Красота

Вулин Александр

Дандоло ушел опустошенный, унося с собой туманные обещания, которые не гарантировали ни компенсации за огромный ущерб, ни возврата товаров. Ушел без надежных договоров и подписанного разрешения на возвращение венецианских торговцев. Он чувствовал себя каким-то неотесанным болваном, беспомощным варваром, который должен быть благодарен за то, что ромейский император снизошел и позволил лицезреть себя, пусть и совсем кратко. Он даже был лишен утешения, пустого вежливого извинения из царственных уст: его визит был унизительным, а результат – ничтожным.

Поездка в Царьград оставила глубокое и неизгладимое впечатление: он познакомился с чувством бессилия и поражения и в ответ родилась – ненависть, глубокая и спокойная как море, которое

он пересек. Смесь унижения и восхищения, которые он испытал, сделали его мстительным, посеяв в его душе пока еще неясное и мутное желание влепить пощечину этому надменному и мощному царству. Он был поражен тем, что увидел и возненавидел то, что пережил. Им двигала страсть, впервые возникшая в его размеренной правильной жизни. Он больше не мог сдерживаться и желал одного – чтобы однажды он вошел в этот город как победитель, чтобы он и его Республика завладели землей и знаниями, которыми так несправедливо были наделены еретики-левантинцы. С тех пор он делал все, что мог, чтобы отомстить грекам: плел интриги, находил самые разнообразные способы, чтобы помешать им в их делах и поставить подножку, чтобы разрушить их планы и помешать в любых намерениях, о которых он узнавал.

В 1176 году, когда гордый император Мануил, возглавлявший свою армию, был поражен турками в битве при Мириокефалоне, Дандоло ликовал, продолжая с еще большим усердием делать все, чтобы приблизить падение высокомерного царства, и таким образом отомстить и наконец-то свести с ним счеты. Обильные дары, которыми Венеция щедро подкупала, падких на дорогие побрякушки, царских чиновников, сделали свое дело: сладкогласые царедворцы убедили своенравного басилевса позволить латинским торговцам вернуться в столицу империи.

Венецианцы и остальные латиняне вернулись на берега Золотого рога и продолжили торговать, хотя так и не смогли вернуть прежние привилегии и преимущества. Императоры, не менее искусные в манипуляциях с чужой алчностью, продавали права и разрешения – то генуэзцам, то венецианцам, то пизанцам, усугубляя рознь между маленькими латинскими торговыми государствами. Между великой империей и маленькими республиками постоянно вспыхивали конфликты.

В 1182 году Дандоло получил известие, что в Царьграде опять произошло ограбление латинских торговцев, что озверевшая толпа убила и изуродовала папского легата, голову которого отрезали, привязали к собачьему хвосту и оставили на поругание. И через десять лет после первой миссии Энрико Дандоло опять решился нанести визит в дерзкий город, чтобы попытаться убедить императора Алексея II Комнина вернуть привилегии, но в первую очередь – чтобы вымолить для Венеции постоянную часть города, где бы венецианские торговцы были свободны от императорской власти и могли беспрепятственно торговать.

Как и в прошлый раз, Энрико Дандоло покорно ждал, его опять также унижали, высмеивая и старческий его возраст и дряхлое тело, которое и самому хозяину уже носить было мучительно. Язвительные греки отправили его участвовать в императорской процессии, не объяснив зачем он, подвергаясь разным неудобствам, должен ждать на улице, чтобы увидеть императора издалека, как это мог сделать любой другой человек в Царьграде. Язвительные греческие хозяева поместили его в нижней части одной из непокрытых трибун рядом с собором Святой Софии, где он один, без охраны, смешанный с обычным народом, ждал шествия процессии, хотя другие иностранные посланники, располагались на почетных местах, окруженные царскими сановниками и их вниманием.

