Красный тайфун

Савин Влад

Шли через два океана — двенадцать «двадцать первых» с русскими экипажами, наши U-214 и U-218, громадный двухтрубный пароход «Советская Украина» (бывший «Берлин») в качестве плавбазы и штабного корабля, и два транспорта, «Ижора» и «Луга». В Норфолке к нам присоединились, также под русским флагом, два эсминца типа «флетчер» и шесть десантных кораблей. Стоянка в главной американской военно — морской базе была короткой, и ее омрачило крайне враждебное отношение американцев к моим парням, вплоть до драк и поножовщины без всякого повода с нашей стороны — при том, что к русским было показное дружелюбие. И это, как нам сказали, были еще «цветочки», а вот попробовали бы вы зайти в британский порт…

Этот факт убедил в правильности сделанного нами выбора колеблющихся (если таковые и были среди нас). Профессия моряка вполне достойная и оплачиваемая, чтобы менять ее на какую-то другую (особенно в свете послевоенных бедствий, голода и безработицы). В то же время мы видели, что торговый флот Германии уменьшился еще в большей степени, чем военный, а всерьез рассчитывать на карьеру у американцев или англичан, для бывшего подводника кригсмарине было полным абсурдом (и надо полагать, у всех держав после войны будет в достатке своих моряков). Бежать же в Латинскую Америку (где сильна католическая церковь), после римских событий, было бы верхом глупости. К тому же русские, формируя экипажи на наши лодки, отдавали явное предпочтение семейным, чьи родные остались в Германии.

Ну а для меня лично выбор был ясен. Если Германия не погибла, а называется сейчас ГДР. И как положено, имеет свой собственный флот. Чем мечта дослужиться до чина капитана цур зее (прим — кап.1 ранга в советском флоте — В. С.) хуже любой иной (а уж выйти на пенсию адмиралом, это предел!).

Конечно, нас не оставили без внимания. От русских в нашем экипаже наличествовал капитан — лейтенант Сапожников, не партийный функционер, а служивший ранее первым вахтенным офицером на одной из лодок Балтийского флота (прим. — герр Байрфилд называет должность старпома, как ему привычно в кригсмарине. Хотя аналогия не точная — на немецких лодках «первый вахтенный офицер», это еще и командир БЧ-1–4 — В. С.), и хорошо говоривший по — немецки. Исполнял у нас обязанности офицера связи с русским штабом, а никак не кригс — комиссара, до того дня. Единственно, что делало похожим Сапожникова на кригс — комиссара, так это то, что после, с началом войны, он взял на себя обязанность читать и переводить экипажу военные сводки Совинформбюро. Русская армия вела наступление по всем фронтам, буквально размазывая японцев тонким слоем. Черт подери!.. Но нам немцам почему-то было чертовски приятно быть частью этой всесокрушающей силищи!

Камчатка показалась мне похожей на Норвегию. А Петропавловск, главная русская база здесь — на Нарвик. Нельзя сказать что русские относились к нам с братской любовью — но исправно выдали положенное снабжение (непривычным лишь было, что хлеба нет, одни сухари — в кригсмарине свежую выпечку брали, из расчета хотя бы на первые дни), сообщили всю необходимую информацию. Даже сводили желающих в местный музей (оказывается, тут есть и таковой!), где мы узнали, что этот город мало того что основан почти два века назад, так еще имеет славную военную историю, успешно отбившись от набега лимонников с лягушатниками в 1854 году, и истребив японский десантный отряд в 1904. Сейчас же Петропавловская бухта была забита кораблями, как бочка селедкой, одних лишь субмарин было четыре десятка. С удивлением я увидел знакомые очертания русской «моржихи», и лишь вблизи было видно, что это макет. Но и сама сверхсубмарина тоже была тут, неделю назад, и вышла в море перед самым нашим прибытием. Если это так, то мне искренне жаль япошек — и черт возьми, приятно что в этой войне Полярный Ужас будет сражаться на нашей стороне! Шмульке, мой второй вахтенный офицер, усомнился, зачем тогда здесь нужны мы? Я ответил, что русские, вероятно, похвально предусмотрительны, как у них говорят, «не кладут все яйца в одну корзину».

Мы вышли из Петропавловска 30 мая. Шли к берегам Японии, сильно отклонившись к востоку, в океан, от Курильских островов, мы не «двадцать первая», нам приходилось быть осторожнее. Причем бояться следовало не только японцев, в этих водах вполне можно было наскочить и на американские корабли, а особенно, самолеты. Но все ж спокойнее, чем в Атлантике, янки пока еще были тут гостями, не хозяевами, а японская ПЛО после англичан смотрелась убого. И от нас требовалось, прежде всего, тихо прийти и тихо уйти, выставив в Сангарском проливе у входа в порт и базу Хакодате пятнадцать мин SMA, что мы таскали в шахтах еще от Бремена. А уж после, охотиться на встреченные японские корабли и транспорта.

