Красный флаг: история коммунизма

Пристланд Дэвид

а творчеству и удовольствию. Каждый из них заложил определенный элемент в основу социализма — эгалитарный коммунизм, «научный» социализм и социализм с чертами романтизма. Позже эти три элемента были объединены Марксом в одно целое, пусть не до конца логически связанное.

«Коммунизм» Бабёфа стал еще более эгалитарным во время второго тюремного заключения его лидера после падения Робеспьера. Теперь Гракх с большим радикализмом, чем при якобинцах, отвергал собственность^{48}. Ему было мало земельного закона и упразднения явных форм неравенства — нужно было добиться радикальной формы «абсолютного равенства». В новом обществе не будет денег. Каждый станет посылать продукты своего труда в «общее хранилище» и впоследствии получать за свой труд равные пропорции национального продукта. Работа перестанет быть рутинным делом, так как желание людей трудиться будет основано на патриотизме и любви к обществу. В сущности это была эгалитарная версия утопии санкюлотов, в основе которой лежали тяжелая работа и строгая социальная справедливость. Она могла осуществиться на основе опыта максимально эффективного проекта якобинской продовольственной администрации.

После освобождения из тюрьмы в октябре 1795 года Бабёф решил взять курс на революцию. Он помог в организации «Повстанческого комитета общественного спасения», который выпустил «Манифест равных». Бабёф и его соратники планировали поднять восстание в мае 1796 года, однако власти раскрыли заговор. Бабёф и некоторые его сторонники были арестованы

и приговорены к смертной казни [23] . Однако идеи революционной политики и пуританского эгалитаризма продолжали жить. Филиппо Буонарроти, принимавший участие в заговоре, написал историю равных в 1828 году, когда идеи Бабёфа воспринимались с большим энтузиазмом, чем в предыдущие десятилетия.

23

Бабёф был казнен 27 мая 1797 года.

Буонарроти позаботился о том, чтобы идеи Бабёфа во всей их полноте стали доступными более широкой публике. Эти идеи — общественная собственность, эгалитаризм, перераспределение благ в пользу бедных, использование военных, революционных действий при захвате и удержании власти — стали ядром того, что впоследствии назовут «коммунизмом» [24] .

Именно к этой эгалитарной революционной традиции принадлежал один из самых известных деятелей коммунизма 1840-х годов — немецкий разъездной портной Вильгельм Вейтлинг. Вейтлинг был хорошо образованным самоучкой. Он самостоятельно изучил латинский и греческий языки, мог свободно цитировать Аристотеля, Гомера, а также Библию, откуда он почерпнул много идей для своей социальной теории. В Париже, куда он прибыл в 1835 году, Вейтлинг примкнул к «Союзу отверженных», секретному республиканскому обществу последователей учения Бабёфа и Буонарроти, привнесшему в коммунизм христианское апокалиптическое видение мира. Идеальное общество Вейтлинга — это результат жестокой революции, возвращение к образцу христианской общины с коллективной собственностью. Его, как и Бабёфа, в первую очередь беспокоила проблема равенства (хотя он был готов уступить излишки роскоши тем, кто трудился больше других). Он пытался покончить с однообразием в обществе, однако главным его предложением для решения этой проблемы было введение обязательной трехгодичной службы в квазимилитаристской промышленной армии, которая была призвана научить рабочих любить труд. Вейтлинг, возможно, был самым влиятельным социалистом в Германии, его идеи воздействовали на целое поколение рабочих, живущих в изгнании в Лондоне, Брюсселе, Париже и Женеве. «Союз справедливых», одно из самых крупных немецких радикальных тайных обществ, принял идеи Вейтлинга в официальном манифесте 1839 года. В этом же году члены этого союза приняли участие в парижском восстании, организованном Огюстом Бланки, заговорщиком, подверженным влиянию идей якобинцев.

24

Этот набор коммунистических идей существовал с XVI века (не говорилось об использовании революционных действий, которые, однако, не отрицал такой коммунистический идеолог, как Т. Кампанелла). Особенностью взглядов Бабёфа и его последователей (бабувистов, затем бланкистов) стало соединение якобинизма и коммунистической идеи.

Однако не все коммунисты (включая членов «Союза справедливых») поддерживали аскетический, самоотверженный социализм бабувистов (сторонников Бабёфа) и Вейтлинга. Карл Шаппер, один из лидеров лондонской организации «Союза», осуждал коммунизм Вейтлинга за излишнюю безрадостность и деспотизм: «точно как солдаты в казармах… В системе Вейтлинга нет свободы»^{49}. Но особенно враждебно к этому аспекту коммунизма относились романтики, социалисты-утописты и их самый эксцентричный представитель — Шарль Фурье.

