Кража

Кейн Андреа

Один. Один с Ноэль. Он разложил три последних наброска на полу, пытаясь решить, который ему нравится больше, На первом Ноэль была изображена сидящей на стуле, задрапированной в какую-то ткань, на втором – распростертой на полу, на ковре, на третьем нежилась в постели. В его постели! На всех трех набросках она была представлена обнаженной – ее сверкающая белизной кожа и совершенной формы грудь сводили его с ума. А синева бездонных глаз уводила куда-то в волшебный мир счастья. Он с трудом преодолевал искушение приготовить палитру и начать писать ее портрет тотчас же. Но он подавил желание

творить, подобно эротическому желанию. Он сегодня потратил столько сил, создавая ее образ, а потом любуясь ею, что ему казалось, будто акт любви уже совершен.

Ночь сгустилась над Саутгемптоном. Коляска проехала по широкой круговой подъездной аллее и остановилась.

Дафни подняла голову от страниц романа, который она читала, и выглянула из окна зеленой гостиной. Затем повернулась к мужу, который сидел в кресле, записывал новые статьи приходов и расходов в толстую тетрадь в кожаном переплете.

– Наконец-то! – воскликнула она, вставая с кушетки. Пирс поднял голову, еще не понимая смысла ее реплики.

– Наконец наш сын здесь. А я все гадала, когда же он приедет в Маркхем. Дорогой, он приехал повидаться с тобой. – Она подошла к Пирсу и присела на подлокотник его кресла. Пирс медленно закрыл свою тетрадь, отложил в сторону.

– Ты думаешь, он приехал из-за Ноэль?

– Конечно! – вздохнула Дафни, беря Пирса за руку – их пальцы переплелись в нежном пожатии. – Я помню, как мучительно ты принимал это решение. Все события должны проделать полный круг, полный цикл! Почему и хорошее, и плохое должно повторяться? Почему родители не могут избавить детей от боли, которую уже пережили сами?

– Потому что, только претерпев эту боль, дети могут в полной мере испытать радость, – ответил Пирс, поднося к губам их сплетенные руки и целуя кончики пальцев Дафни. – Не волнуйся, Снежинка. То, что Эшфорд здесь, означает одно, он знает, чего хочет.

– Помоги ему обрести это, – нежно обратилась к нему Дафни. – Помоги ему получить то, что есть у нас с тобой.

– Считай, что я это сделал. – Глаза Пирса потемнели от нахлынувших чувств.

Наклонившись вперед, Дафни нежно прикоснулась губами к губам мужа.

– Мне не важно, сколько лет прошло, – прошептала она. – Ты так же умеешь выполнять мои просьбы и удовлетворять желания.

Она уже была на полдороги к двери, когда вошел Эшфорд.

– Привет, мама, – сказал он с усталой улыбкой.

– Ты выглядишь измученным. Ты ел? – Дафни поцеловала сына в щеку.

– Теперь, когда ты спросила, понял, что нет, – Он провел рукой по волосам матери. – Не ел, по крайней мере с.полудня.

– Сейчас распоряжусь, чтобы принесли поднос с едой. Садись, отдохни и поговори с отцом. – Она продолжила свой путь к двери.

– Мама…

Дафни остановилась в дверях. – Ты не хочешь спросить меня, почему я здесь?

Она ответила ему проникновенной улыбкой:

– Нет. – И закрыла за собой дверь. Эшфорд не менее минуты созерцал закрытую дверь, потом повернулся к отцу:

– Я так понимаю, что вы меня ожидали?

– Твоя мать уже давно ждет тебя. – Пирс улыбнулся и жестом пригласил сына сесть. – Она удивительная женщина.

Эшфорд присел на край дивана, охватив колени руками и глядя

в глаза отцу.

– Не желаешь ли сначала обсудить, что нам удалось расследовать? – спросил Пирс, закидывая ногу за ногу. – Или мы отложим обсуждение этого вопроса на потом, а сначала обсудим главную причину твоего появления у нас?

– Лучше так и сделаем.

Глубоко вздохнув, Эшфорд пустился в обсуждение своих затруднений, не теряя времени на частности и не отвлекаясь.

– Я был решителен с рождения, отличался ясностью ума и не сворачивал с пути, с тех пор, как научился ползать. Так почему, черт возьми, я должен спасовать теперь?

– Потому что теперь ты влюблен, – ответил Пирс, столь же честный и прямолинейный, как его сын. Эшфорд кивнул и вздохнул с облегчением:

– Это я знаю и сам. Но все прочее вдруг изменилось и пришло в хаотическое состояние.

– Повторяю: все дело в том, что ты влюблен. – Пирс встал, налил два бокала бренди, один из которых протянул Эшфорду. Занятый вроде бы только напитком, задумчиво помешивая его в бокале, он говорил: – Мое дело, разумеется, занимает большое место в моей жизни, Эшфорд. Но ты, твои братья и сестры и, конечно, в первую очередь твоя дорогая мать, моя бесценная жена, – это вся моя жизнь. Я все еще живо помню момент, когда я осознал это, и чувства эти органично вошли в мою кровь и плоть навсегда.

Пирс поднял голову и проникновенно посмотрел на сына.

– Это случилось тогда, когда твоя мать приложила мою ладонь к своему животу и сказала, что я стану отцом. Незабываемый момент… Это случилось следом за самой ужасной ночью в моей жизни: ночью твоя мать привезла меня домой после ограбления с пулей, засевшей в плече. Потом она забрала у меня оловянную кружку с деньгами и отвезла по назначению. Ради моего дела она рисковала не только репутацией, но и свободой. Подобно пуле, сразившей меня, вдруг пронзила мысль: еще немного, и я мог бы потерять все – жену, свое будущее и жизнь, которая только зарождалась и о которой должен я был заботиться не меньше, чем о своем деле.

Пирс тяжело сглотнул слюну, взволнованный своими воспоминаниями.

– Знаешь, Эшфорд, в ту ночь я впервые понял, что человек, который любит удивительную женщину и любим ею, имеет приоритет перед неким анонимным рыцарем, взявшимся устанавливать равенство и добиваться справедливости, защищая угнетенных и нуждающихся. И тогда я принял решение – ни разу за все эти годы я не пожалел о нем. Никогда…

Эшфорд, глотая обжигающий напиток, впитывал слова отца.

– Понимаю, та ночь стала для тебя поворотным моментом. Но перед этим… я даже не представляю себе, как ты совсем этим справлялся? Рвался на части?

– Да, с той самой минуты, как встретил твою мать. Я очень страдал. До того, как она вошла в мою жизнь, мною руководили гнев, чувство мести и боль от незаживающих душевных ран. Дафни придала новый смысл моей жизни. Я и не подозревал, что это возможно – заботиться не обо всех, а об одной, о единственной женщине, которая нуждалась во мне, любила меня и кому я отвечал самой нежной любовью. Возник конфликт: моя собственная жизнь – против жизни, которую я обязан посвятить другим. Нечто похожее испытываешь и ты…