Кратос
Шрифт:
Мы разговариваем в кормовой части корабля, которую окрестили кают-компанией, здесь имеется большой иллюминатор, и там, за бронестеклом, медленно проплывает Визант, самая большая планета системы Кратоса, безжизненный газовый гигант.
Анатоль познакомил меня с Дидье Шиноном, и теперь мы с ним обсуждаем специфику нашей пенитенциарной системы. Вопрос небезынтересный. Не знаю, что готовит для меня Родина, уже пытавшаяся меня убить. Блок “Е” для государственных преступников? Или блок “F” для приговоренных к смерти? Хотя вряд ли меня возьмутся перевоспитывать: либо прощение, почет и слава, либо расстрел из Игл Тракля.
Дидье
На нашем корабле летят несколько человек, бывших пациентов Центра, и Дидье за ними присматривает, надеясь передать их в Психологический центр Кратоса. Мне это кажется жестоким. Зачем? Люди сражались с нами бок о бок. Неужели это не искупает все грехи?
– Стереотип мышления, – говорит Дидье. – Отношение к Психологическому центру как к наказанию. Это вообще не наказание, даже не искупление. Это больница. А если человек болен, его надо долечить. Иначе хуже будет всем, и ему в первую очередь, – он пожал плечами. – Я не удивлен вашей некомпетентностью, Даня. Еще не так давно к нарушителям закона относились как к психически больным тысячелетие назад. Заковать в кандалы и посадить под замок. Слава богу, мы отошли от этой практики. Метаморфы ее воскресили. Нарушение закона, если, конечно, он разумен и совпадает с требованиями морали, – это просто психическая девиация. Слабенькая, между прочим. И лечится легче шизофрении. За исключением очень редких случаев.
Я подумал, что, учини я на Кратосе то, что сотворил на Тессе, сидеть бы мне в Центре до конца дней. А так, территория врага, и преступление в данном случае именуется войной. Хотя теоретически Тесса – территория Кратос Анастасис, и я уничтожил имущество империи и убил ее людей. Если господин Страдин обвинил меня в предательстве без всяких оснований, почему бы ему теперь не осудить меня?
– Если бы всех граждан империи прогнать через курс психокоррекции, мы бы давно построили идеальное общество, – продолжает Дидье. – Жаль, бюджет этого не выдержит. И так раздаются голоса, что наша пенитенциарная система слишком дорогая. Всех подвергнуть эвтаназии – дешевле, конечно.
– Зато эффективная, – заметил я.
– Еще бы! Недаром Анастасия Павловна перенесла ее на Кратос. А этот вечно экономит на чем не надо. То на науке, то на искусстве, то на образовании. И до нас дело дойдет.
Не жалует Дидье нынешнего императора.
– Говорят, мы отнимаем у наших подопечных свободу выбора, – продолжил Дидье. – Это не так. Мы просто загоняем их в определенные рамки. У заключенного гораздо меньше свободы. Сделать из человека пассивное беспомощное существо – проще простого. Пятисекундное воздействие биопрограммером. Но в наши планы не входит, чтобы человек оказался беззащитным в несовершенном мире. Обществу нужны активные, деятельные люди. Это сложнее и не достигается путем простого регулирования уровня гормонов в крови. Необходимо не просто снизить агрессивность, а направить ее в конструктивное русло. Для этого применяются тонкие и достаточно сложные методики. И работы минимум на несколько месяцев. Это не то, что описано в старинных романах, на которые любят
– Дидье, а правда, что всех, кто попадает в Центр, прогоняют через такой сеанс биопрограммирования, после которого вообще ничего не хочется, и человек становится послушен, как овечка, и тих, как мышь.
Он улыбнулся.
– «Ничего не хочется» – сильно сказано. Но правило такое есть. Нам же не нужно, чтобы наш подопечный захотел нас покинуть или мешал нам работать. Потом, когда курс лечения заканчивается, мы восстанавливаем уровень гормонов в крови. Не сразу, конечно, постепенно. Чтобы убедиться, что это не привело к прежней деструктивной ориентации личности.
За иллюминатором уплывает вдаль Визант и появляется Ромул, вторая внешняя планета системы Кратоса. Такая же здоровая и бесполезная. Ромул окружен кольцами астероидов.
Уже полностью доступна информационная сеть Кратоса, и мы с Дидье обсуждаем новости. Первая – наконец осужден Хазаровский.
– Два года за преступления группы А – с ума сошли! – возмущается Дидье. – Я работал в блоках “С” и “D”. Это насильственные преступления. За убийства столько дают! Ройтман сказал: «А что здесь делать два года?»
– Кто это? – спрашиваю я.
– Лучший психолог Центра, будет работать с Хазаровским. Раньше занимался Анри Вальдо.
– Ничего себе эстафета!
Как всякий обыватель, я бы начал спорить с Дидье о том, что два года – запредельный срок, если бы сам за четверо суток на гауптвахте «Святой Екатерины» не успел вспомнить всю свою жизнь, умереть, воскреснуть и удостоиться мистических видений. Так что спорить я не стал, зато вспомнил о тессианской традиции подвергать трехдневному аресту всех, кто претендует на должности судей, законодателей и, конечно, психологов Центра. Чтобы понимали, каково это.
Дидье улыбнулся и поделился со мной очередной порцией воспоминаний.
– Я тогда претендовал на должность судьи, подал соответствующее прошение и стал ждать ареста. Это должно было случиться в течение шести месяцев. Случилось через три с половиной, когда я уже устал ждать. Наверное, они собирали материал, чтобы можно было ко мне придраться пореалистичнее. Обвинили в убийстве. Причем труп якобы нашли после вечеринки, на которой я действительно был. Приводили показания свидетелей. Так что я поверил. Несмотря ни на что! Несмотря на предупреждение! Я поверил, что меня действительно собираются за это осудить. Они потом долго смеялись: «У вас естественная реакция!». А я отказался от вожделенной должности и пошел работать в Центр. Не удивились: «Теряем кадры! Либо в адвокатуру люди уходят, либо в психологи!» Так что, Даня, ни один нормальный судья не даст два года за экономические преступления, даже если очень впечатлен количеством эпизодов. Это госзаказ, побоялись ослушаться императора.
– Кто бы сомневался! – усмехнулся я.
– Но ни один психолог не будет держать два года в Центре пациента, с которым работы на два месяца. Будет добиваться освобождения.
– А госзаказ?
– Даже если госзаказ. К сожалению, не за психологом последнее слово.
На четвертый день половину монитора в центре управления уже занял Кратос.
Я смотрю на живую зеленовато-голубую планету, и высадка на нее кажется все более рискованной. Остается только, как молитву, повторять: «Делай что должно и будь что будет».