Первого противника, подводную лодку, мы обнаружили акустикой, хотя шли в надводном положении, успели погрузиться. Были уже сумерки, но силуэт цели еще можно было хорошо различить в перископ. Одна пушка на палубе, позади довольно крупной рубки, была характерна для японских крейсерских субмарин, но не для русских лодок (прим. — и для ПЛ США тип «Балао» и «Гато». Герру Байрфилду следовало быть внимательнее — у американцев рубка башнеподобная, а у японцев удлиненная, из-за самолетного ангара. Но если смотреть в сумерках, и под острым курсовым углом, то действительно можно ошибиться — В. С.). К тому же мы достоверно знали, что русских в этом районе, к тому же идущих со стороны океана, курсом на запад, быть не может. Американские союзники также не сообщали нам ни о каких своих операциях здесь и в это время — потому я решил атаковать. Две торпеды были выпущены с дистанции всего девять кабельтовых, одна из них достигла цели. Так как наш поход лишь начинался, мы не стали всплывать, чтобы подобрать пленных.

11 июня мы подошли к цели. За все время нам четырежды приходилось уклоняться срочным погружением от самолетов, и один раз мы обнаружили корабельный противолодочный дозор из пары тральщиков. Поскольку проникать глубоко в акваторию пролива Цугару было бы самоубийством, я решил, в рамках полученного приказа, выставить мины двумя банками у его восточного входа, на предполагаемом фарватере. Как назло, на отходе черт послал нам навстречу одиночный японский транспорт, без охранения, в очень удачном ракурсе. И это в тот момент, когда мы находились во вражеских водах, в пределах досягаемости базовой авиации, имея в батарее едва треть заряда! То есть, успешно уклоняться долгое время от весьма возможного преследования мы под водой не могли!

Потому я вынужден был отказаться от атаки. И имел неприятный разговор с Сапожниковым — с трудом сумев ему объяснить, что не стоит сейчас рисковать нашими жизнями, ради возможности отыграться после. Русский явно остался недоволен, и очевидно, по возвращении напишет на меня донос. Надеюсь, судьба еще пошлет случай оправдаться!

Случай представился на следующий день. Какой-то каботажный пароходик, тонн на девятьсот, ползущий вдоль берега на север. Но в военное время не бывает гражданских судов — напротив, законы тотальной войны говорят, что все, что нужно для выживания вражеской нации, тем самым имеет военное значение! Потому я дал приказ атаковать — и японцы очевидно, даже не заметили торпед, ведь электрическая G7е не дает следа, а акустики на этом корыте быть не могло! Попал хорошо, пароход быстро затонул, шлюпки спустить не успели. А то можно было бы попрактиковаться в артиллерийской стрельбе — но русские отчего-то к такому относятся неодобрительно!

В сумерках мы заметили еще одно судно, с похожим силуэтом, идущее тем же курсом. Мы успели полностью зарядить батарею, за спиной было открытое море, а значит, свобода маневра — и я заявил Сапожникову, что «сейчас он увидит истинно атлантический класс». Где те «жирные годы», когда мы легко набивали себе счет в десятки единиц и сотни тысяч тоннажа, почти не подвергая себя риску? Тактика была именно такой — в темноте сближались с конвоем, благо охранение почти или полностью отсутствовало, и стреляли торпедами из надводного положения, с минимальной дистанции (на некоторых U — ботах даже арматура для погружения успевала заржаветь — за весь поход не ныряли совсем!). Сейчас же я хотел, в извинение досадного эпизода в Снгарском проливе, показать русскому гостю германское искусство подводной войны, потому стрелял всеми четырьмя, растворив «веер». Торпеды уже ушли — и тут добыча вдруг освещает нас прожектором, и резко поворачивает в нашу сторону, и открывает огонь, не менее чем из 12–сантиметрового калибра! Это был не транспорт, а противолодочный корабль, тип D — класс, аналогичный нашим миноносцам!

Это было чудо, что в нас не попали! У меня руки дрожат, как я о том вспоминаю — дистанция была, кабельтовых шесть, а то и меньше! Срочное погружение — но пока мы толклись у люка, а один из японских снарядов разорвался так близко, что до нас даже брызги долетели, какой-то из наших «угрей» все же нашел цель! А для корабля в восемьсот — девятьсот тонн этого более чем достаточно. Так что я приказал отставить погружение, хотя палубу уже заливала вода — продуть цистерны, и приготовить к бою все наши пушки, и ахт — ахт перед рубкой, и оба эрликона. Сейчас эти желтомордые расплатятся сполна за наш страх!