Дандоло сидел без защиты и сопровождения, будто являлся частью массы подданных православного императора. Он чувствовал себя не в своей тарелке, его пугало простонародье, ором приветствующее процессию, он не знал, как ему быть, как себя вести и что говорить. Находясь в толпе, Дандоло молчал и тщательно скрывал растерянность и тревогу. Он старался не привлекать внимания этих людей: наемников, крестьян, военных, ремесленников и торговцев, нотариусов,

школьных учителей, государственных и городских чиновников, священников, монахов и евнухов.

За закрытыми дверями Большого дворца нарядно и богато одетый император подал знак к торжественной процессии. Впереди шли знаменосцы и воины, вооруженные деревянными секирами, обмотанными прутьями, а сам царь шел в окружении знати, и гордящейся заслуженной честью. Император со строгим и равнодушным выражением лица, шел в тени большого золотого креста, который согласно легенде сделал равноапостольный Константин I. Непреклонный, изысканный, уверенный в своих силах и призвании, он шел мерным шагом, бережно неся свою высоко поднятую голову на которой сияла тяжелая корона, украшенная драгоценными камнями и золотом.

За императором Алексеем II Комнином шагали специальные отряды императорской гвардии, беззаветно преданные защите басилевса, а рядом с ними шли личные евнухи царя, которые отвечали за его одежду и удобства, и камердинеры, следящие за общим порядком. Энрико Дандоло, венецианский посол опять чувствовал, что он в этом мире чужак. Он терпеливо сносил громкие издевки, грубые шутки и угрозы, делая вид, что не понимает ругательств и не замечает презрительного отношения власти и народа. Он ненавидел, но и восхищался.

Как и в прошлый раз он едва сумел скрыть удивление и дрожь, охватившую его, когда он услышал гармоничные небесные звуки и ясную метрику хоров. Хористы приветствовали и встречали императорскую процессию гимнами во славу правителя. И это пение с богатой ритмической каденцией и непрерывным, мелодичным, завораживающим повторением, было настолько неземным, словно литургию пели ангелы в райских садах. Для хорошо подготовленных, специально отобранных певцов и остальных участников шествия, вдоль улиц установили особые фонтаны, заполненные фисташками, миндалем и вином.

Путь, по которому должна была пройти процессия, заранее выровняли и вымыли стружкой, пропитанной розовой водой. Улицы и здания, мимо которых должен был пройти император со свитой, украсили цветами, ароматными растениями и дорогими шелковыми лентами. Город коронован – говорили ромеи громко, чтобы латинский незваный гость их услышал и понял.

Прибыв к собору Святой Софии, украшенном венками из цветов и серебра, император без оружия, защищенный божественным происхождением и преданностью города, неприкосновенный и безгрешный, вошел в Великую церковь, где его встретил патриарх— епископ над епископами. В великолепных одеждах, с нагрудным крестом в золоте и сиянии дорогих камней, патриарх Царьграда, полный почтения и смиренной преданности, поприветствовал верного во Христе Боге царя и императора ромеев. Он, склонив голову, ждал, когда законный правитель выйдет из-за занавеси, за которым евнухи снимали корону с миропомазанной головы – в знак покорности перед Небесным властителем, единственным существом, вознесенным выше царя. Дандоло довели до церкви сопровождающие низшего ранга. Они быстро и без уважения провели его к дверям храма, и подтолкнули к входу, оставив одного в духоте, среди простого люда. Огромное здание православной церкви, название которой он презирал, а учение считал чуждым и еретическим, ошеломило Дандоло блеском и величием. Он потрясенно разглядывал вздымающиеся чудесные своды, с которых спускались золотые люстры, расписанные ликами святых и апостолов; люстры, рассеивающие яркий свет свечей, которые отражались по драгоценным камням и металлам, которыми так расточительно был украшен храм и находящиеся в нем люди. Под куполом горели тысячи лампад, висевших на длинных цепях из кованой бронзы, которые освещали золотые мозаики стен и отполированные мраморные полы. Дневной свет, проходящий сквозь многочисленные окна, расположенные на огромном куполе был неземным. Свет просачивался сквозь люнеты полукуполов, заливал корабль церкви тонкими рассеянным золотым туманом, и, казалось, что люди парят, словно находятся где-то в другом, лучшем мире.