Термин «утопический социализм» был использован Марксом и Энгельсом в целях отделить от себя многих соперников и выставить не в лучшем свете их идеи по сравнению с собственным «научным социализмом». Несмотря на это, термин действительно относится к одному из социалистических учений начала XIX века ^{50} . В отличие от коммунистов большинство утопистов не были рабочими [25] , с самого начала у них не имелось тесных связей с рабочими движениями. Они также были гораздо меньше заинтересованы в захвате централизованной власти. Их усилия направлялись на создание небольших экспериментальных общий, а их образ идеального общества привлекал многих значительно сильнее, чем спартанский эгалитаризм бабувистов. Они не насаждали христианскую добродетель Вейтлинга, скорее, они бросали вызов деспотической доктрине первородного греха, на которой основано христианство. Они считали, что человечеству изначально, от природы свойственны альтруизм и сплоченность и только разумное образование позволит снова сделать эти качества доминирующими. Они не принимали грубую рабочую этику нового индустриального капитализма, которая ассоциировалась с христианскими, и особенно протестантскими, идеями того времени. Фабричная система и разделение труда превратили людей в машины, а их жизнь — в безрадостную рутину. Общество должно быть организовано так, чтобы каждый человек имел возможность проявить творчество и развить свою индивидуальность. По духу их учение было романтическим, хотя в сравнении с якобинцами, чей романтизм не отличался от самоотверженного героизма воина, они превозносили самовыражение и самореализацию художника.

25

Большинство коммунистов тоже не были рабочими ни в XIX веке, ни в XX веке.

Франсуа Мари Шарль Фурье был одним из главных теоретиков утопии, основанной на удовольствии и творчестве. Боясь возвращения к опыту якобинцев, он отвергал все формы насильственной революции и экономического равенства. Он исходил из того, что современная цивилизация, подавившая естественную потребность в удовольствии, породила человеческие страдания. Вместо этого он предложил новый проект общин — фаланстеры, в которых должны сосуществовать социальная ответственность и человеческие чувства ^{51} . Каждая из таких общин включала 1620 человек. Работа в фаланстере рассматривалась как удовольствие, задания распределялись в соответствии с характером личности. Людям необходимо разнообразие, поэтому рабочий день делился на двухчасовые периоды. Каждые два часа человек менял вид деятельности. На вопрос о том, кто же будет выполнять черную работу, Фурье предложил весьма странный ответ: дети (Фурье их называл «маленькая орда»), привыкшие играть в грязи, должны были выполнять такие работы, как, например, чистка отхожих мест. Он развивал еще одну безумную идею о том, что в будущем родится новый тип животного мира: появятся антильвы и антикиты, которые станут друзьями человека и будут служить ему, выполняя тяжелую работу. Многие его идеи не должны рассматриваться всерьез, однако они дали немало оснований поэту и критику XX века Андре Бретону назвать этого мечтателя предвестником сюрреализма. Однако стремление объединить труд с самореализацией человека, надежда на то, что человек станет «цельным», достигнет единства, избежав ограничений, накладываемых разделением труда, — все это ставит Фурье в ряд социалистов-романтиков [26] ,

которые сильно повлияли на Маркса и Энгельса.

26

У Ш. Фурье были и более реалистичные и конкретные предложения, оказавшие воздействие на развитие социалистического движения, но ускользнувшие от внимания Д. Пристланда. См., например: Фурье Ш. Теория четырех движений и всеобщих судеб // Утопический социализм. — М., 1982; Жид Ш. Пророчества Фурье // Творцы кооперации. — М., 1991; Шубин А.В. Социализм: «золотой век» теории. — М., 2007. — С. 44-48.

Одним из самых влиятельных социалистов, противников коммунизма бабувистов, был Пьер Жозеф Прудон, публицист, который превзошел Вейтлинга в результатах самообразования, изучив не только латынь и греческий, но и иврит. В 1840 году он опубликовал исследование «Что такое собственность?», содержавшее громкое заявление «Собственность — это кража», которое обсуждалось во всех салонах Франции. Однако Прудон не призывал к ликвидации частной собственности: он лишь хотел ее равномерного распределения [27] . Таким образом, Прудон был против равноправной общности [28] , за которую выступали бабувисты, из-за «нравственных пыток, причиняемых ею совести, блаженного и тупого однообразия, навязываемого ею» ^{52} . Прудон считал, что социализм должен позволить людям самим контролировать свою жизнь. Он размышлял о форме индустриальной демократии, при которой рабочие перестанут быть рабами машин, будут управлять ими. Его идеалом было децентрализованное общество, объединение рабочих сообществ, управляемых самими рабочими. Неудивительно, что Прудон считается одним из основоположников и главных теоретиков анархизма.

