Кратчайшее расстояние
Шрифт:
– Принято. СК, - голос Келлера.
Еще два коротких рапорта, на экране я вижу, что справа от Игоря работает кто-то из парней, кажется, Артем. Марк и Слава Есин в кадр ни разу не попали.
– Борт, - в голосе Игоря напряжение, изображения нет, только нечеткая переломанная картинка дрожит.
– Луна звенит, как колокол. Сворачиваем работы, возвращаемся. Нетесин, Есин, работы прекратить немедленно. Нетесин! Возвращайся, это приказ!
Гул, тишина. Черный экран.
– Учитывая опыт исследований на Марсе, в каждой точке высадки нами установлены сейсмографы. Толчки магнитудой 5-5,5 баллов зафиксированы одновременно
– Служба связи?
– Работаем, - коротко отчитался руководитель группы.
– Какие варианты? Медицина?
– При экономии кислорода в баллонах на 6-8 часов, плюс тридцать минут резерва. В случае возвращения на ВПК могут воспользоваться запасными баллонами, время соответственно увеличивается вдвое. Это если баллоны на четверых разделить. Соответственно, если...
Свенковский коротко и резко опустил ладонь на столешницу. Я увидела, как бледная Катя закусила кулак.
– Короче, до двух часов следующих суток ситуация... приемлемая.
На экране Жанна сняла наушники, встала и ушла из кадра.
Это были самые тяжелые сутки в моей жизни. Хуже беспомощности, хуже горя потери может быть только неизвестность. Мы с Катей остались в ЦУПе, в одном из кабинетов групп поддержки, рядом с залом управления. Все переговоры нам транслировали в режиме реального времени, приносили еду из столовой, регулярно заглядывал врач, из медцентра принесли пледы, тапочки, даже подушки под спину. Родители Игоря ждали в нашей квартире. Я рассказала им все, что знала, не утаивая. Время от времени мы созванивались: они за меня тревожились, я старалась как-то маму ободрить. Моим тоже сообщили, и они прислали смс-ку, что вылетают. Вдвоем с Катей мы что-то обсуждали, старались держаться, молча - то сбивчиво, то горячо - молились. Плакали, запрещая себе плакать. Твердили, как заклинание - верить. Мы должны верить, надеяться. Бабушка говорила 'любовь и молитва со дна моря поднимут'. Что нам еще оставалось? Только любить, верить и надеяться.
Командный пункт центра, персонал Главных оперативных групп управления эти сутки работали как проклятые. Сотрудники по окончании смены остались в ЦУПе, подъехали с выходных. Подключили все резервные рабочие места, пытались пробить связь, в невероятно короткие сроки перепрограммировали один из спутников, проложили траекторию над районом высадки. После первого же витка увеличили полученные фотографии. Видимых разрушений в кратере нет, пирамида цела, взлетно-посадочный комплекс не поврежден. Людей не видно. Келлер смотрел на монитор и на глазах становился мрачнее и мрачнее.
– Блоки на пирамиде встали на место. Видите, - он вывел на экран раннее изображение, - здесь был вход. Мы его не закрывали, после того, как первый раз открыли, да и действие механизма нам пока не удалось понять.
– Можно открыть пирамиду изнутри?
Келлер оглянулся вглубь корабля.
– Таких попыток мы не делали, - ответил уклончиво.
– Что предлагаете?
– Горелов повернулся к офицерам.
Начальник ЦУП ответил не сразу.
– Продолжить мониторинг места высадки, наладить связь.
– Что вообще со связью?
– рявкнул Горелов.
Длинный доклад связистов, полный технических терминов, мы почти не слушали. Обнялись с Катей,
– Люда, дети, - предостерегающе сжала мою руку подруга.
Дети, и правда, вели себя непривычно тихо.
– Все будет хорошо, - прошептала я, гладя живот.
– Все обязательно будет хорошо.
Маленькая ручка (или ножка?) ласково толкнула меня изнутри, подтверждая.
Доля женщины - ждать, веря в лучшее вновь,
Не сдаваясь ветрам и печалям,
Нас спасает Надежа, спасает Любовь,
И уверенность в том, что нас ждали...
Представляя, что вот он вернется домой,
И обнимет: "Спасибо, родная!"
Прямо в сердце своем принимаем мы бой,
Новый мир без беды создавая.
Надо верить, что жив, и тогда на Луне
Он услышит твой шепот надежды:
"Я тебя очень жду, возвращайся ко мне!"
Он вернется, здоровый, как прежде...
Он обнимет тебя, он дождется детей,
Будет тоже вставать к ним ночами,
И поэтому - жди, и поэтому - верь,
Не сдаваясь беде и печалям!
Стихи Татьяны Резниковой.
Глава 18. Новая жизнь.
К одиннадцати ночи напряжение достигло наивысшей точки. Новостей по-прежнему не было. Мы устали, от долгого сидения отекли не только ноги, но и руки, лицо, поднялось давление. Спину, живот тянуло невыносимо. Мы игнорировали и плохое самочувствие, и врачей, уговаривавших нас отдохнуть, уйти хотя бы на полчаса полежать. В начале двенадцатого Камиль измерил давление сначала мне, потом Кате и молча начал набирать номер на телефоне.
– Палату готовьте. Вызовите гинеколога, который их наблюдает. Подъехала уже? Нет, пока к нам положим, возить некогда.
– Никуда мы не пойдем, - возмутилась я.
– Катя, ты же врач, скажи ты ему!
– Не будь дурой, - грубо оборвал меня Бадамшин.
– У тебя сейчас роды начнутся, и у нее тоже. Ты риск рождения на тридцатой неделе мертворожденных или живых, но нежизнеспособных, осознаешь?
Окончание драмы мы с Катей узнали только поздним утром. Нас увезли, в двухместной палате уже ждала Инга, посмотрела, коротко переговорила с Камилем, медсестричками, нас переодели в удобное, уложили и что-то вкололи. Я уснула мгновенно, еще иголку из попы вытащить не успели. Пришла в себя, полежала, плохо соображая, где я и что вчера было. Голова кружилась, лежать было неудобно, живот ужасно мешал. Живот! Я торопливо ощупала себя. По-прежнему беременна. Дети, вы как? В животе слабо толкнулись. Я еще полежала, собираясь с силами.
– Люда, проснулась?
– тихо позвала Катя.
– Да, - я повернула голову.
– А ты давно не спишь?
– Только что, - подруга выглядела немного бледной, но все же лучше, чем вчера.
– Все ведь уже закончилось?
– выговорила я с трудом.
– Они уже знают?
Вместо ответа Катя нажала кнопку. Через несколько минут в палату набилась куча народу - врачи, Галина Коровина, начальник медцентра. Доктора нас по очереди деловито щупали, обсуждали, что-то решали. Галя и Ливанов стояли у порога, негромко переговариваясь.