Красный свет
Шрифт:
Предавая одного человека, предаешь всех людей. Вот потому и война.
Я вернулся, но все уже сломано; мне остается умереть; пусть пошлют на передовую, на ржевское направление.
Что для этого надо сделать? Какие-то заявления, наверное, пишут?
Его вызвали к Фрумкиной.
– Дезертировали? – сказала Фрумкина, прямо глядя вороньими глазами.
– Нет, – сказал Холин и поперхнулся.
– Решили пополнить ряды беспризорников и беженцев? Правительство тратит средства и кадры, чтобы держать под контролем проблему. Но такие, как вы, добавляют хлопот.
– Какую проблему? – Холин ничего не понимал,
– Вы в газете. Не в богадельне. Вы работаете в газете страны, вступившей в бой с врагом.
– Какие беспризорники? – Мутное лицо Холина еще более покраснело. – У нас во дворе беспризорники не живут. – Как пьяный говорил.
– Вдоль линии фронта – тысячи нетрудоустроенных деклассированных элементов. Попрошайки, беспризорники, бандиты, недобитые кулаки. Как и внутренний враг, как скрытые шпионы – эти бродяги есть резерв врага, они рекрутируются в фашистские полицаи, в легионы СС.
Фрумкина преуменьшила масштабы. Не тысячи, но без малого полтора миллиона лишенных крыши и средств к выживанию брело по холодным дорогам. Их гнали отовсюду, и так шли они, никчемные, по российским дорогам – от спецпоселения до трудового лагеря, от барака к эшелону. Масса евреев хлынула через границу Польши, едва туда вошла Германия, но Россия не приняла их, некуда их было селить, и евреи разбрелись вдоль границ, пробираясь к югу, в ожидании немцев, которые шли по пятам. Белорусы, украинцы, поляки – те, что не приняли немцев и успели скрыться, – бежали со своим скарбом в Россию, а немцы шли по пятам. Берия, нарком НКВД, писал отчаянные приказы о трудоустройстве сотен тысяч беженцев, но трудоустроить их было некуда, и евреи ждали гитлеровцев, которые приспособили их рыть рвы друг для друга. Начиная с 1923 года – с первых массовых переселений корейцев, финнов и поляков, – сотни тысяч отправляли спецсоставами с места на место, согласно концепции принудительного труда. Их гнали в Казахстан и Калмыкию, татар и немцев, армян и курдов, а потом и семьи кулаков, осадников, осужденных и просто несчастных бездомных, которых брали в вагон для комплекта, для выполнения плана. А потом пришли фашисты – и место сразу нашлось для всех.
– Пошлите меня корреспондентом на передовую, – сказал Холин, – искупить хочу.
Фрумкина поглядела презрительно:
– Кому нужен такой корреспондент? Иди почту разбирай.
5
Сделать революцию – хорошо, но недостаточно: враги могут разрушить свободную страну. Защищать власть рабочих в боях необходимо, но этого мало: утром врага прогонишь, а враг придет ночью, когда армия спит. Надо ежедневно охранять государство от диверсантов и шпионов.
Работа чекиста – самая трудная и важная.
Соломон Рихтер объяснил во дворе ему и Фридриху Холину, как устроено идеальное государство, если по Платону. Древнегреческий философ хотел, чтобы правили миром философы, вот как у нас правил Ленин, или теперь – Сталин. Надо, чтобы в мировом масштабе главная власть перешла к мудрецам, а не к политикам-интриганам. Есть граждане, склонные к размышлениям (Щербатов в этом месте подумал, что Рихтеры как раз такие граждане). Пусть эти философы направят энергию своей мысли на
В сущности, коммунистическая партия задумана как собрание выдающихся умов. Партийцы – философы, они принимают решения.
Мудрецы пишут правила, а люди работают, служат общему делу. Каждый несет свой труд в копилку общества. Если народу не объяснить, как именно поступать, простой человек может пойти неверной дорогой. Пойдет воровать, будет лентяем, пьяницей. (Есть у нас такой знакомый – Коля Ракитов, подумал Щербатов. Парень неплохой, но непутевый. Простой народ – что с него взять?). Но если развивать в народе знания и трудолюбие – люди станут единой семьей.
Детей воспитывают сообща. (Например, в пионерских лагерях и школах. Или вот в нашем дворе.) Детей надо собрать в общий лагерь. Иначе один ребенок вырастет в богатой семье и станет жадным, а бедный ребенок будет завидовать. Так общества равных не получится.
Рядом с рабочими есть поэты и художники, которые воспевают их труд. (Ну, например, Фридрих Холин – он с детства стихи пишет и в газете работает, талант явный у человека.) Рабочий работает, поэт пишет стихи про его подвиг, а журналист сочиняет статью в газету, чтобы все знали, как рабочие работают. Людям труда – почет, а детям – пример.
Но ведь надо и охранять философов, тружеников и поэтов. Для этого существует специальный отряд в обществе – Платон назвал этот отряд «стражи». (Например, семья Дешковых – типичные стражи, они с пеленок в армии.) Стражи охраняют людей от врага – сражаются с другими армиями, это внешние стражи. А другие стражи следят, чтобы внутри общества был порядок. Поэт напишет дурные стихи, научит детей плохому – будет пропагандировать пьянство. Надо такого поэта остановить. Или журналист станет писать неправду – надо такого лгуна одернуть. Или труженик станет воровать. Или философ попадется хитрый: придумает закон, чтобы все добро несли ему одному. Для того чтобы общество всегда следовало справедливости – вот для этого нужны внутренние стражи. (Например, такие, как я, подумал Щербатов, который решил служить в ОГПУ.)
И когда общество будет связано принципом равенства и взаимной ответственности, когда у людей будет твердое правило взаимной заботы – вот тогда можно говорить, что существует свободная республика, наше рабоче-крестьянское государство. Потому что свобода – это не личное удовольствие, но исполнение общественного долга, долга перед всеми людьми на свете. Ты должен помогать старым и малым, должен уступать беременным место в трамвае, должен работать на благо Родины – это твой долг. Твой долг – это и есть твоя свобода. Тут все одновременно. Нельзя быть свободным помимо выполнения своего долга.
Это рассказал Соломон Рихтер, а Фридрих Холин ему тогда возразил, Холин прочел вслух стихи Пастернака – что-то по поводу «вакансии поэта», мол, зачем в дни великого совета оставили вакансию поэта – это опасная должность! Дескать, пока философы принимают решения, что поэту делать? Ждать от старших указаний, или можно самому писать, что в голову придет? Да и Щербатов решил съязвить, спросил: значит, если я беременным тетям место не уступаю в трамвае – я не свободный человек?
Соломон сразу отрезал: нет, тогда ты не свободный. Обыкновенный хам трамвайный.