27

Прудон недвусмысленно выступил за ликвидацию частной собственности, которую стремился заменить владением работников. Он писал, например: «Собственность есть присвоенное собственником и ни на чем не основанное право на вещь, отмеченную им его печатью» (Прудон П.Ж. — Что такое собственность? — М., 1998. — С. 110). «Общественный порядок и безопасность граждан требовали только гарантии владения — зачем же закон создал собственность?» (с. 75)

28

Прудон выступал за равноправие и взаимопомощь работников. Ключевое разногласие прудонизма со сторонниками авторитарного социализма — и бабувистами, и марксистами — заключается в другом. Прудон как «отец» анархизма выступал против централизации в социалистическом обществе, за широкое самоуправление работников, владеющих своим производством. Подробнее о концепции П.Ж. Прудона см.: Шубин А.В. Указ. соч., с. 90-191

С коммунистической традицией был тесно связан социализм Этьена Кабе. Его фантастическое утопическое общество Икария основывается на принципе общественной собственности и управляется избранным правительством, которое осуществляет полный контроль над экономикой. Последователи Кабе (их было много среди французских рабочих) были одними из первых, кого назовут коммунистами. Однако наиболее типичным представителем романтического утопического социализма был британский мыслитель Роберт Оуэн, чьи идеи оказались серьезно восприняты как радикалами, так и господствующей верхушкой. Его проекты социалистических общин были реализованы на практике. Сын предпринимателя, он сам был успешным дельцом. Он приобрел несколько текстильных фабрик на реке Клайд в Нью-Ленарке и вскоре обнаружил, что принуждение к труду не было действенным. Оуэн искал способы мотивации рабочих, создавая для них лучшие условия и предлагая образование их детям. Но как же объединить труд и наслаждение? Решение Оуэна во многом походило на идеи Фурье [29] . Люди в возрасте от 15 до 20 лет, которым помогали дети, должны были производить все необходимое для коммуны, их работой следовало управлять старшим (в возрасте от 20 до 25). Те, кому было от 25 до 35» отвечали за хранение и распределение продукции. На выполнение этих обязанностей должно было уходить только 2 часа в день, оставшееся время посвящалось «удовольствиям и вознаграждению за труд» ^{53} .

29

Фурье не без оснований настаивал на принципиальных отличиях его взглядов от того, что делает Оуэн (Утопический социализм, с. 267). О сходстве и различии двух концепций см.: Шубин А.В. Указ. соч., с. 63-67.

Социалисты-утописты, таким образом, расширили цели коммунизма от простого равенства до достижения человеческого счастья. Они также заимствовали дух романтизма у военного героизма и патриотизма и перенесли его в новую индустриальную эпоху, по-новому оценив творчество человека в труде. Однако у них также имелись слабые места: их планы часто выглядели странными и абсурдными, их связь с рабочим классом более хрупка, чем у коммунистов; наконец, они были только мечтательными мыслителями, не способными сформулировать конкретные стратегии строительства идеального общества в реальности. Они лишь призывали к нравственной трансформации человечества, которую, несмотря на сильнейшее желание, было очень трудно осуществить [30] . Коммунизм бабувистов был по крайней мере подкреплен политической программой, основанной на пролетарском восстании, осуществление которого, учитывая волнения в среде рабочих в 1830-е и в 1840-е годы, казалось более правдоподобным.

30

Оуэн, его последователи, а также фурьеристы предпринимали попытки осуществить свои идеи на практике — иногда успешно. Они рассчитывали не только на моральные, но и на социально-экономические стимулы (а Фурье и вовсе не надеялся на высокую мораль). Их отличие от бабувистов и затем марксистов в другом — коммунистический проект Бабёфа, бланки и Маркса мог быть осуществлен в масштабах страны и мира, а Оуэн и Фурье надеялись создать новые отношения сначала в масштабах отдельных общин и союзов.

Тем не менее в традиции бабувистов и утопистов был один общий недостаток: они не могли предоставить убедительное решение проблемы экономической безопасности и производительности. Именно либеральные мыслители, защитники рыночной экономики (прежде всего Адам Смит и позднее Герберт Спенсер) рассмотрели проблемы рынка в рамках основательной экономической теории. Но еще существовало одно учение социализма, которое критиковало эти недостатки: «научный социализм» Анри де Сен-Симона.

Граф Клод Анри де Сен-Симон, родившийся в 1760 году, происходил из древнего дворянского рода, но с самого начала он приветствовал Французскую революцию. За несогласие с Робеспьером Сен-Симон был посажен в тюрьму. Его ответ на террор и преследования сильно отличался от реакции Фурье и Бабёфа: он видел спасение Франции в науке. Он был проповедником Плана и видел цель общества в производстве, так как «производство полезной продукции — единственная разумная и положительная цель, которую могут ставить перед собой политические общества»^{54}. Следовательно, у власти должны находиться ученые, промышленники или люди, сочетающие эти два рода деятельности. Демократия — власть неграмотной толпы — считалась им опасной и вредоносной, как убедительно показал опыт якобинцев. Политика может обходиться без толпы, тогда она станет политикой разумных решений и действий.