в три. В помещении при желании можно было устраивать конные гонки. Полом служил камень, меняющий цвет в зависимости от освещения. Стены выполнены из непрозрачного хрусталя. Стоило приблизиться к ним, как возникал дверной проем. Этакая заколдованная карусель зачарованных дверей. Комната явно имитировала чертоги дроу или альфов.
В продуманно-хаотичном порядке по зале разбросали кушетки, кресла с высокими спинками, пуфы. Декорацию дополняли столики 'под лед', на которых высокомерно расположились кувшинчики, графинчики, баночки, фужерчики и прочие стеклянные безделушки, заполненные жидкостями.
Говор при нашем появлении стих, как по мановению палочки дирижера умолкает хор. Сопровождаемые настороженным молчанием, готовым взорваться в любую секунду от снедающего каждого члена семьи, любопытства, Сант*рэн и я неторопливо шествовали вдоль д-л-и-н-н-о-г-о - п-р-е-д-л-и-н-н-о-г-о стола.
Лица Чеар*рэ, виделись мне размытыми световыми пятнами. Взгляд невольно отмечал белоснежную, жесткую от крахмала, скатерть. Сервировку стола, сдержанно-утонченную, составленную по самым строгим канонам этикета. Одновременно свидетельствующую как о хорошем вкусе челядинцев, так и о материальном благополучии их хозяев.
– Дорогие мои, - пробился к сознанию звенящий, кристально чистый голос Хранительницы.
– Позвольте представить Одиф*фэ Чеар*рэ - мою дочь...
Я присела в заученном до автоматизма реверансе.
Изо всех сил старалась не горбиться и не опускать глаз, чувствуя на себя вопросительные, недоумевающие, любопытные взгляды. Мощная как порывы урагана, ментальная семейная магия сотнями холодных иголочек атаковала мозг. Виски заломило. Пульсирующие жилы переполнились кровью. Звучавшие голоса сливались в нестройную музыку. Женский смех. Тихий меланхоличный мужской голос. Журчание переливаемого из пузатой темной бутылки в мерцающий хрусталь вина. Сияние свечей в высоких канделябрах. Отраженный блеск. Подчеркнутая ненатуральная радость. Давящая на нервы, подавляющая роскошь.
– Ты не ешь?
– лицо Сант*рэн оставалось бесстрастным.
– Попробуй. Мясо великолепно.
Усилием воли, заставив себя взять нож, отрезать кусочек от куска, лежащего на тарелке, я обнаружила, что это 'нечто' весьма напоминает резинового кроуйли и отодвинула тарелку.
Чеар*рэ, было много. Все они, без исключения, красивы. Настолько, что создавалось впечатление, будто их племя искусственно выводилось с целью утолять потребность в прекрасном у других существ. Все, как один, имели точеные, правильные черты лица; огромные яркие глаза; насмешливые губы; высокие скулы, водопад струящихся волос. Создавалось впечатление бесконечного исполнения одной и той же темы. Словно, нарисовав прекрасный образ, пленившись им, Двуликие снимали и снимали копии, заполняя Чеарэт, Бэртон-Рив, Эдонию.
Взгляд невольно задержался на черноволосом юноше с фарфорово-бледным лицом. С нашей последней встречи локоны его отрасли, превратившись в пышную, вызывающе роскошную шевелюру.
Старый знакомый. Юный любовник мертвой Гиэн*сэтэ....
Эллоис*сент ответил мне долгим, пристальным, заинтересованным взглядом. Я тогда ещё не знала, что также он смотрит на любую, мало-мальски смазливую особу женского пола.
После ужина молодежь перешла в музыкальную залу. Центральное место здесь по праву принадлежало роялю. Большому, белому, с перламутровыми клавишами. Его сторожили, взяв в круговую оборону, высокие, полукруглые окна, куда с любопытством заглядывала многоглазая звездная ночь.
В отличие от меня, ей идея послушать музыку, нравилась. Она клубочком свернулась в тени мягких диванов, распласталась по пушистым ворсистым коврам. Оживляла огромные картины. Таилась. Прислушивалась.
Утомленная дорогой и всеобщим любопытством, оправданным, но малоприятным я, перешагнув низкий подоконник, очутилась на галерее, увитой ползучими алыми розами, рододендронами, шиповником. Чтобы заставить цветы, в изначальном виде являющихся кустарником, ползти по стенам, подобно глицинии, нужно быть сильным магом. Таким, как Чеар*рэ.
Три полные луны ярко сияли с неба. Зеленый, серебряный и сиренево-розоватый цвет, переплетаясь, сливались в нечто феерическое, невообразимое, тревожащее и прекрасное одновременно.
Усевшись прямо на ступени, я устремила взгляд в яркое разноцветье.
– Красивая ночь, - мягкие тенор окутывал плечи как кашемировая шаль.
Светлый костюм юноши, прислонившегося к колонне, мерцал, подобно крыльям бабочек. Завитки волос падали на лоб, придавая облику отчаянно-дерзкое обаяние.
– Простите?
– высокомерно отодвинулась я, стремясь за надменностью скрыть растерянность.
– Я говорю, - приподняв стрельчатые брови, повторил Эллоис*сент, словно для глухой или слабоумной, - ночь сегодня красивая.
– Красивая, - согласилась я с очевидным.
– Вам понравился дом?
– Ещё не определилась. Но он, вне сомнений, примечателен.
– Даже так? Стараешься выглядеть оригинальной, кузина? Большинство барышень на твоем месте...
– Никогда не были, - агрессивно ощерилась я.
– И я не желаю обсуждать какое-то там 'большинство' с малознакомым мне человеком.
В ответ он тихо хмыкнул. В прозвучавшей насмешке раздражение соседствовало с тенью удивления.
– Ты со всеми там агрессивна? Чем и когда я успел тебя прогневить? Или ты находишь мои попытки завязать разговор навязчивыми?
– Зачем?
– Зачем?
– переспросил он, будто и вправду недоумевая.
– Да, зачем поддерживать разговор? К чему?
– Ну, интересно же. Здесь редко появляются новые лица, в столь, почти что зрелом, возрасте. Незаконнорожденные, конечно, случаются. Как без них при нашей семейной склонности к различным эскападам? Но ты - дочь Сант*рэн; огненный маг, что не просто редкость, а полный нонсанс: у Чеар*рэ профилирующая стихия вода и ветер. К тому же ты хороша собой да вдобавок - рыжая.